Исповедь оборотня

не буду! Ты прекрасно знаешь, что я с тобой ничего не делал! Просто предупредил и всё! Я

думаю, это для тебя убедительно! Так вот! Если подойдёшь ко мне ближе метра, я буду

расценивать это, как нападение! Помимо боксёрских приёмов, у меня, в арсенале, есть

другие, о которых ты даже не догадываешься! Хочешь познакомится, подойди поближе!

Только не сейчас! Хочу немного отдохнуть! Я всё сказал! – высказав медленно,

полушёпотом, ложусь в кровать.

– Спасибо! – сконфуженно посмотрев на меня, направляется к смотрящему отряда.

Воровская братия притихла! Понимая свою промашку, не хочет оставлять просто так.

Для них нужен реванш. Мне остаётся, только ждать дальнейших действий с их стороны.

В нашу бригаду перевели Москаленко Лёха, мужчина, примерно 40 лет из 4-ого

отряда. В колонию попал из-за пьянки. Прапорщик. После службы, по пути домой, купил

бутылку водки, выпил. Но оказалось мало, душа требовала ещё. Не имея денег, пошёл в

соседний дом, напротив, где отмечали какой-то праздник. Когда ему отказали, посчитав себя

оскорблённым, достал ружьё, стал стрелять по окнам. Дали 10 лет строгого режима. В

колонии вступил воровское братство. Бравировал тем, что он отрицалово, но пока у него это

плохо получалось.

В этот день, в срочном порядке, мне поручили ремонтировать тент электрической

плитки из зоновской столовой. Лёха, как обычно, стоял сзади, посредине помещения, собрав

вокруг себя свою шоблу, развлекал своими байками. Через некоторое время подошёл ко мне

поближе:

– Ну, вот скажи! Сидит и плитки ремонтирует! Ты же офицер, военный! Твоя задача

людей в бой вести! Что не смог повести и тебя сюда закрыли да? Но ничего! Может с

плитками у тебя получится лучше! А я вот прапорщик и ничего делать не буду! Потому что я

знаю себе цену! Это не моё! А то, что сюда укутали, так это же не навсегда! Всё равно выйду

и буду жить как жил раньше, водку пить, баб трахать! А ты хоть одну бабу трахнул за всю

жизнь? – обращается ко мне, умилённо оглядывая своих.

Понимая, что отсидеться не получится, поворачиваюсь в его сторону:

– Лёха! Тебе что делать нечего? Иди, работай, или не работай! Только другим не

мешай!

– И чего это мы перестали работать? – не отвечая на мой вопрос, снова озирая свою

толпу, ухмыляется он.

– А ты, что будешь мне указывать, что мне делать? Что регулировщик?

– Это ты мусор! Я, прапорщик внутренних войск! Прапорщик звучит гордо! Ты кто по

званию?

– Ты, прапорщик? А ведёшь себя как ефрейтор! Может ты ефрейтор? Ну-ка ответь

своей честной компании? Ты, ефрейтор? – ухмыляюсь я.

– Кого ефрейтором обозвал? Слушай ты!.. – и запнулся, покраснел от злости,

осмотревшись по сторонам.

– Ну, кто? А? – не унимаюсь я. Пытаюсь встать, он толкает меня обеими руками в

грудь. Я падаю на стул.

– Ничего себе! Ты что, меня ударил? Косишь под авторитета, а сам руками базаришь!

Лёха, ты попал! Авторитеты так не делают! Это беспредел! Нормальные пацаны речи ведут!

Руки в карманах держат! – с этими словами привстаю.

Он снова попытался ударить в грудь. Я отражаю левой рукой и наношу прямой удар в

челюсть. Он падает, как подкошенный. Толпа притихла, ему помогают встать. Из

рассеченной губы, идёт кровь. Не ожидавший такого поворота, он не на шутку рассердился.

Но больше не подходит близко. Красный, как помидор, с дрожащими губами, растрёпанными

жиденькими волосами льняного цвета, выплёвывая кровь, хватается за своих, словно его

держат и он не может вырваться:

– Ты петух! Тебя сегодня же отпустят по беспределу! – приподнимая грудь,

разворачивая плечи, кричит, потеряв над собой контроль. Тут же умолкает.

В бригаде стоят несколько человек. Это лишние уши не из их братии. Игорь

Чернобуров, зажав руки в кулаки, поставив их крестом перед собой, на уровне паха, как

футболист перед воротами, искоса смотрит на Лёху. Картина впечатляющая многие виды:

здоровяк, рост 1 метр, 80 см., широкой кости, крепкого атлетического сложения. Лёха с

недоростками на шарнирах, из его шоблы, смотрятся, как шакалы перед тигром. Они,

заискивающе зыркают на Игоря, противно улыбаясь.

– Лёха, если ты нормальный пацан, то следи за языком! А то не ровен час, попадёшь и

телегу не вывезешь! – предупреждаю я.

– Пойдём выйдем! Или ты засал! Один на один! Без свидетелей! Что слабо! –

гримасничая, качает головой, как индийская танцовщица.

– Пойдём! – мы направляемся к выходу.

Пройдя по коридору, выходим в курилку. Я не успеваю развернуться, Лёха наносит

прямой удар в голову. Ожидавший от него пакости, резко выворачиваюсь из-под удара,

хватаю его за руку, провожу приём загиб руки за спину. Схватив за горло, внутренней

стороной локтя и нагибаю назад, выполняю удушающий приём. Он храпит:

– Зря ты Лёха всё это затеял! Только себе хуже сделал! – говорю тихонечко в ухо,

ставлю на ноги, отпускаю.

Он стоит качаясь. Не придя ещё в чёткое сознание, кое-как поворачивается в мою

сторону, харкаясь кровью, с обидой и злостью, проговаривает:

– Тебя уже приговорили! Ты уже попал! Ни кто тебя не будет слушать! Радуйся, если

заедешь в гарем! Для начала тебя отпустят по беспределу! И знаешь, кто будет первым? Не

догадываешься? Это буду я! Тебя ШИЗО не простило! Тебя Финат не простил! Потому что

ты попёр против воровских законов! Ты, забыл, что находишься на зоне! Так что последние

дни наслаждаешься жизнью! – он ехидно, нервно хихикает дрожащими губами, махая рукой.

– Ну, приговорили! Ну, опустят! Ну, порешат! Лёха, тебе то, что? Тебе какая выгода с

этого? Раньше же всё равно не откинешься!