Испытание

— Будут, — сказал Шевкопляс, — ты только людьми займись. Не всякого легко тронуть с места. Вспомни Хоменко.

— Хоменко теперь тронется, научен. После смены соберу на пятнадцать минут.

— Как, Богдан Петрович, с оборудованием?

— Расчет уже сделан. Снимем первую очередь за три часа. Только вагоны вот... Белана, Белана нужно накрутить.

— Накручу Белана, — сказал Шевкопляс, — он резвый мужик.

...Небольшие тучки бежали по небу. Дул порывами сухой ветер. Дубенко выехал из ворот вместе с отцом и помчался по шоссе, к «Поселку белых коттеджей». Он направлялся в город, по пути хотел прихватить Валю.

По кромке возвышенности, по неровной линии, намеченной в свое время генералом Труновым, протянулся глубокий противотанковый ров, усиленный рельсовыми надолбами, бревнами, вбитыми наискосок, дерево-земляными укреплениями в глубине обороны.

Десятки тысяч горожан, в подавляющем большинстве женщины, завершали колоссальную работу. Когда-нибудь эти почетные морщины русской земли будут служить наглядным пособием для изучения истории спасения отчизны, но сегодня люди работали, не задумываясь еще над величием своего труда.

Женщины докапывали ров, устраивали блиндажи и гнезда для пулеметов, противотанковых пушек, минометов. Тысячи лопат сверкали на изломанной линии рва. Пестрые юбки, блузки, косынки и платки. Ров тянулся точно черный огромный надрез на сверкающем золотом поле и светлозеленых отрогах возвышенности.

Дубенко, разыскивая Валю, ехал над кромкой. Ехать было неудобно. Попадалось много ям, холмов, свежевыброшенной земли, рельсов, бревен, мотков колючей проволоки, ежей — скрещенных и сваренных железных брусьев, которые должны были изломать гусеницы вражеских танков.

Пришлось остановить машину у колонны автомобилей, доставивших очередную партию тачек. Богдан попросил присмотреть за машиной шофера в синей спецовке с русыми кудрями и пошел с отцом. На стыке двух участков они увидали столб с фанерной дощечкой и надписью «Ленинский район». С этим районом отправилась Валя. Вот и она. Богдан придержал отца за штабелем брусьев.

— Понаблюдаем ее в работе...

Валя набрасывала глину на перекрытие блиндажа. Рядом с ней работали две женщины. Одна из них — пригородная колхозница, босая, с подоткнутыми юбками, обнажившими ноги со вздувшимися синими жилами, вторая — худенькая интеллигентная женщина, в туфлях на каучуке и заграничной шелковой кофточке. Крестьянка, почти не сходя с места, методично бросала землю на бревна, изредка подтрунивая над женщиной в заграничной кофточке. Та не отвечала, но всякий раз улыбалась ее шуткам, частенько передыхала, облокотившись на лопату и рассматривая белые ладони, очевидно покрытые волдырями. К Вале приблизился коренастый сержант, из саперов, выбритый, подтянутый. Он что-то сказал ей, взял у нее лопату и принялся вскидывать землю быстрыми привычными движениями. Отдавая лопату Вале, он прикоснулся к ее руке и громко сказал: «Работаешь, девушка, классно...» Отойдя на минуту в сторону, сапер снова очутился возле Вали, закурил, поставил ноги на бревно и поглядывал на нее.

Богдан направился к жене, помахивая шляпой.

Заметив их, Валя кивнула головой и продолжала работать. Когда они подошли ближе, она улыбнулась, отряхнула с юбки пыль и озорным жестом откинула прядь волос, упавших на лоб.

— Ну, чего вы приехали? Здесь не любят чистых.

Она смотрела на безукоризненный костюм мужа, вишневые туфли, шелковую сорочку, шляпу, которую он небрежно держал в руках.

— Ишь ты, какая, — удивился Богдан, — один день поработала и уже отрекаешься. Что же мне надо было предварительно выпачкаться?

