Испытание

– Ну, значит, все решено! – сказал наконец в заключение Доватор и поднял фронтовую чарку. – Выпьем, друзья, за успех наших войск!.. За разгром врага!.. – Выпив, поставил стакан на стол и, не выпуская его из рук, задумчиво слушал Железнова, который рассказывал о боях за Акулово.

– …Было исключительно тяжело, – говорил Яков Иванович. – И не оттого, что фрицы превосходили нас во всем, а от сознания того, что за нами – Москва, а там держать врага некому. Даже сейчас, как вспомнишь – мороз по коже, – передернул плечами Яков Иванович. – Тогда я особенно ощутил необыкновенную боевую силу наших войск. А сейчас эта сила удесятерится благодаря начавшемуся по всему фронту наступлению… и еще тем, что идем в бой с надеждой освободить свое село, свой дом. И я верю в удачу нашего прорыва!

– А вы знаете, друзья, я тоже так думаю!.. – Лев Михайлович поднял свой стакан и пристально разглядывал его, как будто там виделись близкие его сердцу поля и леса Белоруссии и родное село Хотино. – Как мне хочется дожить до того времени, когда я поведу нашу конницу по полям Белоруссии!.. И как мне хочется самому освободить мое родное село и на старой колокольне водрузить красный флаг!..

– А школа там есть? – спросил Хватов.

– Была, – Лев Михайлович с удивлением посмотрел на Хватова. – Почему вы спрашиваете?

– Хорошо бы дать школе эскадронный флажок да еще кое-что из отвоевавшего оружия, и школьники сохранят память о нас.

– О ком эта память-то? – раздалось в дверях, и в комнату в сопровождении полковника Куликова вошел полковник Добров. Добров представился Доватору по всем существующим у кавалеристов правилам.

Доватор, пожимая руку ему и вошедшему с ним полковнику Куликову, ответил, улыбнувшись уголками губ:

– Привет заслуженному конармейцу Ивану Кузьмичу!

То, что он назвал его по имени и отчеству, Доброву польстило. И он не удержался, чтобы не высказать товарищу по оружию своей обиды.

– Не послушали меня весной – расформировали! – развел руками Добров. – Расформировали шестую Чонгарскую. Да это же что ни полк, то история Первой Конной! И кони – один к одному! А теперь с бору да с сосенки… У командиров они еще на кавалерийских похожи, а у казаков простые – савраски. На их бы воду возить, а не воевать!..

– Не савраски, а настоящие сибирские, – перебил его Доватор. – Неприхотливая и выносливая забайкальская порода! На этих конях мы в любом месте: и по лесам, и по болотам – пройдем. Хочешь, тебе, как старому буденовцу, подарим…

– Не надо, – покачал головой Добров. – Если хотите помочь, то вызволите старого буденовца из инфантерии. – Он говорил необычным для него тихим, взволнованным голосом. – Не приживусь я здесь… Не по нутру мне «царица полей – матушка-пехота»! Рука клинка требует, а душа – конной атаки!..

Доватору стало жаль Доброва, и он пообещал ему при первой вакансии взять к себе в корпус заместителем командира кавалерийской дивизии.

Добров молча крепко пожал Доватору руку.

Он хотел что-то еще добавить, но в этот момент вошел командир кавалерийской дивизии, с которой должна была на рубеже Горбово взаимодействовать дивизия Железнова.

Бойко перенес на соседний стол большую настольную лампу. Генерал Доватор развернул на нем свою карту, и все склонились над ней. На этой карте было нанесено его решение прорыва фронта и рейда кавалерии. Нарисованная им изогнутая красная стрела, взяв основание на линии населенных пунктов Локотня – Спасское, пронзала фронт гитлеровцев и, стремительно поднявшись на север к Тростенскому озеру, вонзалась там в опорный пункт противника – Сафониху. От Сафонихи стрела резко поворачивала на запад, дугой спускалась к югу. Она напоминала теперь руку, которая обхватывала все, что находилось севернее дороги Звенигород – Руза. Далее у Захряпина стрела пересекала извилистую синюю нить реки Рузы и здесь сливалась с другой стрелой, определяющей направление удара 5-й армии, а затем выходила к историческим местам Бородинской битвы. В этих местах 5-я армия должна была соединиться с идущей из района Боровска соседней 33-й армией. Таким образом, овладев историческими местами Шевардино и Бородино, войска этих двух армий и кавкорпуса должны были окружить и уничтожить основную группировку войск можайского плацдарма противника.

Доватор карандашом показал на сильно укрепленный пункт гитлеровцев – Горбово, куда были направлены две красные стрелки. Одна шла с северо-востока от основной стрелы, обозначавшей движение кавкорпуса, – удара полка кавдивизии, другая – с юго-востока, она изображала удар правофлангового полка дивизии Железнова.

