Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Испытание войной – выдержал ли его Сталин?
Шрифт:

Стремление к гегемонии любой ценой – тупиковая политика. Но и политика капитуляций 1980—1990-х гг. – тоже крайность. Правда, уже десятки народов поняли, как совместить свободы с пассионарностью, но для нас это остается тайной. Оттого идут нескончаемые споры о личности генералиссимуса.

Сталин, подобно герою фильмов «Звездных войн» Эникену, перешел на темную сторону силы, как наиболее эффективную. И преуспел. Правда, эта эффективность замешана на крови. Это непременное условие эффективности темной силы. Но сил для неожиданно ослабевшей России так не хватает, что в последние годы написаны множество книг с обелением сталинской силы. Смысл этих сочинений: лучше уж темная сила, чем никакой! Резон понятен, но все дело в цене такой эффективности. Современная Россия подобной «эффективности» уже не выдержит. Демография не та, чтобы одерживать победы по принципу: миллионом больше – парой миллионов меньше – не важно, главное результат.

Сталинисты хвалят своего вождя за создание империи, тем самым

подтверждая правоту его критиков-коммунистов за отход от идеалов социализма. Ведь империя и марксизм – вещи несовместные. Пришлось создавать систему демагогии, врать про «диктатуру пролетариата» и «народовластие». Несмотря на массированную идеологическую обработку, народ был не настолько глуп, чтобы не видеть действительного положения вещей. Это породило двоемыслие и отчуждение от власти. Наполеон честно провозгласил себя императором и отринул лозунги революции. Отпала необходимость в демагогии, рассказывая байки про «равенство и братство». Новая – имперская – система приняла целостный вид и потому не погибла от внутренних противоречий, как это произошло с «социалистическим» Советским Союзом.

К тому же если б Сталин строил империю, то надо было, доведя идею до логического конца, полностью отбросить идею интернационализма. Тогда бы вокруг империи выстроилась система сателлитов, обслуживающих имперское ядро, а не наоборот. После Второй мировой войны капиталистическая экономика была обречена на вращение вокруг Соединенных Штатов точно так же, как экономика социалистических государств была обречена вращаться вокруг бывшего СССР. Но если Соединенные Штаты извлекли из этого объективного факта максимальную материальную пользу для себя, сделав доллар международной валютой, перекачивая интеллектуальные мозги и прочее, то наша власть не смогла реализовать объективное преимущество своего государства. Не помогло ни создание СЭВ (Совет Экономической Взаимопомощи), ни зависимость соцстран от поставок сырья из СССР. Советский Союз, а точнее, Россия стала экономическим донором, в каком качестве она пребывает до сих пор. Сломать эту традицию ныне очень сложно, если вообще возможно. Соседние государства давно усвоили, что Россия должна им давать преференции и прочую дармовую помощь. В ином случае немедленно начинается крик об «имперской политике». Другое дело империализм применительно к капитализму.

Опыт капиталистической Западной Европы, если сравнивать с капитализмом Латинской Америки, убедительно показал полезность такого инструмента (создание колониальных систем, захват новых рынков, источников сырья). В фашистской Германии всерьез строить социализм никто не собирался, и империалистическая политика органично вытекала из природы системы. А вот в СССР хотели строить коммунизм всерьез, и его скрещивание с империей поставило советское общество в идеологически двусмысленное и материально тяжелое положение. Огромные расходы на «оборонку» и финансирование многочисленных и нестойких союзников стали серьезным тормозом для развития страны. В итоге получилось следующее: держава была, а возможностей выиграть экономическое соревнование с капитализмом – что по справедливому замечанию Ленина являлось решающим звеном в противостоянии двух миросистем – нет. И это решило судьбу сталинско-советского кентавра. Ведь империализм западных демократий имел четкую задачу: развиваться, подключаясь к ресурсам других народов, а политика Кремля в течение полувека носила сугубо затратный характер.

Но дело было не только в «красном империализме». В 30-е гг. была «переформатирована» сама генетическая матрица нарождавшегося советского общества, советской цивилизации. Создатель европеизированной азиатской империи Сталин повторил «подвиг» Ивана IV, вернувшего Русь к духовно-политическим традициям Золотой Орды, сделав Московскую Русь «ханством». Страна и государство перешли в режим перманентной мобилизации, способными выставлять большие массы войск, изготавливать много оружия. Но чего не могли делать в «азиатских» империях, так это обеспечить подданным тот же уровень жизни, что в гражданских обществах, зато смогли вернуть институт рабства в форме крепостного права и сталинских колхозов. И для царистской империи, и для социализма это стало роковым изъяном. Если Дэн Сяопин сумел успешно провести обратное переформатирование Китая – из «азиатского» государства сделать КНР «европейским», как это сделали правящие элиты Японии, Южной Кореи, Тайваня, то в СССР на обратном кульбите сломали шею. В том числе потому, что Горбачев и его команда посчитали главным в «европействе» раздачу свобод всем и вся. Они спутали демократию с либерализмом (поэтому мы не можем уяснить качественную разницу между либеральными реформами Горбачева – Ельцина и демократическими преобразованиями в Китае). А вот Дэн Сяопин понял главное: куда эффективнее вмонтировать в социализм не военно-политическую империю, а финансово-экономическую. Эта идея себя полностью оправдала. В СССР не поняли веления времени и потому проиграли. Но это все будет потом. Сталину же досталась страна с разогретой пассионарностью, и эту избыточную энергию надо было направить на какие-то крупные цели.

