Испытание страстью

— Тому есть основательная и убедительная причина. — Алистер налил себе бренди. — Твое присутствие заставило ее сдерживать чувства и смирить любую эмоциональную реакцию. Теперь у нее есть возможность обдумать эту информацию до того, как она скажет что-нибудь такое, в чем позже раскается. Можно только молить Бога, чтобы, узнав и обдумав все, она, прежде всего, имела в виду мое счастье.

— Ты всегда был отчаянным, но в этом случае… в этом случае твои действия задевают других людей.

Алистер одним глотком опорожнил свой стакан и оперся бедром о консоль.

— Ты хочешь сказать, что не сделал бы всего возможного, чтобы леди Регмонт стала твоей?

Майкл замер, сжимая в руке стакан. Принимая во внимание яростную ненависть, которую питал к Регмонту, он едва ли мог ответить на этот вопрос отрицательно.

Алистер нахмурился и поставил стакан.

— Пожалуй, что мне надо кое-что сделать. Хочешь присоединиться ко мне?

— Почему бы и нет? — проворчал Майкл, приканчивая свой напиток. — Мы могли бы окончить свой день в Бедламе или в наручниках. С тобой, Бейбери, никогда не знаешь, на что рассчитывать.

— Ах… снова этот титул. Ты, должно быть, очень разгневан.

— А тебе предстоит освоиться со своим титулом, который ты так презираешь. На одном только маскараде ты услышишь его сотни раз.

Алистер обхватил Майкла за плечи и подтолкнул к двери.

— Когда я услышу его вместе с именем Джессики, я его полюблю. А до тех пор мне просто придется ублажать тебя, чтобы ты оставался в хорошем настроении.

— Прекрасно. Мне нужен еще один стакан бренди.

— Этот оттенок красного цвета удивителен, — сказала Эстер, сидящая на постели в окружении многочисленных подушек.

На фоне этой горы подушек она выглядела маленькой и очень юной, хотя убранство комнаты обнаруживало вкус взрослого человека. По правде говоря, обстановка личных комнат сестры вызвала у Джессики гораздо большее потрясение, чем этот рулон ткани, который рассматривала Эстер.

В отличие от жизнерадостной обстановки остальных комнат будуар Эстер был отделан в серовато-синих тонах, а также оттенках древесного угля без единой капли белого. Общее впечатление от этой обстановки было трагическим и мрачным. И Джессика никак этого не ожидала.

— Как смело, — согласилась леди Пеннингтон, глядя на них поверх края чашки с чаем.

Джессика переключила свое внимание на кроваво-красный шелк, понимая, что на этот выбор ее сподвиг Алистер и что для него это, должно быть, значит много. Она сознавала, насколько он изменил ее, сделал гораздо более отважной и помог примириться с собой, о чем она прежде даже не мечтала.

— Понятия не имею, когда у меня возникнет оказия надеть платье из такой ткани.

— Будешь носить его дома, — предложила Эстер.

Взглянув на Элспет, Джессика закусила нижнюю губу и подумала, как такой разговор может подействовать на женщину, заменявшую ей мать в течение нескольких лет. Рассердит ли ее попытка Джессики устроить свою личную жизнь?

— Моя дорогая девочка, — сказала Элспет, встретив ее взгляд, — не стоит оглядываться на меня с опаской. Бенедикт любил тебя и хотел бы, чтобы ты была счастлива, насколько это возможно. Я желаю тебе того же.

Глаза Джессики обожгли слезы, и она поспешила отвести глаза.

— Благодарю вас.

— Это я должна поблагодарить тебя, — сказала графиня. — Ты наполнила счастьем последние годы Бенедикта, скрасила его недолгую жизнь. И за это я всегда буду в долгу у тебя.

Боковым зрением Джессика уловила движение на кровати. Эстер подалась вперед, чтобы провести рукой по роскошной ткани. Модистка восхваляла ее достоинства, и в ее тихом голосе слышался почтительный восторг, вполне созвучный мыслям, возникающим при виде женщины, облеченной в такую ткань.

— Возможно, ты сможешь использовать ее для корсажа? — предложила Эстер. — Ее можно будет сочетать с кремовым атласом или даже более тяжелой тканью — дамастом? Или отделать ею рукава? Или использовать как отделку для другой части туалета?

— Нет, — пробормотала Джессика, скрещивая руки на груди, — из нее следует сшить все платье. С большим вырезом на спине и драпировкой на талии.

— C’est magnifique! [3] — воскликнула модистка, просияв и щелкая пальцами, чтобы подать знак двум своим помощницам начать снимать мерку.

В комнату вошла горничная в белой наколке и сделала реверанс:

— Леди Тарли, для вас кое-что прибыло. Принести мне это сюда?

Джессика нахмурилась:

— А есть в этом необходимость? Не можешь ты отнести эту посылку в мою комнату?

3

Это великолепно! (фр.)

— Она прибыла с инструкцией доставить ее вам немедленно.

— Это интригует. Принеси ее сюда.

— Что бы это могло быть? — спросила Эстер. — У тебя есть какие-нибудь соображения, Джесс?

— Ровным счетом никаких.

Хотя тайно она молила Бога, чтобы отправителем был Алистер. Она не видела его всего несколько дней, но ее душевному равновесию уже приходил конец. Если бы не шаткое состояние здоровья Эстер и не необходимость постоянно напоминать ей, что надо есть, Джесс уже помчалась бы к нему.

Несколькими минутами позже появилась горничная с корзинкой в руках. Она поставила ее на пол и покачала из стороны в сторону. Изнутри корзинки послышался жалобный и тихий скулеж, и это заставило Джессику подойти ближе.

— Что это? — спросила леди Пеннингтон, отставляя чашку с блюдцем.

Джессика склонилась над корзинкой, подняла с нее крышку и тотчас же подавилась воздухом при виде крошечного щенка мопса, мечущегося внутри.

— Посмотрите только! — выдохнула она, мгновенно воспылав к нему любовью.

Она осторожно протянула к зверьку руку, чтобы достать крошечное существо, и в восторге рассмеялась, ощутив его нежное теплое извивающееся тельце.

— Господи! — вскликнула Эстер. — Да это собачка!

Ее восклицание вызвало еще большую радость Джессики. Она опустилась на корточки, усадила энергичного мопсика себе на колени и принялась рассматривать металлическую пластинку, свисавшую с красного кожаного ошейника.

«Ахерон», — было написано на одной ее стороне, и она тотчас же ощутила удар в сердце.