Истоки тоталитаризма
Шрифт:
С приходом людей, вовлеченных в схватку за Африку, все переменилось. Это уже не были одиночки, «в сотворении (их) участвовала вся Европа». Они сосредоточились в южной части континента, где встретили буров — отколовшуюся от голландцев группу, почти позабытую Европой, но теперь оказавшуюся как бы естественным введением в проблемы новой среды обитания. Реакция на эту среду излишних людей во многом определялась опытом этой единственной европейской группы, которой когда-либо хоть и в полнейшей изоляции, но приходилось жить в мире черных дикарей.
Буры ведут свое происхождение от голландских поселенцев, обосновавшихся в середине XVII в. в районе мыса Доброй Надежды и обеспечивавших свежими овощами и мясом суда, следовавшие в Индию. За ними последовала в следующем веке лишь небольшая группа французских гугенотов, так что только благодаря высокому уровню рождаемости эта маленькая, отщепившаяся от голландской нации группа превратилась в отдельный народец. Полностью выключенные из потока европейской истории, они вступили на путь, «которым лишь немногие нации шли до них, и едва ли какая-нибудь шла с успехом». [406]
406
Лорд Селборн в 1807 г. писал: "Белые люди в Южной Африке имеют своим долгом идти таким путем, которым лишь немногие нации шли до них и едва ли какая-нибудь шла с успехом" (см.: Kiewiet С. W. de. Op. cit. Ch. 6).
В развитии бурского народа играли особую роль два главных материальных фактора: чрезвычайно плохая земля, которую можно было использовать лишь для экстенсивного скотоводства, и очень многочисленное черное население, организованное в племена и ведущее
407
См. особенно главу 3 работы: Kiewiet С. W. de. Op. cit.
408
"Рабы и готтентоты вместе совершили приметные перемены в образе мысли и обычаях колонистов; климат и география не были единственными факторами в формировании отличительных черт бурской национальности. В создании институтов и обычаев южноафриканского общества объединились рабство и засуха, готтентоты и изолированность, дешевизна рабочей силы и земли. Сыновья и дочери трудолюбивых голландцев и гугенотов научились относиться к земледельческому труду и к любой тяжелой физической работе как к функции порабощенных народов" (Kiewiet С. W. de. Op. cit. P. 21).
Рабовладение, однако, очень неадекватное слово для описания того, что в действительности происходило. Прежде всего, рабовладение, хотя оно и одомашнило какую-то часть дикого населения, все же не охватило его целиком, так что бурам никогда не удалось избавиться от того первоначального испуга, который они испытали при встрече с разновидностью человека, неприемлемой для них в качестве собрата по соображениям человеческой гордости и чувству человеческого достоинства. Этот испуг перед чем-то похожим на тебя и в то же самое время не должным быть ни в коем случае отождествленным с тобой, лег в основу рабства и стал базисом расистского общества.
Человечество помнит историю народов, но его знания о доисторических племенах носят легендарный характер. Слово «раса» имеет точное значение там и тогда, когда мы сталкиваемся с племенами, о которых не сохранилось ничего в документированной истории и которые сами не знают собственной истории. Представляют ли они «доисторического человека», случайно уцелевший образчик первых форм человеческой жизни на земле, или являются «послеисторическими» остатками, пережившими какую-то неизвестную катастрофу, завершившую жизнь некой цивилизации, нам неизвестно. Скорее все же они были похожи на людей, выживших после какого-то крупного бедствия, за которым, возможно, последовала череда меньших бедствий, превратившая условия их жизни в одну сплошную цепь неблагополучия. Как бы то ни было, расы в этом смысле обнаружились только в тех регионах, где природа отличалась особой враждебностью. От других человеческих существ отличал их вовсе не цвет кожи, а то, что они вели себя как часть природы, что они относились к природе как к своему бесспорному хозяину, что они не создавали человеческий мир, человеческую реальность и что поэтому единственной всепокоряющей реальностью оставалась во всем ее величии природа, по отношению к которой сами они казались фантомами, призрачными и нереальными. Они были как бы «природными» человеческими существами, лишенными специфически человеческого характера, так что, когда европейцы умерщвляли их, они как-то не осознавали, что совершают убийство.
Более того, бессмысленное изничтожение туземных племен Черного континента вполне соответствовало традициям самих этих племен. Истребление враждебных племен было нормой во всех африканских местных войнах, и оно не отменялось, если одному из черных вождей случалось объединить под своим водительством несколько племен. Царь Чака, в начале XIX в. объединивший зулусские племена в чрезвычайно дисциплинированную военную организацию, не создал ни зулусского народа, ни зулусской нации. Преуспел он только в истреблении более миллиона членов племен, которые были слабее. [409] Поскольку дисциплина и военная организация сами по себе не могут создать политического организма, погром этот остался недокументированным эпизодом нереального и непостижимого процесса, неприемлемого для человека и потому не фиксируемого человеческой историей.
409
См.: James S. Op. cit. P. 28.
