Испытание смертью
Шрифт:
— А что это за счета?
— За (…) госпиталь. Пятьсот долларов в день коту под хвост, чтобы спасти его никчемную жизнь. О, я-то его мигом вытащила оттуда, но слишком поздно: он уже был должен четыре тысячи девятьсот баксов. И все из-за какой-то вшивой автокатастрофы! У него даже не хватило ума погибнуть в перестрелке, как это сделал его никчемный папаша! Нет! Вместо того чтобы помереть, как полагается, он умудрился подпасть в автокатастрофу.
И тут меня осенило:
— Я дам вам деньги, вы заплатите по счету, и тогда он сможет на меня работать.
— Я не возьму эти грязные деньги! Ты что же, думаешь, что я возьму грех на душу, когда
— Хорошо, дайте мне хотя бы поговорить с ним, — попросил я.
— На твою ответственность, я в это не вмешиваюсь. Я не собираюсь участвовать в его мерзких делишках. Если хочешь говорить с ним, вход там, а если хочешь пристрелить его, я заткну уши.
Я спустился по грязной пыльной лестнице в грязный пыльный подвал. У пыльного грязного камина на пыльной и грязной кровати валялся человек. С первого взгляда становилось ясно, что по нему давно тюрьма плачет.
В руках он держал пистолет, направленный прямо мне в грудь.
Торпедо Фиаккола! Снайпер, которого нанимал Гробе, чтобы подстрелить Хеллера в отеле «Брюстер», тот самый, которого Хеллер сбросил с моста на скоростном шоссе. Вот здорово! Фиаккола наверняка злится на него.
— Привет, Торпедо, — сказал я.
Его серое лицо еще больше посерело.
— Откуда вы меня знаете? Я вас не знаю.
— Я видел, как ты работал на мистера Гробса, — ответил я.
— Господи! — произнес он. — Только не говорите Гробсу, где меня найти. Он считает, что я все подстроил и взял деньги, не выполнив наш договор. Это неправда! Этот (…) заманил меня в ловушку и сам забрал эти деньги. Верите, если бы я знал, где его искать, я бы его бесплатно застрелил. Чтоб у него (…) отсох!
Все лучше и лучше.
— Убери пушку, Торпедо. Меня прислал Разза, и у меня есть для тебя работа.
— Это, должно быть, рисковое дельце, иначе Разза не вспомнил бы обо мне. Этот (…) спит и видит, чтобы меня укокошили.
— Работа несложная, — сказал я успокаивающе, присаживаясь на какой-то ящик.
Торпедо постепенно приободрился, отложил пушку и уселся на пыльной грязной кровати.
— Я слушаю, — сказал он.
— Я оплачу твои счета и дам тебе еще пять тысяч, когда сделаешь работу.
— Еще десять тысяч плюс издержки, — отозвался он. — У меня даже ружья нет.
— Я заплачу по счетам плюс пять тысяч и издержки, и ни цента больше, Торпедо.
Он потряс головой. А я и не мог заплатить ему больше. У меня просто не было денег, особенно если издержки окажутся слишком большими.
Дело зашло в тупик.
— У меня будут проблемы с профсоюзом, если я снижу цену на убийство, — сказал он.
— Ты получаешь четыре девятьсот, плюс пять тысяч, плюс издержки, — ответил я. — С каких это пор убийство стоит больше десяти тысяч?
— Страховка. Наемный убийца работает в сфере повышенного риска. Это стоит тысячу в день. Моя (…) мать не выпустит меня из дома, пока я не застрахуюсь. Она носится и вопит, что мне нужна работа, но я-то ее знаю. У нее железная хватка. Вам придется поднять ставку.
Я покачал головой. Тупик. Мы сидели молча. Я терпеть не могу напряженного молчания и, поэтому спросил:
— Почему тебя не берут на работу, Торпедо?
Он пожал плечами:
— Да ничего особенного. Глупые предрассудки. Мистер Гробе. — единственный, кто не обращал на это внимания. Теперь он больше не хочет иметь со мной дело, и я остался без работы. Слухи разные ходят, понимаете.
— Что за слухи? — заинтересовался
я.— Ну, все считают что это извращение. Но это не так. Это абсолютно нормально — мне так авторитетный специалист сказал. В общем-то, с него все и началось, с авторитетного специалиста.
— Началось — что?
— Ладно, я сам расскажу, раз вам еще не рассказывали. Это связано с сексом.
Ого! Может, мне удастся это использовать.
— Рассказывай, но только спокойно.
— А тут и волноваться не из-за чего. Все началось лет шесть назад, когда я отсиживался в федеральной тюряге. Я проходил курс терапии и модификации поведения. Страшная чушь. Тюремный психолог, который отвечал за массовые изнасилования, оказался отличным парнем. Однажды я попал к нему на консультацию, и он сказал, что никогда не видел во мне потенциального насильника и ему, мол, меня жаль.
Как же я могу исправиться, сказал он, если не участвую в групповой терапии? И добавил, что заключенные управляют тюрьмой, но психологи управляют заключенными, и если я не стану сотрудничать, то он отправит меня в тюремный комитет как неисправимого. Но в общем-то он оказался славным парнем, все понимал и сказал, что ему бы не хотелось этого делать. Поэтому я и стал сотрудничать.
Он занимался со мной целыми днями — как это обычно делают в тюремной психиатрии: я (…) его, а он (…) меня в (…). Вот тогда-то он и увидел, что у меня не все в порядке.
У меня никогда не было эрекции, даже с ним. Ему стало жаль меня. Правда, у него была еще масса трудных случаев, но он даже перестал их (…), чтобы только говорить со мной. Он правда славный парень.
Я ему признался, что никогда не мог этого сделать с девушкой или парнем — вообще ни с кем. Он спросил, не хотелось ли мне когда-нибудь (…) свою мать, и был просто шокирован, когда я ответил, что после ее колотушек и всего остального мне это просто в голову не приходило. Я прямо ему выложил, что если кто-то тебя лупит и обзывает бабником, то практически невозможно заставить себя даже подумать о (…) с этим человеком.
Короче, этот психолог все думал, думал и наконец додумался. Он спросил, (…) ли я когда-нибудь мертвую женщину? Мне пришлось сознаться, что я никогда не пробовал. Он сказал, что мне надо попробовать с мертвой, только чтобы она была еще теплой. Он говорил, что это просто психология и совершенно естественно. И подробно рассказал мне, как это делается. Но тут была одна загвоздка. Я сидел в мужской тюряге, и там не было ни одного женского трупа. Но он все равно сделал отметку, что я прошел курс модификации поведения и он рекомендует выпустить меня на свободу. Так я вышел из тюряги. Славный парень.
Правда, я особо не задумывался о том, что он мне говорил. Но полгода назад в банду не поступило ни одного заказа на убийство. Работы не было, и отдел кадров отправил меня в Нью-Мексико охранять транспорт с наркотиками. Однажды ночью в пустыне на грузовики напали бандиты, и в начавшейся стрельбе все ребята разбежались кто куда. Стреляли со всех сторон, и тут я услышал стоны, подполз поближе и, (…), смотрю — валяется мексиканка. Две пули ее достали.
Она дернулась несколько раз и умерла. А я внезапно подумал, что надо проверить эту психологию. Ну, я задрал юбки на трупе, и, Господи Боже мой, (…), оказалось, что у меня отличная эрекция. Тогда я вошел в тело и выпустил весь заряд. Я (…) как бешеный. Что-то такое было в ее мертвом взгляде. И она не говорила, что я никуда не гожусь, и мне нравилось, что ее губы искривлены в смертной агонии.