Испытание войной – выдержал ли его Сталин?

В-третьих, борьба развернулась не на каком-то общем фронте, как это бывало во всех прошлых войнах, а сразу распространилась на большую глубину; она, стало быть, не носила линейных форм и приняла глубокий характер. В итоге польские (в нашем случае советские. – Б.Ш.) войска были разъединены и разорваны по частям; всюду предупрежденные германскими мотомеханизированными частями, они имели их у себя в тылу и потому не были в состоянии принять бой с подошедшей с фронта германской пехотой. Фронт обороны потому нигде не мог быть организован, и маневренный вал германского наступления мог продолжать свое безостановочное вращение».

И добавил: «Не соотношение пространства и численности вооруженных сил оказалось главенствующим фактором, определяющим в этом отношении характер современной войны». А маневр бронетанковыми войсками. То, о чем, как выяснилось, безуспешно талдычили Тухачевский с Уборевичем и Триандафилов с тем же Иссерсоном.

Южный фронт (22 июня – 16 июля): Соотношение сторон и прогноз развития событий

Противник мог выставить две румынские армии (13 дивизий и 9 отдельных бригад) и одну (11-ю) немецкую в составе семи пехотных дивизий.

Советские армии имели 15 стрелковых дивизий, 3 кавалерийские, 6 танковых и 3 моторизованные дивизии. Советская сторона располагала 5554 орудиями и минометами, 769 танками (60 из них Т-34 и КВ) против 60 безнадежно устаревших румынских танков французского производства.

Личный состав Южфронта советский источник определяет в 325,7 тыс. человек, тогда как противника в 500 тыс., из них 67 % румыны (16, 1989. № 7, с. 16 табл.). Но это лукавый подсчет, ибо личный состав советских армий определялся на предмобилизационный период (21 июня), а противника – на начало июля, т. е. после мобилизации. Передержка нужна была для того, чтобы как-то объяснить труднообъяснимое: каким образом небольшие немецкие силы (около 100 тыс. солдат) при поддержке слабой румынской армии успешно оттеснили войска Южного фронта из Молдавии?

По идее, конечно, все должно было происходить иначе. Румынский участок был наиболее слабым. На территории Румынии находилась главная нефтебаза вермахта – нефтяные поля Плоешти. Захват их должен был являться главной задачей Красной Армии на Южном фронте. Мехкорпуса должны прорваться через боевые порядки румынских частей, захватить Плоешти и находящийся рядом Бухарест и выйти в тыл германской 11-й армии. Зажатой в прямоугольнике между Карпатами и рекой Прут, ей стало бы не до удара в тыл Юго-Западного фронта. Ее пришлось бы спасать, для чего потребовалось бы в пожарном порядке бросить в Румынию все имеющиеся резервы, вплоть до переброски частей с других участков Восточного фронта, как это произошло в 1944 г.

В любом случае имевшееся соотношение сил позволяло отбить атаки румынских и немецких войск. А с получением мобилизационных резервов главные бои должны переместиться на румынскую территорию.

Боевые действия

Боевые действия в Молдавии и Карелии не менее, а в чем-то и более интересны, чем бои в Белоруссии или Прибалтике. Интересны своей детективностью. Как удалось немногочисленным и слабо вооруженным для наступления румынской и финской армиям успешно вытеснить Красную Армию из районов, удобных для обороны? Река Прут представляет естественную линию препятствий, а леса Карелии с неширокими дорогами и болотами – удобные места для засад и фланговых ударов, что финны прекрасно продемонстрировали в 1940 г. Однако историками этим участкам фронта всегда уделялось мало внимания. Так, в советской 12-томной «Истории второй мировой войны» вообще умудрились не написать ни строчки о боевых действиях в Карелии. Соответствующий параграф назывался «Героическая оборона Ленинграда осенью 1941 г. Боевые действия в Заполярье». Не заинтересовали коллектив историков и боевые действия в Молдавии. Тоже ни гу-гу. Правда, в 6-томной «Истории Великой Отечественной войны» было уделено некоторое внимание этим событиям. Буквально по несколько строк. В частности, сообщалось, что на «Карельском перешейке в течение месяца продолжались оборонительные бои частей 23-й армии… с превосходящими силами финских войск» (т. 2, с. 87). Но объяснить, каким образом 350-тысячная финская армия, наступая на 600-километровом фронте (от Кандалакши до Балтики), получила превосходство, не стали. Правда, попытались объяснить читателям, откуда взялась недюжинная сила у румынской армии: «Их поддерживали 450 румынских самолетов. Южный фронт имел 649 самолетов, из них большинство самолетов старых конструкций» (т. 2, с. 98). Надо полагать, что румынские ВВС были укомплектованы исключительно новенькими машинами. Предположим. Но начальник Генерального штаба в 1960–1971 гг. М.В. Захаров привел в своей работе «Генеральный штаб в предвоенные годы» другие данные: «По состоянию на 1 июня 1941 года ВВС округа имели 774 самолета, из них истребителей МиГ-3—172 и И-16 – 232, штурмовиков И-153 и И-15—116, бомбардировщиков СБ – 155, Пе-2 – 40, Ар-2 – 24, Су-2 – 35. Условия базирования вполне обеспечивали боевую работу этой авиации» (17, с. 217). Показательно, его работу в советское время не напечатали, наложив на его сочинение гриф «для служебного пользования». Наверно, как раскрывающую государственные тайны.

