Испытание войной – выдержал ли его Сталин?
Шрифт:
В 1937 г. Сталин на встрече с руководящим составом РККА сказал, в частности, следующее:
«Иные думают, что сила армии в хорошем оснащении техникой, техника-де решает все. Вторые думают, что армия крепка и вся сила ее в командном составе, – также неправильно. Главная сила армии заключается в том, правильна или неправильна политика правительства в стране, поддерживают ли эту политику рабочие, крестьяне, интеллигенция. Армия ведь состоит из рабочих, крестьян, интеллигенции. Если политикой партии довольна вся страна, довольна будет и армия… Правильная политика правительства решает успех армии. При правильной политике техника и командный состав всегда приложится» (34, с. 73). Мудрость данного вывода доказал 1941 г. Только выводы Сталин из этой истории не сделал. После войны политика эксплуатации населения во имя гонки вооружений была возобновлена. В 1953 г. его соратники кардинально изменили курс, и примерно до 1968 г.,
Если сравнивать по затратам, то подготовка к войне фашистской Германии оказалась намного эффективней, чем сталинская. С небольшим количеством танков и самолетов германская армия сокрушила войска, оснащенные техникой в несколько раз превышающей, чем располагали они. Кстати, эта ситуация затем повторилась. Советский Союз, а вместе с ним советские вооруженные силы потерпели поражение от более «слабых» по числу танков и артсистем американцев. Проблема эффективности – вот основа основ любых управленческих действий.
Проблема «верхов» и «низов» – вековая проблема России. В те периоды, когда такая сцепка была, страна демонстрировала огромные успехи. Великой державой она стала не на пустом месте. Когда же сцепки не было, происходили «неожиданные» государственные катастрофы. Неожиданность состояла в том, что при отсутствии гражданского общества правящий класс узнавал о крайнем неблагополучии чаще всего в период войны (1605, 1773, 1855, 1905, 1917 гг.), когда народ получал возможность «плебисцита». В 1941 г. это, в частности, выразилось в массовой сдаче в плен и неустойчивости войск. Вот эту тайну начала войны и пришлось тщательно скрывать советской историографии.
А теперь позволю небольшое отступление и озвучу наболевшие выводы, трактовать которые можно двояко.
Теория искусственных трудностей
Научные, как и антинаучные теории обязательно опираются на факты, а факты, как известно, упрямая вещь. То есть это феномен, поддающийся опровержению лишь в одном случае – предъявлению других фактов, противоречащих первым. А их всегда предостаточно. В этом состоит главная трудность распознавания двух разновидностей гипотез. За последние десятилетия антинаучных и спекулятивных теорий, опирающихся на «непреложные факты», появилось великое множество. Попробую и я внести свою лепту.
Правда, сразу возникает вопрос: зачем нужна такая теория, раз ее ненаучность признает сам автор? В естественных науках порой приходится использовать принцип дополнительности – вводить в строгую систему доказательств некий умозрительный фактор, без которого вся научная строгость по каким-то на данном этапе неведомым причинам рушится. Это может быть понятие «эфира» или «флогистона» (переносчика огня). Одно время такой подпоркой являлась гипотеза, рассматривавшая электрон в виде волны, хотя большинство ученых было уверено, что электрон мог быть только корпускулярной частицей.
Так и в данном случае, анализируя коллизии отечественной истории, напрашивается ввод принципа дополнительности. Назовем его «теорией искусственных трудностей».
Теория искусственных трудностей базируется на трех постулатах:
1. Создаваемые правителями искусственные трудности призваны повышать тонус народа и расцвечивать отечественную историю яркими красками.
2. В силу первого постулата правитель вынужден в начале своего правления разбираться с трудностями предыдущего, после чего городить сложности для преемника.
3. Величие правителя прямо пропорционально созданным трудностям и спорам историков о смысле содеянного.
Если найдутся читатели, которые будут сомневаться в жизнеспособности этой теории, могу посоветовать им рассмотреть историю Россию с позиций этой теории. Думается, без труда найдется множество фактов, ее подтверждающих. Приведу один, достаточно свежий пример.
