Исповедь неудачника, или История странной любви
Шрифт:
Заговорили о литературе. Паша, конечно, не успела прочесть столько, сколько прочитал я, но кое-что знала. На том и сошлись. Нередко занятия у нас бывали в разное время, и Паша в свои свободные часы появлялась вблизи наших аудиторий и якобы случайно попадалась мне на глаза. Мы перекидывались несколькими фразами и расходились. А однажды я встретил её прямо около нашего дома. Конец сентября, день был по-летнему тёплым, но иногда набегал прохладный ветерок. Паша, видно, давно вышла из дома, потому что была в платье с короткими рукавами.
— Привет, — тихо сказала она, внезапно представ передо мной.
— Привет, — ответил я, — могу вернуть тебе Ремарка. Подождёшь?
— А ты здесь живёшь? — она смотрела на дом с таким же обожанием, как на меня.
Я увидел, как её оголенные руки покрываются пупырышками от прохладного ветерка, и сказал:
— Давай лучше поднимемся ко мне. Хоть чуть согреешься. Я тебя чаем напою.
У меня и в самом деле не было никаких грешных мыслей. Паша с готовностью вошла в подъезд. Дома я напоил её чаем. Потом она изъявила желание посмотреть нашу библиотеку.
К книгам мы шли мимо секретера. Паша увидела шарик, взяла его в руки со словами:
— Как интересно… Там, внутри, настоящая морская вода?
— Не знаю, — ответил я, — но шарик волшебный.
— Волшебный?
— Да, он предсказывает судьбу.
— Правда? — удивилась Паша.
— А ещё исполняет заветные желания, — соврал я.
— Правда? — опять спросила Паша и, закрыв глаза, крепко зажала шарик в руке, будто и в самом деле загадывала желание.
— Ерунда, конечно, — засмеялся я, взял у неё шарик, открыл ящичек секретера и швырнул туда сувенир; в этот миг я даже и не вспомнил о предостережении «колдуньи» о том, чтобы я не давал его в руки посторонним женщинам.
От секретера мы пошли к книжным шкафам. Паша, разомлевшая от горячего чая, шла впереди меня. Её длинные густые волосы колыхались передо мной пушистой копной, в которую так и хотелось зарыться головой. Паша вдруг резко повернулась и обхватила меня руками, прижавшись головой к груди. Я не знал, что делать, а она прижималась всё сильнее. Я, кажется, угадал, чего она хочет, но, всё ещё сомневаясь, осторожно расстегнул две верхние пуговицы на платье. Она не отстранилась, только подняла голову и посмотрела на меня таким зовущим взглядом, что я не выдержал. В конце концов, это не я её, а она меня соблазняла. И такая большая девочка должна понимать, чем это может кончиться.
После расставания с Лилей у меня не было постоянной девушки. Я повстречался немного со Светой из медакадемии, потом с Оксаной из политехнического. Ни та, ни другая меня ничем особо не заинтересовали — интеллект у обеих был на уровне средней школы, а к плотским утехам я тогда был ещё не очень расположен. И девушкам, видимо, не удалось разбудить во мне пылкого мачо.
Паша оказалась мягкой, податливой и такой жаждущей, что после холодной и расчётливой красотки Лили и двух безликих девиц я впервые испытал настоящее удовольствие. Лишь после того, как Паша ушла, я стал припоминать подробности, опасаясь, что лишил её невинности. Наконец, понял: я не первый. А кто же первый? Может быть, Витя? Правда, меня это мало трогало. Даже был рад, что упрекнуть меня было не в чем.
