Истинная жизнь Себастьяна Найта
Шрифт:
Наконец дверь отворилась, и в комнату стала бочком пробираться вчерашняя дама — именно бочком, то и дело оборачиваясь к чему-то, что оказалось скулящим черным бульдогом с лягушачьей мордой, который, как видно, вовсе не хотел сюда идти.
— Сапфир, — предостерегла она, подавая маленькую холодную руку.
Она уселась на синий диванчик и подтащила тяжелого пса.
— Viens, mon vieux, viens. [21] — Дыхание у нее еще не успокоилось. — Совсем без Элен зачах, — добавила она, с удобством устраивая зверя в подушках. — Такая жалость, я считала, что она приезжает сегодня утром, но она позвонила из Дижона и сказала, что до субботы ее не будет. (Нынче был вторник.) Страшно сожалею, но я не знала, как
21
Иди, голубчик, иди (фр.).
— Что ж, — сказал я, — если вы мне еще что-нибудь расскажете про мадам Граун, я, может быть, утешусь.
Не знаю почему, но атмосфера этого места как-то настраивала на книжные обороты.
— Более того, — сказала она, поднимая палец с острым ноготком, — j'ai une petite surprise pour vous, [22] Но сначала чай.
Я понял, что чайной церемонии на сей раз не избежать — и действительно, горничная уже вкатывала столик со сверкающим сервизом.
— Сюда, пожалуйста, Жанна, — сказала мадам Лесерф. — Вот так. А теперь вы со всей откровенностью должны мне назвать, tout ce que vous croyez raisonnable de demander `a une tasse de th'e. [23] Наверное, раз вы жили в Англии, то хотите сливок. Знаете, вы похожи на англичанина.
22
у меня для вас есть маленький сюрприз (фр.).
23
что в пределах возможного вам хотелось бы к чаю (фр.).
— Я предпочитаю быть похожим на русского, — сказал я.
— У меня, боюсь, нет русских знакомых, кроме, понятно, Элен… Печенье, по-моему, довольно забавное…
— Так что же у вас за сюрприз? — спросил я. У нее была странная манера пристально на вас глядеть, но не в глаза, а ниже, словно у вас крошка на подбородке. Она была хрупковата для француженки, и я подумал, что ее черные волосы и прозрачная кожа очень привлекательны.
— Ах, — сказала она, — когда Элен звонила, я задала ей один вопрос, и… — Она остановилась, явно забавляясь моим нетерпением.
— И она ответила, — сказал я, — что никогда такого имени не слышала.
— Нет, — сказала мадам Лесерф, — она засмеялась, но я-то знаю этот ее смех.
Тут я, кажется, встал с места и заходил по комнате.
— Видите ли, — сказал я после паузы, — тут не совсем до смеха. Ей известно, что Себастьян Найт умер?
Мадам Лесерф прикрыла бархатные черные глаза в безмолвном «да» и снова поглядела на мой подбородок.
— Вы с ней виделись в последнее время — я имею в виду в январе, когда газеты писали о его смерти? Разве она не была опечалена?
— Мой друг, вы удивительно наивны, — сказала мадам Лесерф. — Любовь бывает разная, и печаль бывает разная. Допустим, Элен — та, кого вы ищете. Но из чего явствует, что она любила его настолько, чтобы горевать о его смерти? А может, она и впрямь его любила, но у нее свои взгляды на смерть, которые исключают всякую истерику? Что мы об этом знаем? Все это ее личное дело. Я думаю, что она сама вам все расскажет, а до этого не очень-то благородно так на нее нападать.
— Я вовсе не нападаю, — воскликнул я. — Очень жаль, если это прозвучало обидно. Но рассказывайте же. Как давно вы ее знаете?
— Да мы с ней до нынешнего года редко виделись — она, знаете, много путешествует, — а когда-то мы тут, в Париже, ходили в один лицей. Ее отец, по-моему, русский художник. Она была еще очень молода, когда вышла замуж за этого дурака.
— Какого дурака? — вопросил я.
— Своего
мужа, конечно. Большинство мужей дураки, но тот был hors concours. [24] К счастью, длилось это недолго. Попробуйте мои. — Она протянула мне и зажигалку. Бульдог забурчал во сне. Она подвинулась и свернулась на софе калачиком, освобождая для меня место. — Вы, кажется, невеликий знаток женщин? — спросила она, поглаживая собственную пятку.24
вне сравнения (фр.).
— Меня интересует одна, — сказал я.
— А сколько вам лет? — продолжала она. — Двадцать восемь? Я угадала? Нет? Значит, вы старше меня. Ну, неважно. Так что я говорила?.. Да, знаю я о ней немало — кое-что от нее самой, кое-что от других. Она в своей жизни любила одного-единственного человека, да и то женатого, причем еще до своего замужества, когда она была, заметьте, совсем подростком, и он от нее, кажется, просто устал. Потом у нее было несколько романов, но они уже не имели значения. Un ceur de femme ne ressuscite jamais. [25] Потом случилась еще одна история — она мне всю ее рассказала от начала до конца, — история довольно грустная.
25
Женское сердце не воскресает (фр.).
Она засмеялась. Зубы ее казались великоватыми для маленького бледного рта.
— У вас такой вид, будто вы сами влюблены в мою подругу, — заметила она с издевкой. — Я вас, кстати, хотела спросить: как вы раздобыли этот адрес, вернее, что побудило вас искать Элен?
Я рассказал ей про четыре адреса, полученные в Блауберге, и назвал имена.
— Вот это да! — воскликнула она. — Вот это энергия! Voyez-vous ca! [26] И в Берлин ездили? Она еврейка? Какая прелесть? И других вы тоже нашли?
26
Нет, полюбуйтесь! (фр.)
— Одну я повидал, — сказал я, — и с меня хватило.
— Которую? — заходясь от смеха, спросила она. — Которую? Речную?
— Нет. Ее бывший муж женат на другой женщине, а той и след простыл.
— Вы прелесть, прелесть, — сказала мадам Лесерф, утирая глаза платком и снова заливаясь смехом. — Так и вижу, как вы вламываетесь к невинной чете. Нет, ничего забавнее я никогда не слышала. И как его жена? Спустила вас с лестницы?
— Давайте оставим эту тему, — сказал я довольно решительно.
Ее веселье начинало меня раздражать. У нее, похоже, было присущее французам юмористическое отношение к матримониальной сфере, в другую минуту и я бы его разделил, но тут мне почудилось, что такое игриво-развязное отношение к моему расследованию как-то принижает память Себастьяна. Это чувство росло, мне стало казаться, что и вся моя затея такова, что своей неловкой ловлей призрака я каким-то образом сгубил самую возможность составить представление о последней любви Себастьяна. А может, его как раз бы позабавила гротескная сторона исследования его собственной жизни? Может быть, объект биографии усмотрел бы в них особый найтовский выверт, вполне искупающий промахи биографа?
— Пожалуйста, простите, — сказала она, кладя свою ледяную руку на мою и глядя исподлобья. — Не будьте таким недотрогой.
Она поспешно встала и направилась к этой штуковине из красного дерева в углу. Она склонилась к ней, и не успел я полюбоваться ее тонким, как у девочки, станом, как понял, что она собирается делать.
— Умоляю, только не это! — воскликнул я.
— Вот как? — сказала она. — А я думала, музыка вас умиротворит. Да и просто создаст атмосферу для беседы. Нет? Ну, как хотите.