В августе 2008 г. грузинские части атаковали Цхинвали. Через несколько дней наступление будет отбито. Правительство Саакашвили выступило в роли агрессора. Оставалось только использовать плоды военной победы в сферах дипломатии и пропаганды. Но тут вступил принцип создания искусственных трудностей. Для этого танки двинулись в глубь Грузии, к Гори,
а в Поти высадили десант. Позже был взорван мост, связывающий западную часть Грузии с восточной. Теперь Саакашвили с фактами в руках мог кричать об агрессии имперского соседа против суверенной Грузии. Западные СМИ, естественно, встали на сторону Тбилиси. Ситуацию можно было бы спасти, ограничившись рейдом и затем немедленным отходом к границе. Но российские войска стояли в Поти и у Гори около месяца, давая возможность Саакашвили набирать пропагандистские очки за рубежом и внутри страны. В Москву срочно направились президент Франции и канцлер Германии. Но Кремль противостоял давлению до тех пор, пока факт нападения на мирный Цхинвали был окончательно забыт в западной печати. Этим был спасен сам Саакашвили и его правительство в глазах населения Грузии. Оппозиция потом как ни пыталась использовать факт поражения, ничего сделать не смогла.Мало того, российские части стояли в Грузии ровно до тех пор, пока Запад не согласился оказать ей финансовую помощь. Причем, если Саакашвили вначале просил 1–2 миллиарда евро, то дали ему 3 миллиарда! Только после этого был отдан приказ об отводе российских войск.
А может, Саакашвили пообещал поделиться деньгами? Уж больно действия наших властей выглядят абсурдно. Если, конечно, не прибегнуть к спасительной теории искусственных трудностей.
Теперь вернемся в 1941 г. и наложим постулаты теории искусственных трудностей на происшедшие события. И – о чудо! – то, что выглядит непонятным и абсурдным, сразу становится ясным и логичным. В том числе исчезает «феномен 22 июня». Сталин не проворонил нападение Гитлера, потому что руководствовался теорией искусственных трудностей. Исходя из нее, в основном и осуществлялось стратегическое планирование. Так, накануне войны было решено сформировать дополнительно двадцать мехкорпусов, что давало возможность остановить комплектование имеющихся на полпути. А значит, половина мехкорпусов в приграничных округах встретила войну, фигурально выражаясь, с одной рукой и стоя на одной ноге. Иначе они могли нанести серьезный ущерб вермахту и тем не дать возможности расцвести трудностям во всей своей прелести. Вот один из примеров, как это делалось.
Возьмем механизированный корпус под номером 1. Как и полагается первому по счету корпусу, он был полностью укомплектован и готов к боям. Корпус имел 1 тыс. танков, сотни бронеавтомобилей, сотни грузовиков и тягачей. По мощи он в полтора раза превосходил 4-ю танковую группу группы армий «Север».
Впечатляла и боевая готовность корпуса. Основой соединений его стали бригады, хорошо зарекомендовавшие себя в финской войне, а часть командиров еще и в боях в Испании. Командиром корпуса был Герой Советского Союза, командиром 1-й танковой дивизии корпуса тоже был Герой Советского Союза, командиры обеих танковых полков также являлись Героями Советского Союза. Смущает только дислокация корпуса. Накануне войны он почему-то базировался в районе Пскова, в сотнях километров от западной границы. А дальше пошли события еще странней – он был переброшен в Карелию. Зачем, ведь мехкорпус стоял непосредственно на пути танковых клиньев группы армий «Север», значительно превосходя танковые корпуса немцев? Не понятно. Тогда наложим теорию искусственных трудностей.
Исходя из нее, у командования стояла задача не допустить корпус к боям с немцами, ибо он мог испортить всю обедню, разгромив ударные силы группы армий «Север» в самом начале войны. Поэтому 17 июня 1-й танковой дивизии приказали срочно грузиться и отправляться туда, куда Макар телят не гонял по климатическим условиям. А именно на север Карелии, практически в тундру, немного не дотянув до Мурманска. Командир дивизии В.И. Баранов потом так описывал эти дивные места: «Бездорожье, скалы и крутые сопки, покрытые лесом, лощины и поляны, заросшие кустарником и усеянные валунами, озера, горные ручьи, топкие болота… О применении танков хотя бы в составе батальона не могло быть и речи» (35, с. 11). Они и не применялись. Дивизию затем отозвали, и она растаяла в пути, использованная для затыкания многочисленных дыр.
А что могло бы быть, останься 1-я танковая дивизия в тех же местах?
Когда германские танковые части, например корпус Манштейна, достиг бы района дислокации советской танковой дивизии, то насчитывал менее 200 танков, ибо на 22 июня имел 220 танков. А дивизия Баранова – 370 танков. Представляете, чем бы закончилась их недружественная встреча? Вот и пришлось загнать 1-ю танковую дивизию в болота от греха подальше. Якобы эта дивизия могла рассечь территорию Финляндии и выйти к Ботническому заливу. Предположим, пройдя 250 км, рассекла бы. И что дальше? Финские войска отрезали бы ее, как это делали в зимней кампании 1939–1940 гг. со всеми вытекающими последствиями. Не теми силами надо было целиться на столь глубокую операцию, тем более что она не вела к главному – уничтожению живой силы противника.