Я и не думал о продолжении близких отношений, но Паша с завидной регулярностью приходила к нам на репетиции и держалась всё увереннее. Мы искали новую солистку вместо Лили, но это было не так просто — Витя почему-то всех отвергал. А Паша на это не годилась, она совсем не умела петь. Зато она умела так посмотреть и так «нечаянно» прижаться, что невольно возбуждала желание. Паша жила в однокомнатной квартире у тётки, с которой плохо ладила, и я не отказывал ей в «гостеприимстве», когда она сама напрашивалась. Я стал привыкать к ней, как к наркотику. В интимной близости эта несколько
простоватая девочка из заштатного городка, ещё недавно бывшего селом, пожалуй, превосходила меня. Я удивлялся её ненасытности, но этим она и воспламеняла меня. И я уже имел дело не с тихой доверчивой девочкой, а с искусной женщиной, в которой не затухал костёр страсти.Паша стала преображаться и внешне: чуть похудела, иногда закалывала волосы изящной застёжкой, сменила платья на фирменные джинсы и топики. От меня она ничего не ждала, кроме любви. И я не заметил, как привязался к ней настолько, что скучал по ней, если день, а то и два её не видел.
Мама уже знала о наших отношениях, и Паша нередко оставалась на ночь в моей комнате. После зимней сессии я съездил в их городок, чтобы познакомиться с её родителями. Они держали небольшой магазин и жили без тех финансовых проблем, которые постоянно испытывали мы с мамой. Я вроде произвёл неплохое впечатление на родителей Паши, и в перспективе засветился союз двух любящих сердец. Свадьба откладывалась до лета, чтобы мы могли спокойно сдать весеннюю сессию за второй курс.
Паша переселилась к нам на правах гражданской жены. Я настолько сильно отдавался своему чувству, что и не заметил, когда из глаз Паши исчезло выражение преданной собаки. Совершенно не раздумывая, я выполнял любую её просьбу. Она хотела пойти в кино, когда у них не было пары, и я шёл, хотя у нас в это время были лекции или практические занятия. Ей хотелось прогуляться по парку или по лесу — и мы гуляли, а я в очередной раз пропускал занятия.
Сессия надвигалась, как суровая неизбежность. Я понимал, что моих знаний не хватит даже на тройку с минусом, и рассчитывал только на поблажки, которые мне до сих пор делали как солисту успешного ансамбля.
Однажды на репетицию вдруг пришла Лиля. Зачем приходила, я сначала не понял. Она о чём-то пошепталась с Витей, чуть-чуть послушала нас и заявила мне:
— Павел, ты совсем осип. От пьянок, что ли?
— Тебе какое дело? Ты вон за Жоржем смотри.
— А ты рога почеши и тоже смотри за своей…
Лиля не договорила и вышла. Её слова меня больно укололи. На что она намекает? До сих пор я не знал, что такое ревность. Доверял Паше беспредельно, хотя в последнее время она стала задерживаться после занятий, объясняя это тем, что вместе с однокурсниками нагоняет упущенное. И я, и она очень мало внимания уделяли учёбе, поэтому Паша тоже боялась сессии. Теперь она просила не заходить за ней после занятий, но я, вспоминая слова Лили, буквально подстерегал её у выхода.
По этой причине стал пропускать и репетиции ансамбля. Один раз даже забыл о предстоящем выступлении. Я задержал концерт на полчаса, и Виктор уже собирался отменить его, придумав какую-нибудь причину, которую можно было бы объявить собравшимся зрителям. Но тут явился я и залепетал что-то несуразное в своё оправдание. Виктор не пожелал со мной поговорить и после концерта сразу ушёл.
— Паша, мы с тобой почти не видимся, — с обидой сказал однажды Андрюха, когда я, наконец, пришёл на какую-то лекцию. — Что с тобой происходит?
— А ты чего перестал к нам ходить?
— Так там же эта… жена…
Я чувствовал, что Паша почему-то не нравится Андрюхе.
— Ну, пока ещё не жена… — начал я.
— Да дело не в этом. Просто с тех пор, как Паша у вас поселилась, ты стал совсем другой.
— Какой?
— Не знаю, как сказать… Зависимый!
— Ну и словечко! — засмеялся я.
— Она тебя как будто чем-то опоила, — высказал опасение Андрюха.
— Да брось ты! — возразил я. — Просто мы любим друг друга.