В случае буров рабство было способом приспосабливания европейского народа к черной расе [410] и лишь внешне напоминало те исторические ситуации, когда оно было результатом завоевания или работорговли. Буров не объединяла ни политическая, ни общинная организация, и черные рабы не служили целям никакой белой цивилизации. Буры потеряли и свою крестьянскую привязанность к земле, и цивилизованное чувство людской солидарности. «Каждый бежал от тирании дыма из трубы соседа» — [411] такова была норма в этой стране, и каждое бурское семейство в полной изоляции воспроизводило общий рисунок обращения с черными дикарями, управляя ими абсолютно произвольно, без всякого контроля со стороны «добрых соседей, готовых поощрить вас или обрушиться на вас, выступающих в деликатной роли то ли убийцы, то ли полицейского, в священном ужасе перед скандалом, виселицей, психиатрическими больницами» (Конрад). Управляя племенами и паразитируя на их труде, они заняли положение весьма сходное с положением местных племенных вождей, с чьим господством они покончили. Как бы то ни было, туземцы признавали в них высшую форму племенной власти, своего рода природных божеств, которым необходимо повиноваться; так что божественная роль настолько же была вручена бурам их черными рабами, насколько принята добровольно ими самими. И конечно же этим белым йогам черных рабов любой закон мог казаться только стеснением их свободы, любое правительство — только ограничением разнузданного произвола клана. [412] В туземцах буры открыли единственное «сырье», в изобилии производимое Африкой, и они пользовались им для производства не богатств, а самых необходимых условий человеческого существования.
410
"Подлинная история южноафриканской колонизации описывает становление не европейских поселений, а совершенно нового и уникального общества, состоящего из различных национальностей, рас и культурных навыков и управляемого конфликтами по поводу расовой наследственности и противоборством неравных социальных групп" (Kiewiet С. W. de. Op. cit. P. 19).
411
Ibid.
412
"[Бурское] общество было бунтарским, но не революционным" (Ibid. Р. 58).
Черные рабы в Южной Африке скоро превратились в единственную действительно работающую часть населения. Их труд был отмечен всеми известными недостатками, присущими рабскому труду, такими, как отсутствие инициативы, отлынивание, плохое обращение с орудиями труда и общая низкая эффективность. Поэтому результатов их работы едва хватало для поддержания жизни хозяев, которым никогда не удавалось достичь того сравнительного изобилия, что питает развитие цивилизаций. Именно эта абсолютная зависимость от чужого труда и полное презрение к любым видам работы и производства и превратили голландцев в буров и придали их расовым убеждениям отчетливо экономический смысл. [413]
413
"Мало что делалось для поднятия жизненного уровня или расширения жизненных возможностей класса рабов и слуг. Таким образом, скудное богатство колонии стало привилегией ее белого населения… Так Южная Африка довольно рано познала, что сплоченная общим сознанием группа может избежать худших сторон жизни во влачащей бедное, беспросветное
существование стране за счет превращения различий расы и цвета кожи в орудие социальной и экономической дискриминации" (Ibid. Р. 22).Буры были первой группой европейцев, совершенно утратившей чувство гордости, которое испытывает западный человек, живя в мире, являющемся произведением его собственных рук. [414] Они обращались с туземцами как с природным богатством и жили за их счет, как живут, скажем, за счет фруктов с дикорастущих деревьев. Ленивые и неработоспособные, они приняли, по существу, такой же растительный образ жизни, какой на протяжении тысячелетий вели черные племена. Великий ужас, охвативший европейцев при их первом соприкосновении с туземной жизнью, был порожден именно этими признаками нечеловечности в человеческих существах, которые казались такой же частью природы, как дикие животные. Буры жили за счет своих рабов, так же как туземцы жили за счет невозделанной, неизменяемой ими природы. Когда буры в испуге и отчаянии решили использовать туземцев так, как если бы те были частью животного мира, они положили начало процессу, что мог кончиться только их собственным перерождением в белую расу, живущую рядом и вместе с черными расами, от которых в конечном итоге их будет отличать только цвет кожи.
414
Дело в том, что, например, в "Вест-Индии такая большая доля рабов, как в Капской колонии, считалась бы знаком богатства и источником процветания", в то время как "в Капской колонии рабство было признаком лишенной предпринимательского начала экономики, в которой труд использовался расточительно и неэффективно" (Ibid.). В основном это привело Барнза (Barnes L. Op. cit. P. 107) и многих других наблюдетелей к заключению, что "Южная Африка есть, таким образом, иная страна, не только в том смысле, что определенно небританскими являются ее позиции и подходы, но и в гораздо более радикальном значении противоречия принципам, на которых основываются государства христианского мира, в смысле самих ее raison d'etre в качестве некоего организованного общества".