— Поплавать в луже, — Валя засмеялась.

— Я грязный, Валюша, — сказал отец, — мне-то, пожалуй, можно при вас находиться. Да, кроме того, чей привезли инструмент? Мой... Лопатки, тачки... А без инструмента и блохи не убьешь...

— Приехали за тобой, — заявил Богдан, — вероятно, скоро отбой.

Валя искоса поглядела на сержанта, тронула руку мужа осторожно, одним пальцем.

— Поезжайте сами. Я пешком приду...

— Поедем, Валька. — Богдан полуобнял ее.

— Нельзя, — она освободилась, — кругом жены красноармейцев, жены ушедших на войну. Не хочу быть исключением.

— Извини, не додумал... Но собирайся. Ты так без чулок и отправилась?

— За нами приехали автомашины, — сказала Валя, подойдя ближе. — Они привезли вторую смену и должны были отвезти нас. Но мы согласились вернуться домой пешком, а машины захватят зерно, его намолотили комбайнами и сложили в поле. Если я поеду с тобой, будет стыдно перед товарищами.

Богдан не смог возразить ничего.

— Тогда поедем одни, отец, — сказал он.

— Поедем, Богдан. — Старик приник к уху невестки: — Молодец, девка. А я думал, как ты стала губы красить да носить эту самую прическу, испортилась. Все до поры до времени, Валюшка.

В пути отец сказал Богдану:

— Перед смертью все равные. А ведь не вступи в бой все до единого, прийдет до всех смерть. Валюшка твоя не хочет от остальных выделяться. Правильно делает. — Старик немного помолчал. — А все же с главным прессом пока неважно, Богдан.

— Почему?

— Махина! Не подступись. Придется оставить.

— Взорвем пресс!

— Что ты! — испуганно подскочил отец. — Такой пресс... Сколько тысяч золотом отдано американцам?

— А вот придется взрывать в случае чего.

— Беда... — отец смотрел перед собой, — просто беда... Надо поднатужиться. Вывозить пресс. А ежели — шахты?

— И шахты взорвем.

— А Днепровскую? Помнишь, ездили на открытие. По дну реки ходили, а потом вода, вода закипела... бревна поплыли, дороги всплыли пыльные, вместе с конским навозом, с сеном.

— Тоже.

Старик вобрал голову в плечи и замолчал.

— Чего ты, отец! — спросил Богдан, уже влетая в город.

— Долго прожил я... лучше бы раньше в труну. Сколько строили, лелеяли!

— Снова построим.

— Я-то не увижу... не доживу...

ГЛАВА XV

Шевкопляса срочно вызвали в Москву. Он улетел на «У-2» с Романченком. На следующий день Шевкопляс позвонил Дубенко. То, что сообщил он, было совершенной неожиданностью. Его посылали на юг, в Сарабуз. Исполнилось заветное желание Шевкопляса, которое он лелеял с начала войны: его возвращали в авиацию родного Чефа.

— Это он сам устроил, — сказал Рамодан, выслушав Дубенко, — это он нам, помнишь его выражение, «вставил фитиль в оглоблю». То-то он уже две недели беспокоился, нет ли ему пакета Наркомата Военно-Морского Флота.

Ночью к прямому проводу вызвали Рамодана, и ночью же он появился в квартире Дубенко.

— Не выдержал, лично приехал с поздравлением, Богдане. Придется тебе принимать завод.

— Как так, Рамодан?

— Очень просто. Говори спасибо Ивану Ивановичу Шевкоплясу. Приехал с тобой посоветоваться. По-моему, нужно будет рекомендовать наркому главным инженером Тургаева.

— Все совершенно неожиданно, — сказал Дубенко, — ну и Шевкопляс!

— Ругать его подождем, Богдане, — вступился за Шевкопляса Рамодан, — может, такая обстановка на Юге, что в самом деле необходим там такой воздушный бродяга, как наш директор. А здесь мы как-нибудь сами сумеем смотать удочки...