В «Истории» также был приведен один «оперативный» факт: «Положение в полосе Южного фронта еще более осложнилось, когда 4-я румынская армия прорвала фронт обороны 9-й армии севернее Тирасполя» (т.2, с. 102). Вот собственно и все, что можно узнать в многотомной эпопее о боевых действиях на Карельском и Молдавском участках фронта. Остальное надо было додумывать, в частности, то, что, судя по успеху, 4-я румынская армия имела большие пробивные возможности. Выходит, в отличие от СССР Румыния к войне готовилась более основательно?

Умолчание – верный признак того, что есть что скрывать.

К счастью, командующий Южным фронтом И.В. Тюленев оставил мемуары. Уж он-то должен был рассказать подробно о том, что видел и чем командовал. Но доблестный генерал армии также почти ничего не написал про действия своего фронта в Молдавии. Так и осталось неясным, что за силища навалилась на Южный фронт. Те немногие «проясняющие» фразы, что есть в мемуарах бывшего комфронта, вроде «…крупные силы 11-й немецкой и 3-й румынской армий перешли в наступление… Имея двойное, тройное превосходство в силах и средствах на направлениях главных ударов…», вызывают встречные недоуменные вопросы. А где были наши «крупные силы»? Ведь советские войска численно не уступали противнику. Почему командование Южфронта не создавало ударные кулаки, имевшие двойной и тройной, а в танках, к примеру, пятикратный перевес? Ведь танковых соединений у врага не было. Пыталась ли советская авиация разбомбить переправы врага? И разве изначально не было ясно, что противник вряд ли будет наступать в Южной Молдавии, форсируя широкую реку, а наверняка будет метить в тыл Юго-Западному фронту, переправляясь через менее широкие Прут и Днестр на севере Молдавии? Тогда что сделало командование Южфронта, чтобы сосредоточить там надлежащие пехотную и артиллерийскую группировки, подготовить оборону в инженерном отношении? Ведь время на раскачку было – восемь суток. И наконец, почему не были задействованы надлежащим образом три мехкорпуса? Почему не попытались через румынские части ударить в тыл 11-й армии? Уж тогда немцам стало бы не до наступления. Конечно, можно затянуть старую песнь про неукомплектованность корпусов, но зачем на границе, да еще такой стратегически важной, держать соединения, не готовые к боевым действиям? Для этого есть глубокий тыл. К тому же дивизии противника были укомплектованы еще хуже, они вообще не имели танков, если не считать 60 старых французских машин у румын.

Советские мехкорпуса (2, 16 и 18-й), созданные для сокрушающей атаки, никакой роли в отражении наступления противника не сыграли. А силы у них были: 2-й мехкорпус на 22 июня насчитывал 520 танков, 16-й – 470 танков, 18-й – 280 танков. Итого 1270 танков. В полтора раза больше, чем у 1-й танковой группы немцев. Но те дошли до Киева и далее – до Ростова. Так почему советские танковые дивизии не дошли до Плоешти и Бухареста? Более того, они даже не пытались сделать то, для чего их формировали. Вот вам и «самая наступательная армия в мире».

И на фактор внезапности валить уже не было возможности. В «Истории Великой Отечественной войны» констатировалось, что отсутствие «в июне активных действий крупных сил противника позволило командованию армии в сравнительно спокойной обстановке привести войска в боевую готовность» (т. 2, с. 43). Но что толку? Пришлось мемуаристу, как это уже было принято, прибегнуть к спасительному, все объясняющему вранью.

Приведя эпизоды, где советские части успешно (что закономерно) отражали вылазки румынских частей через реку Прут, бывший комфронта взял на себя тяжкий грех обмана: «К этому времени (8—10 июля. – Прим. Б.Ш.) враг имел перед войсками Южного фронта более чем двукратное общее превосходство в живой силе и более чем полуторное – в артиллерии… Такое положение позволяло противнику создавать еще большее превосходство в силах на направлениях намеченных ударов» (18, с. 132).

11-я немецкая армия и румынские войска «огромной численности» начали наступление 2 июля, и уже 16 июля был оставлен Кишинев. Причем столицу Молдавии и всю ее центральную часть заняли румынские войска. Что же надо было такое сотворить, чтобы Красная Армия, еще недавно воевавшая лучше японцев, имевшая абсолютное превосходство в танках и равенство в авиации, оказалась слабее румынской армии?

Не прояснил ситуацию с Южным фронтом и новый коллективный труд светил уже российской исторической науки. В 1998–1999 гг. вышли четыре тома монографии «Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки». В ней также не было сказано ни слова про борьбу в Карелии, но зато появилось несколько информативных предложений про схватку за Молдавию. В частности, сообщалось, что уже через несколько дней командующий 11-й армией Э. Шоберт, «ссылаясь на отсутствие горючего и необходимость восполнения потерь (молодцы красноармейцы. – Б.Ш.), просил у фельдмаршала Рундштедта передышки в наступлении. Тот согласился, но просил повернуть 54-й армейский корпус для помощи румынам в овладении Кишиневом. 10 июля Гальдер докладывал Кейтелю: «шансы 11-й армии на успех незначительны…» (19, т. 3, кн. 1, с. 163–164).

Но Гальдер плохо знал командование Красной Армии, оставшееся после сталинских «чисток». Тюленев уже успел сделать вывод о многократном превосходстве врага и принял решение об отводе войск за Днестр. Без приказа Ставки он санкционировал всеобщий отход. «Однако Главное Командование признало такое решение не отвечающим обстановке и отменило его. 7 июля Тюленев получил приказ контрударом отбросить противника за Прут, чтобы территорию Бессарабии использовать как плацдарм для будущего наступления…» (11, кн. 1, с. 163). Можно представить психологическое состояние солдат: их части успешно приближались к спасительному Днестру, как им приказали разворачиваться и атаковать «превосходящие силы» противника. Разумеется, из контрудара ничего не вышло.