Белые бедняки в Южной Африке, которые в 1923 г. составляли 10 процентов всего белого населения [415] и по уровню жизни немногим отличались от племен банту, являются сегодня предупредительным сигналом такой возможности. Их нищета почти исключительно есть следствие их презрения к труду и приспособления к образу жизни черных племен. Подобно черным, они забрасывали землю, когда в результате самой примитивной обработки она переставала обеспечивать необходимый минимум или когда оказывались уничтоженными все животные в регионе. [416] Вместе со своими бывшими рабами они, оставляя свои фермы, переезжали в центры добычи золота и алмазов, как только туда уходили черные работники. Но в отличие от туземцев, которые немедленно нанимались на низкооплачиваемую неквалифицированную работу, они требовали и получали вспомоществование по праву белой кожи, потеряв всякое представление о том, что нормальный человек не зарабатывает на жизнь цветом своей кожи. [417] Сегодня их расовое сознание носит воинствующий характер не только потому, что им нечего терять, но и потому также, что понятие расы, похоже, гораздо более адекватно описывает их собственное состояние, а не состояние их бывших рабов, которые уже далеко продвинулись на пути превращения в рабочих — нормальную составную часть человеческой цивилизации.
415
Это составляет не менее 160 тыс. человек (Kiewiet С. W. de. Op. cit. P. 181). Джеймс (James S. Op. cit. P. 43) оценил число белых бедняков в 1943 г. в 500 тыс., что составило бы около 20 процентов белого населения.
416
"Бедняцкое белое африканерское население, живя на том же уровне простого выживания, что и банту, возникло в первую очередь как результат неспособности или упрямого нежелания буров изучать передовую агронауку. Подобно банту, буры любят бродить с одного места на другое, возделывая землю до полного ее истощения и охотясь на диких животных до полного их исчезновения" (Ibid.).
417
"Их раса была их титулом превосходства над туземцами, и заниматься ручным трудом означало уронить достоинство, сообщаемое им их расой… В наиболее утративших нравственность это отвращение к труду вырождалось в претензию на содержание как естественное право" (Kiewiet С. W. de. Op. cit. P. 216).
Расизм как средство господства использовался в обществе, состоящем из белых и черных, до того, как империализм стал эксплуатировать его в качестве основополагающей политической идеи. Его основа и его оправдание все еще заключались в самом реальном опыте, в вызывающем ужас соприкосновении с чем-то, выходящим за пределы воображения и понимания; большим соблазном было действительно просто объявить, что речь идет не о человеческих существах. Поскольку, однако, несмотря на все идеологические обоснования, темнокожие упорно отстаивали свою принадлежность к человечеству, «белые люди» не могли не пересмотреть своего места в человеческой общности и решили, что сами они больше чем просто люди и избраны Богом служить богами для черных. Такое заключение было логичным и неизбежным, если радикальным образом отрицалось наличие каких бы то ни было общих связей с дикарями; на практике это означало, что христианство впервые перестало действовать как средство решительного обуздания опасных извращений человеческого самосознания, и это было предвосхищением той опасной неэффективности, которую оно продемонстрировало в более поздних расистских обществах. [418] Буры просто отрицали христианское учение об общности происхождения всех людей и превратили те места из Ветхого Завета, где еще не преодолены границы древнеизраильской национальной религии, в суеверие, которое нельзя назвать даже ересью. [419] Подобно евреям, они твердо поверили в себя как в избранный народ, [420] с той существенной разницей, что избраны они были не для божественного спасения человечества, а для ленивого господства над другой разновидностью людей, обреченной на столь же ленивое выполнение тяжелых трудовых обязанностей. [421] Такова была воля Божья на земле, и голландская реформатская церковь провозгласила это и продолжает провозглашать и теперь, находясь в этом отношении в остром и враждебном противоречии с миссионерами всех других христианских деноминаций. [422]
418
Голландская реформатская церковь всегда находилась на передовом фронте борьбы буров против влияния христианских миссионеров в Капской колонии. Однако в 1944 г. она сделала еще один шаг вперед, приняв "без единого голоса против" резолюцию, запрещающую браки между бурами и англоязычными гражданами (согласно передовой статье в газете "Саре Times" от 18 июля 1944 г., цит. по: New Africa. Council on African Affairs. Monthly Bulletin. October, 1944.)
419
Кьевье (Kiewiet C. W. de. Op. cit. P. 181) упоминает "учение о расовом превосходстве, извлеченное из Библии и подкрепленное получившими широкое хождение в XIX в. популярными интерпретациями дарвиновских теорий".
420
"Бог Ветхого Завета был для них почти такой же национальной фигурой, как и для евреев… Я припоминаю захватывающую сцену в одном кейптаунском клубе, где дерзкий англичанин, случайно оказавшийся за столиком с тремя или четырьмя голландцами, осмелился заметить, что Христос был неевропейцем и что с юридической точки зрения ему не было бы разрешено иммигрировать в Южно-Африканский Союз. Это высказывание привело голландцев в такое возбуждение, что они чуть не попадали со стульев" (Barnes L. Op. cit. P. 33).
421
"Голландский фермер считает, что изоляция туземцев и их унижение заповеданы Богом, и спорить против этого — значит совершать преступление и святотатство" (Bentwieh N. South Africa. Dominion of racial problems // Political Quartely. 1939. Vol. 10. No. 3).
422
"До сего дня миссионер для буров есть предатель основ, белый человек, выступающий с черными против белых" (Millin S. G. Rhodes. L., 1933. P. 38).