– Вот здесь, товарищ Железнов, – сказал Доватор, – мы ведем вместе с вами последний бой, а потом расходимся, как в море корабли. Я – на север, а вы – на запад… Не огорчайтесь! За рекой Рузой мы снова встретимся и будем вместе наступать в тех местах, где наступали наши предки – Кутузов и Багратион. – И со свойственной ему живостью Доватор стал по этапам излагать план взаимодействия своей дивизии с дивизией Железнова. Одновременно, по данным майора Бойко, он уточнял положение противника, то и дело задавая майору вопросы: – А здесь что?.. Сколько?.. Нельзя ли поточней?..

Добров с восхищением смотрел, как умело наносил Доватор на свою карту новые, сообщенные ему майором Бойко данные о противнике. И невольно сравнивал карту Доватора со своей, где за густыми мазками карандаша иногда пропадало целое селение. Чтобы не конфузиться перед будущим начальником, Добров спрятал свою карту в планшетку. Зато когда разговор зашел о рейде, Добров решил блеснуть своими познаниями.

– Если бы я был Главнокомандующим или Начальником Генерального штаба, – размеренно начал он, – я бы отменил рейд вашего корпуса. Кавкорпус надо использовать там, где есть оперативный простор… – Тут он вспомнил бои 1919 – 1920 годов под Иловайской, и под Ростовом, и под Егорлыкской, и поход на Варшаву, и даже разгром Врангеля. – Вот это простор!.. – воскликнул Добров. – Развернется, бывало, дивизия – и пошла рубать!.. А здесь что?.. Леса да села, никакого тебе простора!.. Эскадрон, пожалуй, развернется, ну, может быть, еще полчок, и все!.. То ли бывало? Вот протрубили трубы. Командир с клинком рванулся вперед. – Добров покрутил рукой над своей головой. – И понеслась за ним несметная конная лава. Рев, клинки сверкают, знамена полощутся!.. И смерть врагу!..

– Все это хорошо, товарищ Добров, – Доватор положил руку на его плечо. – Но сейчас, простите меня, эти рассуждения неуместны. Наряду со всеми родами войск конница должна участвовать в разгроме гитлеровцев. Она для свершения этого великого дела применит все формы боя. И, как это ни странно, мы, гвардейские конники, будем делать то, что в Бородинское сражение в этих местах делали казаки Платова и кавалеристы Уварова. Ведь они, так же как и мы, шли этими лесами. А их был не один корпус, а целых два, и шли они вот таким серпом. – Доватор перенес карандаш на изогнутую стрелу своего рейда. – Мы будем, как Платов и Уваров, идти лесами, нападать на врага с тыла и громить его штабы, резервы и перехватывать коммуникации. Так же внезапно мы эскадронами, полками и дивизиями атакуем его опорные пункты и узлы обороны, расчищая путь нашей «матушке-пехоте». – Доватор свернул карту и передал ее адъютанту. – Вот так-то, дорогой Иван Кузьмич, – сказал он. – Русские конники обошли тогда левый фланг Наполеона, внезапно обрушились на конницу прославленного генерала Орнано и обратили ее в бегство. А после порубили и вышедшие навстречу им дивизии корпуса Богарне. Вот так и мы будем действовать!..

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Утром 13 декабря комдив, комиссар и начальник артиллерии еще затемно собрались на НП. Обзвонив командиров частей и убедившись, что все идет, как намечено планом, Железнов нырнул в ход сообщения.

Приподнявшись на носках, он огляделся. Но в серой мгле рассвета трудно было что-нибудь увидеть. Только беспокойные ракеты, вспыхнув ярким светом, взлетали вверх, лишь на мгновение осветив местность, тут же падали на снег и с шипением угасали. Время до начала артподготовки тянулось мучительно долго.

– Волнуетесь, Яков Иванович? – спросил Хватов.

– Нет, Фома Сергеевич!.. Холодновато, познабливает. Морозище-то какой!.. – Яков Иванович зябко повел плечами. – А если сказать правду, Фома Сергеевич, пугает меня эта зловещая тишина. Как-то лучше себя чувствуешь, когда на фронте ощущается жизнь. А при такой тишине так и кажется, что враги затевают что-то…

– Конечно, всегда спокойнее, если видишь и чувствуешь врага. Вот они сейчас пускают ракеты…

– Для того чтобы пускать ракеты, многого не надо, – перебил Хватова Железнов, – расставил десятка два человек по фронту – вот и все. А если остальные ушли, а ты этого не заметил – вот это стыд!..