Испытание страстью

Алистер провел рукой по волосам и издал стон отчаяния:

— Похоже, мы оба попали в ловушку.

Джесс кивнула, потом неуверенно направилась к ближайшему стулу. Сердце ее билось слишком быстро и неровно, и голова кружилась. Алистер сказал «мы», и она поверила, что он не мыслит, будто они могут быть раздельны. Она упала в кресло, обитое желтой камчатной тканью, и с трудом перевела дух.

— Теперь ты будешь занят.

— Да, черт бы побрал все это! Как только Мастерсон узнал о моем возвращении, принялся составлять для меня расписание. В следующие три дня для себя у меня едва ли найдется четверть часа. Только Богу известно, смогу ли я выбрать время облегчиться.

Джесс сочувствовала ему до боли в сердце. Алистеру была ненавистна навязанная ему роль и эта ноша, но он более, чем кто-либо, подходил для нее. Он обладал блестящими деловыми способностями и умел себя поставить, что вызывало уважение великих и влиятельных людей.

— Очень скоро ты сумеешь так наладить процесс, что все винтики и шестеренки станут вращаться гладко, а остальные будут только с изумлением и восторгом смотреть на это.

— Мне плевать на то, что он думает.

— Я имела в виду не Мастерсона, но ведь тебя заботит мнение матери. Она тебя любит и боролась за тебя…

— Недостаточно.

— А чего было бы достаточно?

Взгляд, брошенный им на нее, был воинственным, но Джессика его выдержала.

Алистер заворчал:

— Господи, мне так тебя не хватает. Мне претит то, что надо дожидаться определенных часов, чтобы видеть тебя, и ночью лежать в постели без тебя. Мне необходимо делиться с тобой мыслями и с благодарностью принимать твои советы.

Глаза Джессики защипали непролитые слезы. У него было такое жесткое суровое лицо, и в то же время он выглядел потерянным и одиноким. Он так и держал свою шляпу в руках и теребил ее поля беспокойными пальцами, не отдавая себе отчета в том, что делает.

— Для тебя я всегда доступна.

— Я знаю, чего ты хотела, — заявил он резко, — но не могу этого ждать. Возможно, потребуются месяцы на то, чтобы пробираться через трясину, пока моя жизнь уладится, а я не могу ее устраивать, потому что тоскую по тебе. Я пришел просить тебя бежать со мной и обвенчаться тайно.

Она сжала руки. Боль в груди была такой, что лишала ее здравого смысла.

— Это было бы неразумно, — возразила Джессика.

Алистер замер и прищурил лихорадочно горящие глаза:

— Не поступай так со мной.

— Ты знал, что я должна. Поэтому ты так взволнован и потому пришел ко мне ни свет ни заря. — Она с трудом перевела дух. — Я должна так поступить, чтобы ты мог двигаться дальше по своему пути.

— Должна как поступить, Джесс? — спросил он с обманчивой мягкостью. — Скажи — как?

— Предоставить тебе время и возможность привыкнуть к твоему новому положению в жизни.

— Я сам знаю, чего хочу.

— И я знаю, чего ты хотел, — поправила она, — но теперь ты должен многое пересмотреть и понять, все ли части мозаики на месте. Возможно, ты что-то проглядел? Ты не поймешь этого до тех пор, пока не погрузишься в новую жизнь, и не поймешь, какую роль принял.

— Не говори так, — огрызнулся он, и голос его задрожал от ярости. — Не смей вот так сидеть здесь и чопорно сообщать мне о разрыве наших отношений. Таким безжизненным тоном, будто спрашиваешь меня, не хочу ли я еще чаю, в то время как ты прекрасно знаешь, что это разрывает мне сердце.

— Алистер…

Ее нижняя губа задрожала, и она до крови прикусила ее.

— Ты боишься, — обвинил он ее.

— А ты не боишься? Принимать решения, меняющие всю жизнь, в таком состоянии, как это — самое худшее, что может быть.

Его ноздри раздувались от гнева.

— Ты ведь тоже не можешь жить без меня, Джесс.

Она знала, что не может, и надеялась, что и не будет. Но им обоим следовало сохранять трезвость и твердость.

— Сейчас я не могу оставить Эстер. Она нуждается во мне.

— Но меня ты можешь оставить.

— Ты намного сильнее, чем она.

— И все же я нуждаюсь в тебе! — выкрикнул он, четко произнося каждое слово. — У нее есть Регмонт, и Майкл, и еще ты. У меня же ты одна. Только тебе одной есть до меня дело. Ты одна думаешь о моем счастье. Если ты меня оставишь, Джесс, я останусь совершенно один.

— Я никогда тебя не оставлю, — ответила она шепотом. — Но это не значит, что я должна быть с тобой.

Джессика понимала, что Алистер читает чувства, написанные на ее лице, понимает, что она питает к нему любовь, что она дышит им. Но любовь, по ее представлениям, должна быть бескорыстной, несмотря на все его протесты. Этот брак мог непоправимо испортить его отношения с матерью, единственным человеком, кроме Джесс, который по-настоящему любил его. Если он был готов рискнуть этим чувством, то и она пошла бы на это. Однако пока что он ни словом не подтвердил этого. Он был готов бездумно ринуться вперед и бросить вызов в лицо будущему, которого не желал принимать.

— Джесс! — Его взгляд был жестким, как кремень. — С той самой минуты, как я увидел тебя, я знал, что ты моя. Хоть я и был молод, у меня не было сомнений. Я не женился и никогда не думал о дочерях купцов и землевладельцев, которые встречались на моем пути, каким бы огромным приданым они ни обладали и каким бы выгодным ни был альянс с их семьями. Я отвергал их всех в надежде на то, что однажды ты будешь принадлежать мне. Я не верил, что это невозможно. Я готов был ждать тебя хоть два десятка лет. Ты не можешь требовать от меня, чтобы я продолжал свою жизнь без тебя. Это для меня все равно что смерть.

— Не искажай мои слова. — По мере того как она говорила, ее голос обретал силу и убежденность: — Я никуда не уезжаю. Я не стану искать тебе замену. Я только побуду здесь с Эстер.

— В ожидании чего?

— Я не могу тебя обременять. Это помешает тебе.

Джесс потянула кольцо с рубином со своего пальца, чувствуя, как разрывает свое сердце, режет его тупым лезвием.

— Хватит.

Алистер уронил шляпу и бросился к ней прежде, чем золотой обруч соскользнул с ее пальца. Он силой заставил ее надеть его снова и прижался лбом к ее лбу. Дыхание его стало частым и поверхностным. Оно овевало жаром ее лицо.

— Заставь меня понять это.

— Прежде всего, ты должен знать то, как это понимаю я. — Она сжала его руку, стараясь передать ему всю свою любовь и силу. — Я домыслила то, чего ты не рассказал мне о своей матери и Мастерсоне. И представила себе, как это было: иллюзия приятия фактов и понимания, опровергаемая постоянными попреками и укорами, шпильками и тщательно выбранными оскорблениями. Отчим никогда не позволял твоей матери забыть о ее заблуждении и о том, чего это стоило ему. А она всю жизнь страдала от сознания своей вины и раскаяния. Она позволяла ему ранить ее всеми возможными способами и принимала это как заслуженное наказание. А ты наблюдал все это и тоже страдал по-своему. А ведь дело не в тебе, любовь моя. Тебя не за что винить. Подумай как следует. Есть способы для женщин и для мужчин предотвратить зачатие. Если для нее было просто важно удовлетворить свои физические потребности, разве она не могла подготовиться? Как и ее возлюбленный?