Испытание огнём

– Для хозяина всех руд!

Падальщики всё не летели и не летели. Даже сааг-туул принюхался было – жареное мясо пахло сильно, и зверь явно знал, что это, и какое оно на вкус – и, втянув ярко-оранжевые щупальца обратно в дыхательные отверстия, принялся догрызать дерево. Куснул пару раз и издал громкий скрежет – судя по треску, в нижней части растения было мало органики и много окаменевших прослоек.

– Мы уходим! – крикнул с загривка зверя Урджен. Мастера уже вернулись «на борт»; Джейн и Хассека незаметно оставили одних, со всеми их пожитками (кроме умывальника).

– Да сведут нас дороги снова! – крикнул страж в ответ и повернулся к Джейн. – Тени укорачиваются. Нам оставили еды – и на сегодня, и с собой. Надо поесть. Когда стемнеет, и огни зажгутся – спой для бога Камня! Из меня плохой музыкант, но есть камешки и клешня – стука и треска будет в избытке.

Джейн ошалело на него уставилась.

– Петь для… Но я не знаю ваших песен! А мои… вдруг ему не понравятся?

«Хотя… Лили – большой мастер, раз сделала корабль из астероида,» - подумалось ей. «Значит, «Лили среди звёзд» - самое то…»

…Они ярко горели, эти огни, - Джейн видела их сквозь проём в спальном коконе, хотя легла к башне ногами. Уже ночью Хассинельг увёл её, наевшуюся и охрипшую, от Джагульской постройки.

– Не смотри туда, - тихо сказал он. – И не подходи. Ни один зверёк не тронул поднесённую пищу. Значит, Асгаану дары по нраву, и он их заберёт. Он благой бог – но и к самому благому лучше не приближаться.

Джейн молчала. Она помнила каменеющую глину на коже. От башни тянуло прохладой, и воздух вокруг будто тяжелел. Что-то пришло, и она зажмурилась. «Джагулы и их камни!» - мелькнуло в мозгу. «Племя-то уехало… как теперь кузнец без кейека?!»

1 день Мрака месяца Земли. Равнина, окраины пустыни Уру-Джагзур

– Джейн! Просыпайся, рассвет догорает!

Девушка, сонно мигая, высунулась из кокона. Многоцветный световой гейзер угасал над дальним плато, но небо оставалось чёрным, а на земле с трудом можно было отличить гравий от растущей на нём огнелюбки. Хассинельг стоял над собранными вещами, опираясь на посох, и световой круг накрывал три ближайших метра, включая «логово» Джейн; дальше начинался полумрак.

Ещё сумрак слегка разгоняли потускневшие осколки кейека на ступенях каменной башни. Джейн долго щурилась на красноватый свет, - ничего, кроме «огненных камешков» и местного песчаника, она не видела. Там, где с вечера лежали куски мяса, и с них натекло жира, остался шероховатый камень без намёка на блеск. Исчезли и бусы.

– Идём, - поторопил девушку Хассек, распределяя поклажу. – Сегодня и так день почти потерян. Пешком мы еле-еле выйдем к первым Сфенам Уру-Джагзура – а мои тропы сегодня закрыты.

Джейн, совладав с завязками, принялась наматывать портянки. Сегодня было холоднее, чем вчера, и на тело ничего не давило, - но прохлада была какой-то… въедливо-неприятной.

– Что сегодня? Почему нельзя перемещаться?

Что-то колыхнулось в полумраке у башни – там были источники света, они заставляли камень отбрасывать хоть какую-то тень, и вот в ней явно что-то шевельнулось и снова замерло – и Джейн отчего-то вздрогнула, как в далёком детстве. «Тёмные углы, монстры под кроватью…» - она встряхнулась, отгоняя оторопь. «Да тут кровати не найдёшь!»

– Сильный день Мрака, - угрюмо ответил страж. – Ну, как сильный… будь «Элидген» под рукой сарматских вождей, свет был бы не тусклее, чем вчера. Могучие Дим-мин и Вепуат заключили союз даже с живущими-в-тенях. Но без них – сама видишь. Держись рядом, в свете посоха!

Что-то снова шевельнулось у башни – тень качнулась, хотя в свечении камней ничего не изменилось. Джейн услышала тихий, на пределе возможностей слуха, шелест. Это мог быть шорох листьев огнелюбки или скатившегося камешка – но девушке снова вспомнились детские страхи. «Голоса… шорохи и голоса,» - она быстро влезла в сапоги, накинула верхнюю рубаху и свернула спальный кокон. «На привале надо бы вывернуть и проветрить. Жаль, воздух еле движется…»

Она шагнула в световой круг – и увидела, как её тень, проступившая было на гравии, подтягивается к ногам и исчезает. Страж – он тоже не отбрасывал тени, как и вся груда поклажи – довольно ухмыльнулся.

– Главное – не отходи. Те, кто стоят в воротах, сегодня… выходят прогуляться. И если они решат, что тебе пора умереть…

Джейн передёрнуло.

– Те… существа, что были в зале Кайшу?! Это они там, у башни?

– Если бы только у башни, - Хассек снова помрачнел и поднял посох выше. – Был бы «Элидген» свободен… Ладно, что проку от болтовни! Сможешь нести эти два тюка?

…От долгой ходьбы по гравию, потрескавшейся глине, шевелящейся траве и россыпям окаменевшей коры (дорога вывела к дереву-куполу высотой метров тридцать, - и это ещё без верхушки, с обвалившимися «стенками»… чешуйки каменно-твёрдой пёстрой коры валялись повсюду) Джейн успела отвыкнуть. Хорошо, что гравия с каждым пересечённым разломом становилось меньше. Вскоре путники уже шли по серой глине, смешанной с крепко засевшими камешками – в основном серыми и чёрными… хотя – в сгущающихся сумерках всё было серо-чёрным!

– Хассек, - Джейн огляделась по сторонам – выступов рельефа становилось всё меньше, и те таяли во мгле. – Мы только вышли. Уже вечер, что ли?

– Сегодня светлее не станет, - страж ярче зажёг сияющий посох, отодвинув полумрак на пару метров. – Скоро сделаем привал. Охотиться без толку, но еда у нас с собой. Опять хромаешь?

– По глине идти легче, - буркнула Джейн. – Ты из-за темноты перемещаться не можешь?

– Не хочу тревожить стражей ворот, - понизил голос Хассинельг. – В такой день лучше не нарываться.

Что-то холодное с еле слышным шелестом скользнуло на краю светового круга, и он слегка ужался. Хассек прибавил шагу.

…Страж не выпускал посох из хвостовой клешни. Стоянку накрыло световым пятном – и предметы в нём не отбрасывали теней. Но вот сумрак по периметру… сначала Джейн решила, что ей мерещится. Потом – уже после еды, когда не на что было отвлечься – посмотрела в темноту прямо, а не краем глаза. Световой барьер потихоньку, исподволь сжимался, и в сумерках на его краю что-то бродило, сужая круги.