Испытание
Шрифт:
Что-то приговаривая, он протягивал прохожим кружку с вишнями, но люди, не останавливаясь, проходили мимо.
Из-за угла появился офицер-гестаповец под руку с высокой девушкой. Он что-то оживленно говорил ей, и девушка, закидывая назад голову, громко смеялась.
— Стрелять таких девок надо! — сказал мрачно Кротов. — С кем гуляет!
Юрась взглянул на девушку, и у него перехватило дыхание. С фашистским офицером шла Екатерина Васильевна.
Катя шла, не обращая внимания на пленных. Она слушала, что говорил ей офицер, трясла кудряшками и хихикала.
— Я хочу вам говорить один
— Ах, не называйте меня так! — перебила его Катя. — Называйте меня Кэтхен. Я люблю немецкие имена.
— Такой слова делает мне один большой удовольствий…
— Вы прекрасно говорите по-русски.
— Я учил этого языка цвай яр — два год.
— Смотрите, пленные! — Катя округлила глаза. — Куда они везут кирпичи?
— Для новый тюрьма. Кирпич есть старый, тюрьма есть новый! — сострил гестаповец, и Катя залилась смехом.
— Фрейлейн Кэтхен во смехе есть очень красива, — сказал осклабившись гестаповец. — Я хочу иметь такой фотографий, когда вы смеяться. — Он отстегнул кнопку на футляре лейки.
— Только не в этом платье! Оно мне не идет! Посмотрим лучше, как работают пленные. — Катя уселась на скамейку рядом с продавцом вишен.
— Купи ягодок, барышня! — старик протянул ей кружку, полную ягод.
— Не надо! — отмахнулась Катя, даже не взглянув на старика. — Что же вы не садитесь, господин лейтенант? По-моем), эти пленные не так уж плохо выглядят. Вы знаете, господин лейтенант, есть люди, которые распускают вредные слухи: будто русские пленные умирают от голода, будто немцы заставляют их делать непосильную работу, бьют, истязают…
— Мы будем строго наказать за такой разговор. Это есть один большой ложь…
— Это возмутительно, это надо опровергать. Я хочу вам предложить…
— Я слюшай…
— Пусть все видят, как добры немецкие офицеры. Дайте мне аппарат!
Немец снял с себя лейку.
— Просьба фрейлейн есть для меня приказ…
— Дедушка, насыпь вишни в кулек.
— Что вы придумали? — насторожился гестаповец.
— Будет прекрасный снимок! Немецкий лейтенант великодушно угощает пленных вишнями. Вы напечатаете фотографии в газете, а смелые летчики сбросят ее в большевистском тылу. Чтобы русские не верили ложным слухам, не боялись сдаваться в плен… Разве я плохо придумала?
— О, фрейлейн Кэтхен имеет политический голофа! Но германский офицер не может носить корзина…
— Корзину? Вы собираетесь кормить вишнями всю эту ораву! — Она кивнула в сторону пленных. — Для снимка достаточно угостить одного. Я сниму вас крупным планом…
— Я говорю нох айн маль — еще раз, фрейлейн Катья… Кэтхен имеет на плече умный голофка. Я слюшай вас…
— Возьмите кулек с вишнями. Так. Теперь подойдите… подойдите… к кому бы вам подойти?..
— Я подойду вон к той мальчишка. Это есть душевно: немецкий офицер любит русских ребенок!
— Что вы, что вы! Тогда же все увидят, что в немецких лагерях есть пленные дети! Лучше всего вам подойти вон к тому солдату, — Катя указала на Кротова. — У него грязное, но типичное русское лицо. Только не забудьте улыбнуться ему…
— Что?
— Улыбайтесь пленному, когда будете его угощать. У вас симпатичная улыбка.
Увидев подходящего к пленным лейтенанта,
начальник конвоя унтер-офицер Бегальке поспешил ему навстречу.— Будет небольшая комедия! — сказал ему гестаповец. — Вы примете в ней участие.
— Что прикажете, господин унтер-штурмфюрер?
— Станьте рядом с этой грязной свиньей, — гестаповец показал на Кротова, — и улыбайтесь, когда я буду давать ему эти чертовы ягоды!..
Кротов не слышал разговора Кати с фашистом, но почувствовал, что эта парочка появилась здесь неспроста. Чего им торчать на пыльной площади? Он по-настоящему встревожился, когда заметил, что гестаповец показывает на него унтер-офицеру.
— Отойди отсюда! — бросил он Юрасю. — Подальше.
Он взглянул на скамью, где сидел продавец вишен, и старик вдруг четырежды перекрестился на крест уцелевшей звонницы. Увидев это, Егор успокоился.
Лейтенант и унтер подошли к нему.
— Слюшай мой слова, — начал лейтенант, оглянувшись на Катю. — Немецкий официр есть добр. Я давай тебе этот вкусный ягод!
Он протянул Егору пучок красных вишен, но пленный, точно не заметив этого, ухватился за кулек.
— Очень хорошо! Снимаю! Готово! — крикнула Катя.
Гестаповец выпустил из рук кулек, повернулся и, четко, точно на параде, отбивая шаг, вернулся к девушке.
— Пора на работу, — сказала Катя. — Начальник приказал быть в полицейском управлении не позднее тринадцати часов. Держите вашу лейку. Надеюсь, я получу этот снимок.
— Мне есть приятно делать вам приятно… Я буду провожать фрейлейн.
Гестаповец взял Катю под руку…
Когда они скрылись за углом, Кротов взглянул на продавца вишен. Старик накрыл корзину зеленой тряпицей и, ухмыляясь в бороду, пошел прочь.
…Остаток дня Егор работал с таким рвением, что учитель не удержался и сказал:
— Вы, кажется, забыли, на кого стараетесь?..
— Сегодня можно! — ответил Кротов. — Очень разуважил меня немецкий лейтенант. Я, брат, всегда плачу добром за добро. — И, счастливый, он сунул руку в карман, чтобы еще раз убедиться: кулек из-под вишен цел, значит, список имен в его распоряжении.
В субботу пятнадцать колхозниц стояли у лагеря, ожидая коменданта. Они хорошо помнили наставления Александры Ниловны:
— Главное, бабоньки, чтобы радость на лице была. Как услышишь, что "твоего" вызывают, — бросайся к нему! Хочешь — плачь, хочешь — смейся! И, главное, по имени называй!
А накануне, вечером, пятнадцать военнопленных заучивали свои имена и имена своих "жен" и "матерей". Лежа на нарах, пленный твердил:
— Иван Макарыч Свирид… Иван Макарыч Свирид… Жена Марья Васильевна Свирид… Марья Васильевна…
На соседних нарах чей-то молодой голос шептал:
— Поляков Петр Гаврилыч… Мамаша — Александра Ниловна… Александра Ниловна… Петр Гаврилыч Поляков…
Переходя от одного к другому, Кротов спрашивал:
— Фамилия? Имя? Отчество? Как зовут жену? Как зовут мать?
В субботу утром всем вызванным к коменданту Егор дал последнее наставление.
— Пусть никто самовольно из деревни не уходит. Не для того вас освобождают. Живите пока в Зоричах, помогайте бабам вести хозяйство и ждите приказа.