Испытание воли

Он быстро подошел к нему. Стрелявшие тут же разошлись, гонимые чувством стыда. Опустившись на колени, он смог увидеть, что, несмотря на белый квадрат в центре груди Хэмиша, выстрелы пролетели мимо. Хэмиш истекал кровью, но был еще жив. Кровь текла у него изо рта, он пытался что-то сказать, темные запавшие глаза на бледном неподвижном лице, в которых был написан конец, о чем-то просили.

Наступление начиналось — немцы отвечали, раздавались отдельные выстрелы. Но Ратлидж стоял на коленях на темном снегу, стараясь найти слова, чтобы просить о прощении. Рука Хэмиша вцепилась в его руку мертвой хваткой, его глаза умоляли, но милосердия в них не было.

Ратлидж вытащил пистолет, приставил его к виску Хэмиша. Он мог поклясться, что губы капрала скривились в улыбке. Он ничего не сказал, и все же его голос звенел где-то в голове у Ратлиджа: «Кончай! Ради всего святого!»

Пистолет выстрелил, запах пороха и крови накрыл Ратлиджа. Умоляющие глаза широко раскрылись, а затем ушли в темноту, покой и пустоту.

Последовавшее сражение с немцами ослепило его, сбило с ног густой вязкой волной грязи и жара, которая поглотила его полностью.

Последней четкой мыслью перед тем, как он погрузился в темную удушливую вечность, было: «Прямое попадание… о господи… если бы только… чуть раньше… это было бы концом для нас обоих…»

А потом… а потом в Лондоне ему вручили эту чертову медаль…

Глава 10

Примерно час спустя Ратлидж отправился в ресторан гостиницы обедать. Он не помнил, как добрался до своего номера, кого встретил по дороге. Это была самая тяжелая вспышка памяти, которую он пережил с тех пор, как покинул госпиталь. Она его расстроила, вывела из состояния хоть какого-то равновесия. Но как доктора ему и говорили, она, подобно другим вспышкам, наконец закончилась, оставив чувство усталости и опустошенности.

Слегка взбодрившись, он настроился на встречу с Редферном и другими обедающими, которые наверняка уставились бы на него с отвращением. Но обеденный зал был почти пуст, а Редферн погружен в себя. Его хромота казалась более заметной, когда он подошел к столу Ратлиджа за указаниями и оперся о стол.

— Слишком много ходил, — сказал он, заметив сочувственный взгляд Ратлиджа, и пожал плечами: — Тяжелее всего лестница. Доктора сказали, что со временем пройдет.

Но голос его звучал невесело, как будто он перестал в это верить.

Ратлидж провел остаток дня в участке, разговаривая с инспектором Форрестом по поводу персон, записанных у него в блокноте. Это было лучше, чем быть одному, лучше, чем общаться с Хэмишем. К тому же таким образом он размышлял вслух, почерпывая сведения, которые местный человек знал, а он нет. Тщетные надежды, заключил он, когда они закончили и Форрест отсел в молчании, почесывая щеку и глядя в потолок, будто надеясь найти там ответ.

— И все-таки что вы думаете? — повторил Ратлидж, стараясь скрыть нетерпение в голосе.

— Вряд ли кто-то из них является вашим убийцей, — ответил Форрест, невольно подчеркивая слово «ваш», как бы оставляя себя в стороне от этого дела. — Возьмем для начала мисс Вуд. Я никогда не видел, чтобы она пререкалась с полковником, не видел и не слышал. Он давал ей все, что она пожелает, ей не о чем было беспокоиться.

— А что, если она хотела получить что-то, что он не мог ей дать?

Форрест засмеялся:

— И что бы это могло быть? Не могу придумать ни одной вещи, которой бы у нее не было! Она любящая девушка, абсолютно неэгоистичная, не упрямая.

— Ну, дальше, Уилтон?

— Он собирается жениться. Вернейший путь потерять невесту — причинить любой вред полковнику, не говоря об убийстве. Здесь, прямо перед свадьбой? Это было бы безумием! И что с того, что они ссорились в ночь убийства? Даже если это так! Вам это много дает? На мой взгляд, для убийства недостаточно! Если нет никаких других улик.

— Тогда почему Уилтон не придет ко мне, не расскажет правду, что было причиной ссоры?

Форрест пожал плечами:

— Может быть, что-то случилось во Франции, о чем знают только они. Может быть, что-то такое, что, как думал капитан Уилтон, полковник не хотел бы знать. Что-то личное.

— Да, он так и сказал, — ответил Ратлидж, поднимаясь и начиная шагать по комнате. — Но мы не знаем сути ссоры, так ведь, и, пока мы этого не узнаем, я не намерен вычеркивать из списка мисс Вуд. Миссис Давенант?

— Очень уважаемая дама. Она вряд ли в принципе могла совершить убийство. И в любом случае, с какой целью?

— Не знаю. Была ли она когда-нибудь влюблена в полковника? Или в Уилтона?

— Никаких слухов на этот счет. Если бы она была влюблена в кого-то, кроме собственного мужа, наверняка хранила бы это в секрете. И вообще я как-то не могу себе представить ее бегающей за полковником с заряженным ружьем в руках. Если бы она ревновала к Леттис Вуд, убийство полковника ей бы все равно не помогло.

— А если бы обвинили в этом убийстве капитана или Леттис Вуд?

— Если бы обвинили капитана, она бы вместо него получила повешенного, так ведь? И я не могу понять, каким образом она могла бы переложить вину на мисс Вуд. Кроме того, если бы над головой мисс Вуд нависла реальная угроза, я думаю, что Уилтон вышел бы и сказал, что это он виновен в смерти полковника, чтобы защитить девушку. И миссис Давенант должна знать это так же хорошо, как и я. Словом, это было бы слишком большим риском, который ей следовало бы принять в расчет.

— А Кэтрин Тэррант?

Форрест неожиданно насторожился:

— А что у нее общего со всем этим?

— Я знаю насчет немца, Линдена. Она хотела выйти за него замуж и попросила Харриса помочь им. Вместо этого Линдена забрали отсюда, и он погиб. Женщины могут убить и за меньшее, а ее чувства к Линдену вовсе не были простым увлечением, это была настоящая страсть.

— Вы на ложном пути! Мисс Тэррант могла бы пожелать страданий кому-то сразу же после того, как узнала, что случилось с немцем, — в таком она была отчаянии. Да, я допускаю это. Но в подобных случаях не медлят, не ждут год или два! А сразу отдаются жажде мести — горячей, бешеной.

— Значит, вы думаете, что она может испытывать чувство мести?

Форрест покраснел, что означало: «Не заставляйте меня говорить о Кэтрин Тэррант! Я сказал, что она была очень травмирована, она могла бы немедленно совершить какую-то глупость, будучи вне себя от горя. Но не убийство».

Ратлидж изучал его.

— Вам она нравится, так ведь? Вы не хотите думать о ней как об убийце.

Форрест ответил сухо:

— Мне всегда нравилась эта девушка, не вижу в этом ничего плохого. Жители Аппер-Стритема демонстративно избегали ее, когда узнали о ней и о немце. Обращались с ней как с грязью, почти все. И моя жена тоже. Как будто она совершила что-то постыдное.