До Октябрьской революции 1917 г. в мире произошло всего четыре великих революции – нидерландская, английская, американская и

французская. Две закончились установлением авторитарной диктатуры Кромвеля и Наполеона. Две других – как и замысливалось революционерами – утверждением власти гражданского общества. Почему у одних (причем буржуазных, т. е. однотипных) революций столь разные «эндшпили» – до сих пор является предметом дискуссий. Опасение, что коммунистическая революция в России может закончиться установлением авторитарной власти, было высказано меньшевиками (Плеханов, Мартов) и даже некоторыми коммунистами (в партийных дискуссии 1920-х гг.). Так и случилось.

О природе просуществовавшего 70 лет государственного строя спорят до сих пор. Известно, что то была «Советская власть без Советов», так как Советы как органы гражданского общества были придатками партийной и хозяйственной власти. А что представляла собой сама коммунистическая партия? А какие группы являлись подлинно правящем классом в СССР? А был ли в СССР вообще «мальчик» – подлинный социализм или модификация старых экономико-политических укладов (социалистический «феодализм», «азиатский» способ производства, государственный капитализм?) Вариантов ответа много, ясности нет. Пожалуй, кроме одного: сталинский режим был очень близок к варианту «восточной» деспотии с полным бесправием населения и даже правящей элиты; концентрацией производительных сил в руках бюрократии, которая рассматривала общество как «государственный ресурс»; потребительским отношением к жизням подданных. Это было полным разрывом с провозглашенными в ходе революции целями (недаром после смерти Сталина стали восстанавливать «ленинские нормы» и «идеалы Октября»). Единственный путь преодолеть критику сформировавшегося режима для Сталина – репрессии, в том числе по отношению к бывшим соратникам.

Сталин взял курс на создание «обычного» авторитарно-бюрократического имперского государства. (За это ему до сих поют аллилуйю сторонники империи, не понимая, что в век НТР и глобализации время административных империй ушло, им на смену пришли империи другого типа – финансово-экономические.) Это был подлинный разрыв с Лениным, так как изначально большевизм декларировал своей целью создание общемировой федерации народов, ядром и моделью которого должен был стать Советский Союз.

Ленин наметил контуры принципиально иной системы, затем реализованной на Западе – идея глобализации социализма и создания на этой идеологической базе всемирной федерации народов. Но данная идеологема оказалась слишком сложной для его преемников.

Закрепившись у власти, Сталин не только централизовал государственное управление, но и пустил под откос послевоенную возможность объединения новых социалистических государств. В итоге Европу стали объединять не с «коммунистического» Востока, а с капиталистического Запада.

Сталин не рискнул руководить «всем миром». И правильно. Из одного центра это невозможно, необходима конфедерация, а значит, гражданские свободы. Поэтому Сталин мудро остановился на принципе «разделяй и властвуй». Каждое «социалистическое» государство получило своего диктатора, но при условии ориентации на Москву и лично на товарища генералиссимуса. После смерти вождя эта система стала трещать. Впрочем, она не выдержала испытания уже при Сталине (дело «ренегата Иосипа Тито»). Помимо невозможности всех строить по струнке, у «красного имперского проекта» был другой, как затем выяснилось, фатальный недостаток: страна оказалась в ситуации «СССР и остальной мир» и вынуждена, в сущности, в одиночку нести бремя конфронтации с Западом. Это означало гонку вооружения до полного разорения государства.

Помимо огромных расходов на вооружение, стране в одиночку пришлось воевать в Афганистане, помогать Вьетнаму и ближневосточным государствам в их войнах с Израилем, поддерживать «антиимпериалистические» режимы в Африке и Латинской Америке. Помощь других социалистических стран была символической, ведь они не были государствами имперского типа, а значит, глобалистика их, за исключением отдельных правителей, не интересовала. Лишь дважды Москве была оказана существенная помощь – в корейской войне китайскими «добровольцами» (1950–1953 гг.), и кубинскими войсками в Анголе и Эфиопии в середине 70-х гг. Во всех остальных конфликтах отдуваться приходилось одному Советскому Союзу. В Афганистан ни одна соцстрана не послала даже военных наблюдателей. Немудрено, что государство надорвалось.

Тот новый «дивный мир», что построил Сталин, мог рухнуть много раньше, уже при первом же серьезном испытании в 1941 г. Спасло то, что в борьбе участвовали две тоталитарные системы. Гитлеровский режим оказался тоталитарнее по отношению ко многим народам Европы, включая народы СССР, потому и проиграл.

Демонтаж сталинского режима, как себя изжившего, начался сразу после смерти вождя. Сталинисты всегда считали это главной ошибкой комбюрократии, указывая на проведенную мощную индустриализацию и победу во Второй мировой войне, отмахиваясь от главного – чудовищной цены этих успехов. Троцкого обвиняют в том, что он хотел бросить народы России в топку мировой революции, уничтожить крестьянство, пролить реки крови русских, обюрократить государство («перманентные перетряхивания аппарата», «огосударствление профсоюзов») и пр. Так ли обстояло дело, будь Троцкий у власти, неизвестно. Но Сталин проделал именно то, в чем обвиняют Троцкого.

Поделиться с друзьями: