Испытания

— Как это?

— Очень просто. Когда-нибудь люди откажутся от такого транспорта, как от технического варварства.

— И это говорите вы?!

— А почему бы нет? Даже сейчас непредубежденному человеку ясно, что легковой автомобиль принципиально несовершенен: весит в два-три раза больше перевозимых пассажиров — при полной, соответственно нагрузке; отравляет воздух, необратимо использует ценнейшие природные материалы, опасен для жизни и даже для интеллекта людей. Если верить психологам, человек за рулем при интенсивном движении становится агрессивным, снижаются его альтруистические наклонности, притупляются умственные способности — это только во время движения. Но, кто знает, через годы не станут ли эти изменения более глубокими и постоянными.

— Ой, вы какие-то пугающие вещи говорите. — Она округлила глаза.

— Лучше знать их сейчас, чем позже, когда они уже станут реальной угрозой, — тихо ответил Игорь Владимирович.

— Так на чем же люди будут ездить по земле?

— Откуда я знаю. Может быть, вовсе не будут ездить. — Он улыбнулся озорно. — Просто человек будет распадаться на атомы или частицы и через миг снова собираться из них в желаемом месте, как у фантастов. Ведь элементарные частицы могут двигаться со скоростью света — вот и решение проблемы.

— Ну нет, — она передернула плечами. — Это как-то совсем неприятно.

— Что поделаешь. — Игорь Владимирович уже потерял интерес к беседе: обвести эту корреспондентку вокруг пальца не составляло труда, не такого человека надо было подсылать к нему, чтобы выведать хоть что-нибудь. Да и не подсылал ее никто, скорее всего.

— Ну тогда расскажите, как вы начали заниматься конструированием, пожалуйста. — Она кокетливо и просительно подалась вперед.

— Все это — самым прозаическим образом. И неинтересно, да и не вспомнить теперь за давностью. — Игорь Владимирович вдруг смолк, изумленный еще неясной, но уже обозначившейся мыслью: «А что если?.. Только бы получилась у нее статейка интригующая. А будет хоть малый шумок, использую в министерстве…»

Игорь Владимирович жестко, оценивающе взглянул на девушку, словно по внешности пытаясь понять, что она за журналистка, потом чарующе улыбнулся.

— Вы знаете, Софья Николаевна, — медленно сказал он и подумал еще: «Вот это будет фокус для тех, кто ее прислал, если кто-то прислал… Иногда жертва ферзя ведет к выигрышу партии», — пожалуй, я могу рекомендовать вам интересного человека, молодого, способного конструктора, который занимается проблемами массового автомобиля. Если вы сумеете его разговорить, то он сможет рассказать много интересного. Но услуга за услугу: я вас к нему не посылал, и вообще вы у меня не были. Понятно? — Он сразу заметил, что девушка насторожилась. «Не так уж она глупа и опрометчива», — с удовлетворением отметил он и сказал успокаивающе: — Дело в том, что этот парень не ладит со мной, считает меня рутинером, что, вероятно, недалеко от истины. И вот если он узнает, что вас к нему направил я, он вам ничего не расскажет.

— Да, но мне не совсем ясно, для чего это делаете вы, раз он с вами не ладит, — ее взгляд был внимательным и даже напряженным.

— Видите ли, — вздохнул Игорь Владимирович, — эта работа — его хобби, как теперь говорят. Но он действительно сделал много, насколько я знаю. Уже пора бы перейти к непосредственному конструированию, может быть, даже — к постройке опытного образца…

— Так за чем же дело стало? — оживилась девушка.

— Это не внутриинститутский вопрос, к сожалению. Опытный образец — штука дорогая, и, чтобы получить деньги на его постройку, нужно решение на правительственном уровне. — Интонацией Игорь Владимирович старался сделать свои слова понятнее (а может быть, правдивее?).

— Так отчего же вы не добиваетесь этого решения, если работа стоящая? — Она все еще смотрела на него недоверчиво.

— Добиваемся и добьемся. Тема уже записана в плане разработок института, будем просить санкции министерства. Это все своим чередом и, конечно, не так быстро, как хотелось бы. Но сейчас этого парня хорошо бы поддержать. А если о его работе появится ваша статья, то это поможет ему психологически и нам поможет добиться средств. — Игорь Владимирович снова чарующе улыбнулся, спросил будто по-свойски: — Вопросов нет? — и поднялся с кресла.

— Ну я, конечно, поговорю с…

— Григорий Иванович Яковлев.

— С Яковлевым, но буду ли писать о нем…

— Ну, разумеется, разумеется, — торопливо ответил Игорь Владимирович и, нажав кнопку селектора, сказал:

— Ксения Ивановна, будьте любезны, объясните Софье Николаевне, как пройти в группу пионерского автомобиля. — Он повернулся к девушке и попросил, снизив голос до шутливо-заговорщицкого шепота: — Вы уж там сами представьтесь и не объясняйте, кто вас послал. Скажите, что слышали о нем как о спортсмене-автогонщике и случайно узнали, что он теперь занимается конструированием.

— Хорошо, — приняв его тон, ответила девушка.

Игорь Владимирович проводил ее до дверей кабинета. Ноги у нее действительно были красивые.

