Испытание. По зову сердца

«Без шума не вышло! — Яков Иванович досадливо махнул рукою и встал. — Теперь нужно спешить».

— Сквозной, бегом марш!

Рота поднялась и побежала. За нею в темноте поднимались и бежали другие роты. За ротами, громыхая, понеслись батальонные пушки и двуколка. Только повозки с ранеными двигались медленно.

Когда за повозками выбежала на шоссе последняя рота, Якоз Иванович сел в машину, и «эмка» резко взяла с места, стороною обгоняя бегущих.

Не успели еще миновать мост, как со стороны Бреста, у Тарасова, и со стороны Кобрина, у Прокопенко, затрещала стрельба.

У ближайшего поворота Железнов вышел из машины. Кто-то в темноте подбежал к нему и, еле переводя дух, доложил:

— Мы уже здесь, товарищ полковник.

— Семичастный? — догадался Железнов.

— Так точно!

— А где раненые?

— Все здесь.

— Польщиков, ракету!

Взвившаяся ракета — приказ Тарасову и Прокопенко отходить — красным светом далеко вокруг озарила местность.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Вырвавшись из окружения, батальон Железнова шел через густые леса и глухие деревни. Отдыхали изредка и накоротке: Яков Иванович торопился в тот же день выйти восточнее Кобрина, где, как ему казалось, еще можно застать свои войска.

Тяжело раненный в ночной схватке на шоссе, Тарасов ехал на машине Железнова.

В деревнях, через которые проходил батальон, до них доходили всякие нелепые слухи; их, видимо, распускала фашистская агентура. Если верить этим слухам, то нечего было и думать о выходе к Кобрину, а надо было брать прямой курс на юго-восток и идти через Полесье на Березину. Кое-кто уверял, что уже заняты Кобрин, Картуз-Береза, Пинск; что где-то в близлежащих деревнях прошли фашистские танки, остановились мотоциклетчики, а в Антонопле и Кабановичах высадились воздушные десанты гитлеровцев и повсюду расстреливают коммунистов и активистов.

В деревнях было пусто, но кое-где из-за углов построек, из глубины огородов, из окон домов глядели испуганные глаза. Стоило только Железнову остановиться, как его сразу окружала толпа и засыпала вопросами. Он еле успевал отвечать.

— Таварыш ваенны, а што, паны цяпер зноў вернуцца? — голосисто спрашивала высокая, могучего сложения крестьянка.

— Может быть, вернутся, — неуверенно сказал Железнов.

— Значыць, усё адбяруць? — шамкал старик.

— Толькi у мiнулым годзе зямельку падзялiлi, — горевал другой дед, — а цяпер, значыць, аддаць усё пану? А на ёй жа нашы пасевы... Праца наша...

— Што ж нам цяпер рабiць? — слышалось из толпы.

— Не поддавайтесь фашистам, — говорил Яков Иванович. — Ничего им не давайте, ничего для них не делайте! Бейте их на каждом шагу, как, бывало, били врага наши деды. У вас есть где укрыться, в лесу живете. В партизаны идите, силу против фашиста собирайте!

— А правду говорят, — перебил его молодой, одетый по-городскому крестьянин, — что уже в Кобрине он, а в Барановичах... как его называют?.. С неба войско сбросили?

— Враки, селяне! Кобрин у нас, и в Барановичах никакого десанта нет, — успокаивал их Железнов, хотя сам ничего точно не знал. — Кто вам это говорил, тот, наверное, фашистский провокатор!

— Да это ваш военный говорил, с одной шпалой, капитан, что ль, — продолжал тот же молодой крестьянин. Он хорошо говорил по-русски. — Сказывал, что ночью взяли Кобрин и уже подходят к Картуз-Березе. А по шоссе их идет видимо-невидимо. Скоро и сюда придут.

— А где же он, этот капитан? — спросил Железнов.

— Потребовал подводу и поехал на Верхолесье. С час как уехал.

Якову Ивановичу было стыдно перед крестьянами за то, что так поступил военный. «Наверное, паникер какой-нибудь вроде Паршина», — подумал он, попрощался с крестьянами и торопливо зашагал к машине.

— А вы снова вернетесь? — со слезами спросила беззубая старуха. — Я под ерманцами у минулую войну была. Они тогда нас до последнего куренка обобрали, а чуть что скажешь — в комендатуру. Били! Ох, як били...

— Обязательно вернемся, бабушка! — ответил Яков Иванович.

Из толпы вышла другая старушка, утирая слезы концом платка.

— Помоги вам боже! — сказала она.

— Спасибо, бабушка! — Садясь в машину, Железнов помахал рукой.

«Страшное болтал капитан, — раздумывал Яков Иванович, постукивая пальцем по ветровому стеклу. И против его воли снова и снова возвращалась навязчивая мысль: — А может быть, и верно, что Кобрин взяли? Может быть, и в Барановичах десант? Так куда же я веду людей?.. Нет, не может быть!.. Не могут наши без боя отдать Кобрин! Все это враки!..»

Догнав колонну, Яков Иванович посадил в машину Свиридова, единственно уцелевшего из пограничного отряда.

Шея Свиридова была забинтована, так что повязка подпирала уши, они оттопырились, точно прислушивались, и все время были начеку.

По дороге, между подводами, шагал сгорбившийся Паршин. Он казался жалким, раздавленным.

— Предатель! — процедил сквозь зубы Тарасов.

— Да, трус легко может стать предателем! — ответил Яков Иванович.

В лесу их машина нагнала одинокую телегу.

В телеге рядом с возницей сидел советский командир. Это показалось Железнову странным. Он остановил машину, вместе с Польщиковым и Свиридовым подошел к телеге.

С нее соскочил сухощавый и долговязый средних лет капитан. Он козырнул подошедшим.

— Удостоверение личности, — потребовал Железнов. — Какой дивизии?

Удостоверение по форме было такое же, как и у всех советских командиров. Фамилия капитана чисто русская: Еремин.

— Какой дивизии? — повторил свой вопрос Железнов.

— Пятьдесят пятой. — Глаза капитана забегали.

— Пятьдесят пятой? — Яков Иванович строго посмотрел на него. — Назовите фамилии командиров полков и других старших штабных командиров.

Капитан назвал фамилию командира своего полка. Других же, как ни напрягал память, назвать не мог.

— Скажите, капитан, где находилось стрельбище вашего полка? — снова спросил Железнов.

— Как вам сказать... В поле, около деревни, но, как она называется... забыл! — отвечал капитан.

Яков Иванович отправил старика возницу обратно. Капитана отвели в сторону, подальше от дороги, Железнов отобрал у него пистолет.

Пока Свиридов ощупывал снятую с капитана гимнастерку и осматривал изъятые у него вещи, Яков Иванович, не слишком опытный в следственных делах, прямо задал вопрос:

— Скажите, капитан, кому вы служите?

Оправившийся от первого испуга, капитан заговорил более бойко:

— Что вы, товарищ полковник! — Я командир советской армии!.. Как вы можете меня подозревать?

— Почему же не знаете своих командиров?

— Эх, товарищ полковник!.. Если бы вы попали в такую бомбежку и испытали такое горе, как я, то, наверное, и умом бы тронулись. — На глаза капитана навернулись слезы, щеки задергались, словно он вот-вот разрыдается. — У меня там, в Бресте, погибли жена и ребенок... — он зашатался, и Железнову пришлось поддержать его.