Испытание

Вера усадила Аню на скамеечку и сама присела рядом.

– Ты спрашиваешь, когда выпишут? Недели через две костыль заменят палочкой и куда-нибудь в тыловой госпиталь для выздоровления. А я и сейчас здорова, только вот рана еще гноится. Если бы не она, то я давно бы отсюда подалась. Вот так в госпитальном и удрала бы. Что вы так смотрите? Не верите? Вот честное слово! У нас в полковой санчасти не хуже. Потом там все свои, родные. Уж они-то, наверное, все сделают, чтобы меня в строй вернуть.

– Ты серьезно или?.. – перебил ее Василий.

– Никаких «или». Вполне серьезно, – ответила Вера и, оглядевшись, не слушает ли их кто-нибудь, заговорила потише. – Недели через две привезите мне верхнюю одежонку. Удеру.

– Не можем, Веруша, – поспешно сказала Аня. – Мы сейчас не там…

Василий посмотрел на нее укоризненно. Этот его взор ясно говорил: «Болтушка ты, вот кто!..» Аня поняла и вслух ответила:

– А что тут такого? Вере можно сказать.

– В чем дело? – Вера удивленно смотрела на них обоих.

– Мы перевелись в другую часть, – поспешил с ответом Василий.

– Куда? Далеко? – Вера умоляюще перевела взгляд на Аню, которая от нее никогда ничего не скрывала. Та, не обращая внимания на жесты Василия, зашептала ей на ухо:

– Мы поступили в «академию» майора Спрогиса…

– Что это за академия?

– Подготавливают туда, в тыл фашистов.

Вера, крепко прижавшись щекой к щеке Ани, зашептала:

– Милые вы мои! До чего же вы оба мне дороги! Как мне хочется быть вместе с вами!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Лощиной и перелеском в сторону большой седой рощи, где располагался медсанбат, гуськом тянулись санные фургоны с красными крестами. А вдоль фургонов шагали раненые, которые могли передвигаться самостоятельно. Среди них шел, опираясь на руку другого раненого, и Паршин.

Не доезжая деревни, где размещался тыл дивизии, обоз остановился. Впереди, накренившись на левый борт, буксовал ЗИС, загруженный ящиками со снарядами. За ним, пыхтя, теснилось еще несколько таких же грузовиков.

Валентинова выскочила из машины, огляделась и приказала сдвинуть грузовики вплотную. Шоферов, ездовых и санитаров она заставила в этом месте расчистить и расширить дорогу. Канителились бы, наверно, долго, да на выручку прибежали девчата с лопатами из «команды Валентиновой». Их называли так потому, что Валентинова сформировала и обучила из них первую снайперскую команду. Начальником этой команды стала Катюша Иванова. Работали на дороге девчата куда лучше, чем мужчины: их лопаты так и мелькали, а рассыпчатый, еще ни разу не таявший снег облаком летел в сторону, осыпая самих девчат жемчужной пылью.

Переговариваясь с ранеными, девушки узнали от них, что гитлеровцы отбросили полк Карпова назад и теснят его. Девушки загрустили, и лопаты в их руках стали двигаться медленней.

– Ты чего?! – крикнула Валентинова Ивановой, которая растерянно остановилась, слушая, что говорил ей раненый.

– Беда!.. – ответила та. – Полк Петра Семеновича отходит…

– Что ты говоришь? – испугалась Валентинова, но пересилила свое волнение. – Шевелитесь, девчата! – прикрикнула она. – Быстрей!.. Быстрей!..

Ирина Сергеевна у себя в семье привыкла заботиться о детях и муже. Она думала о них, часто забывая о самой себе. И теперь, потеряв мужа, расставшись с детьми, она не могла не заботиться о своих боевых товарищах. Это чувство заботливого отношения к другим никогда не покидало ее. Вот и сейчас, услышав об отходе полка Карпова, она невольно забеспокоилась. Но, узнав, что с самим Карповым все в порядке, она вздохнула с облегчением. Девушки, однако, продолжали волноваться.

Почти у каждой из них там, на поле битвы, был дорогой сердцу человек.

Кончив наконец работу, они тут же вскинули на плечи свои лопатки и торопливо зашагали обратно в деревню.

К Валентиновой подошел Паршин, он порылся у себя за пазухой, вытащил завернутый в истертую газету пакет и протянул ей.

– Очень прошу вас, передайте в политотдел, – сказал он. – Давно ношу с собой. – И губы его задрожали.

Валентинова пообещала передать пакет сегодня же и побежала к машинам.

Пропустив санитарный обоз, помчались вперед.

Валентинова упросила начальника артиллерийского снабжения разрешить ей самой подвезти снаряды на позицию артиллерии, поддерживающей полк Карпова.

Положение полка Карпова в это время было действительно трудным, и Железнов позвонил ему.

– Помогите, – стал просить Карпов Железнова. – Вы сами видите, что они уже ворвались в мои траншеи…

– Товарищ Карпов!.. – пытался остановить его Железнов. – Товарищ Карпов!..

Но тот ничего не слушал, только твердил свое, настоятельно требуя помощи.

– Майор Карпов! – оборвал его наконец Железнов. – У вас пленные есть?

– Есть.

– Новые части обозначились?

– Какие именно? Какой дивизии?

– Саперный батальон, охранный батальон…

– Дивизия?

– Дивизии той же.

По лицу Железнова пробежала радостная улыбка.

– Той же! – повторил он. – Саперный батальон? Охранный батальон?.. Так это же, дружище, хорошо!.. Прекрасно!.. Теперь держись и только дальше их не пускай. А пленных сейчас же направляй ко мне.

– Выполняю приказ, – ответил Карпов, – но, повторяю, тяжело!

Хватов тоже взял трубку, хотел ободрить Карпова, но Карпов ответил ему резко и грубо:

– Когда будут судить, то спросят не с вас, товарищ комиссар, а с меня.

Хватов понял, что по телефону разговаривать бесполезно, и решил сам отправиться к Карпову.

– Иди, Фома Сергеевич, – напутствовал комиссара Железнов. По его тону Хватов почувствовал, как сам Яков Иванович беспокоится о Карпове.

Проводив комиссара по ходу сообщения до поворота, Железнов возвратился на НП, подошел к наблюдательной щели. Колючий морозный ветерок бросал в лицо серую пыль. Она оседала на усах и бровях, заставляла слезиться глаза.