От двери он пошел обратно к столу, но задержался у стеклянной стены и стал смотреть во двор. Большой белый квадрат двора был уже прострочен прямыми стежками следов по диагоналям. Вдоль одной стороны квадрата, в нескольких метрах от стены лабораторного корпуса, тянулась широкая полоса сухого светлого асфальта — там в земле проходила тепловая магистраль. Двор был пуст, только в углу у стены стояли большие добротные ящики, крашенные шаровой краской, — часть еще не смонтированного оборудования вибростенда. И небо над двором нависло дымчатым низким квадратом, словно оштукатуренное «под шубу». Игорь Владимирович думал о своем странном поступке. Зачем он послал эту корреспондентку к Григорию? Он и сам отлично понимал: статья в журнале (даже если она появится) — слабый довод для членов министерской коллегии. Да и вообще эти короткие быстрые мысли, толкнувшие его послать корреспондентку к Григорию Яковлеву, были лишь первоначальным импульсом, а глубже было другое, то, что Игорь Владимирович уже чувствовал, но еще не понимал. Так что же это такое? Что же?

Рассеянно смотрел он на пустой, простроченный прямыми стежками следов квадрат институтского двора. И вдруг подумал о том, что не лукавил перед этой красивой девушкой, когда сказал, что ничего не может рассказать о себе. Наверное, лет десять назад, когда преподавал в Политехническом, у него нашлось бы что сказать о себе и о перспективах автостроения. В те времена жизнь казалась наполненной смыслом и значительной, а теперь не то чтобы все это ушло, кануло, но изменилась оценка — Игорь Владимирович давно перестал нравиться самому себе. «И Алла сейчас не вышла бы за меня», — равнодушно подумал он. И пришло горьковатое, нудящее ощущение вины. Что он дал той девушке-студентке? Была ли она счастлива с ним? Суховатая, начинающая стареть женщина. Ни детей, ни увлечений. Уже хочется собачку. Хотя… А Гриша — Гриша Яковлев? Может быть, поэтому они молчаливо согласились жить без детей? Может быть, всегда, почти до сегодняшнего дня он, Игорь Владимирович Владимиров, боялся, что Алла уйдет от него? Уйдет к Грише Яковлеву…

Игорь Владимирович вернулся к столу, тяжело опустился в кресло, со вздохом снова придвинул к себе корректуру. Листы желтой, с неровными краями бумаги выглядели неопрятно, оттиск был слишком жирным и читался с трудом. Он повертел в пальцах карандаш и положил его на раскрытые полосы корректуры.

Гриша Яковлев…

Как-то так сложилось, что самый, казалось, важный кусок жизни, когда Игорь Владимирович входил в зрелый возраст, был связан с Яковлевым — сначала застенчивым от неловкости слесарем и автогонщиком, потом замкнутым, начавшим задумываться над жизнью и почувствовавшим свое «я» молодым мужчиной — студентом — инженером. Было что-то отцовское в чувстве Игоря Владимировича к этому угловатому, часто неожиданному в поступках и мыслях человеку. Но не только отцовское. Стараясь передать Григорию свои знания, привить культуру, Игорь Владимирович что-то новое узнавал сам. Не раз испытывал Владимиров ревность, ощущая в неподатливой порывистой жесткости молодого парня не просто упрямство вздорного характера, но цельность сильной натуры, ту цельность, которой, может быть, всю жизнь не хватало ему самому. И, наверное, поэтому Владимиров, почти не сознаваясь в этом себе, повседневно соперничал со своим учеником. И только в последние годы с неприязнью к себе начал догадываться, что соперничество это было не совсем честным. Не волю, не душевную силу употреблял он в этом соперничестве, а лишь изощренность опыта, знаний, приобретенной культуры и тонкости — только нажитый капитал… Разве победил бы он тогда, в тайном споре за Аллу, если бы он и Григорий были равны по жизненному опыту? Никогда бы не победил.

Да и было ли это победой? Да, он любил свою студентку Аллочку Синцову последней, слегка надтреснутой любовью сорокадвухлетнего человека, умевшего изяществом, искушенностью придать новизну и яркость уже несколько коптящему чувству. Но было ли это победой? Игорь Владимирович не знал подробностей и никогда не старался узнать их (все-таки благородство!), но очень точно и пронзительно чувствовал непростые отношения Аллочки и Гриши Яковлева. Казалось, Игорь Владимирович зримо представлял себе чистый узор магнитных силовых линий, которые притягивали и соединяли молодых людей друг с другом. А он, как большой, уже тронутый ржавчиной кусок железа, приблизился, нарушил этот чистый узор магнитных линий, исказил его, внес в отношения этих молодых душ притворство и ложь. Было ли это победой?.. Может быть, победа была бы в другом: чтобы отступиться, отказаться от Аллочки? Да, это была бы победа — победа над самим собой. Но таких побед Игорь Владимирович Владимиров не умел одерживать никогда. И, может быть, именно давняя ревность толкнула его сейчас послать эту смазливую корреспондентку к Григорию, чтобы снова ввергнуть своего ученика в искушение, поставить перед новой дилеммой: благоразумно промолчать, надеясь на постепенное вызревание благоприятных обстоятельств, как советовал Игорь Владимирович; или идти в борьбу, рискованно взвинчивая время, как когда-то поступал гонщик Гриша Яковлев, бросая машину на последнем круге в отчаянный вираж, который, казалось, выполнялся не только и не столько мастерством, сколько силой души. Может быть, именно давняя ревность толкнула Игоря Владимировича послать корреспондентку к Григорию… Впрочем, он, как всегда, ничем не рисковал. Как всегда, выигрывал при любом исходе. Но было ли это победой?!