Истон

– Тебе холодно, милая? – спросила мама.

Когда тетя Кимми начала жить своей жизнью, мама стала чаще улыбаться и отдыхать. У нас снова появилось время на девчачьи посиделки. Сейчас мы сидели в маникюрном салоне, и наши ноги отмокали, прежде чем нам должны будут сделать педикюр.

– Я в порядке. Куда мы пойдем перекусить потом?

– «Луна Вок» за углом. Как насчет китайской кухни?

Я улыбнулась ей и кивнула.

– Ты подала заявки в колледжи? – рассеянно спросила она, роясь в сумочке.

– Мммхмм, – соврала я. К счастью, мама была слишком погружена в свои мысли, чтобы заметить. Я окончила школу в прошлые выходные, и мама непреклонно стояла на том, что я должна получить степень в бизнесе, как и она. Мне уже миллион раз говорили, что я буду проходить у нее стажировку, пока учусь. Проблема в том, что я не была уверена, хотела ли этого сама. Я никогда особо не любила числа, как моя подруга Ава Принс. Скорее я была творческим человеком. Но мама и весь мир уверяли меня, что творчеством нельзя зарабатывать на жизнь.

В кармане завибрировал телефон, и я быстро его достала.

Проповедник: Я скучаю по тебе, лисичка.

Уголки моих губ приподнялись в улыбке. Теперь, когда я окончила школу, мы надеялись больше времени проводить вместе, а не только субботы, которые раньше были единственно возможным днем. Мама высаживала меня у церкви утром, а Истон не отвозил домой до самого позднего вечера. Мы проводили вместе весь день. «Ходячие мертвецы». Пицца. И столько секса, сколько могли выдержать, прежде чем я начинала стонать, когда мою киску слишком сильно натирало. Тогда мы просто предавались страстным ласкам. Член Истона действительно был опасен. Настоящее оружие. Я принимала его ровно столько, сколько могла, а потом еще пару дней ходила немного странной походкой, чувствуя некоторую боль между ног.

Я: Я тоже по тебе скучаю.

Проповедник: Когда я снова смогу тебя увидеть?

Я: Скоро. Теперь, когда лето официально наступило, я могу приходить к тебе в церковь. Может, помогать с работой.

Проповедник: Если придешь в церковь, могу тебя заверить, что не стану разбираться ни с какими делами. Но мне нравится мысль о том, что я буду видеть тебя каждый день.

Я: Ты делаешь меня счастливой.

Я вздохнула, а потом услышала, как мама рядом рассмеялась.

– Ладно, Лэйси Лу, пришло время тебе все рассказать, – весело проговорила она. – У тебя даже глаза горят.

Я замерла и спрятала телефон в сумочку.

– Нет, ничего такого.

– Это Брайс? Тот парень из церкви?

Я поежилась, поскольку не хотела ей лгать. В последнее время она приезжала на проповеди каждое воскресенье, потому наверняка заметила, что я мало разговаривала с Брайсом. Лишь мимоходом. Кроме того, всякий раз, когда он подходил ко мне, Лидия брала на себя роль помехи. Теперь она уже не так пугала, но я не понимала, почему Лидия старательно защищала меня от Брайса, когда его брат Бобби казался куда большей угрозой.

– Эм, не совсем.

Ее голубые глаза замерцали в предвкушении. Мы всегда были близки, и я была не из тех дочерей, кто скрывал информацию. Меня душило чувство вины. Я хотела рассказать ей, но слишком боялась, как это отразится на Истоне, если мама плохо отреагирует.

– Детка, – протянула она. – Ты перешла от восторга к явному испугу. Что бы там ни было, ты можешь мне рассказать. Я не собираюсь сходить с ума. Мы уже через многое прошли вместе, потому, думаю, справимся в любом случае.

Я силилась подавить эмоции. Но по-прежнему боялась, что мама не поймет наших отношений. Потому говорить ей об этом посреди салона казалось ужасной идеей.

– Можно я расскажу тебе за ужином?

Мама озабоченно нахмурилась.

– Милая, ты меня пугаешь.

Из глаз потекли слезы, и я стала заламывать руки. Мама потянулась и переплела наши пальцы. Когда я посмотрела на нее, в ее глазах тоже стояли слезы. Женщины, работавшие с нашими ногами, болтали между собой на непонятном мне языке и не стали спрашивать, что у нас случилось.

– Мам, я влюбилась, – выдохнула я. – Но это не простое увлечение, как раньше. Настоящая любовь. Настолько сильная, что иногда больно. Он очень хорошо ко мне относится. Милый и понимающий. Он выслушивает меня, когда я расстроена. Я уже все рассказала ему про себя, а он по-прежнему рядом.

Ее голубые глаза вспыхнули гневом. Мама поняла. Как вообще она могла не понять? Каждое воскресенье я смотрела, как Истон проповедует Евангелие. И мои глаза горели, как и сказала мама.

– Я знаю, что ты злишься. И мне очень жаль. Я не специально. И вовсе не магнит для взрослых мужчин. А он не извращенец. Нам просто хорошо вместе, – я всхлипнула, и мама сжала мою ладонь. – Пожалуйста, не расстраивайся из-за этого. Пожалуйста.

К нам подбежал сотрудник и протянул коробку с салфетками. Я приняла и предложила ее маме, чтобы она взяла несколько штук, а потом поставила коробку к себе на колени. Мы обе промокнули глаза.

– Я многому научилась у Шона. Узнала, каково это – быть использованной. Чьей-то игрушкой. В результате я получила Майки. А потом Майки умер. Я была так опустошена. Это заставило меня повзрослеть. Наблюдая за девочками в школе, я понимала, что не такая, как они. После фиаско с Шоном я будто постарела на десятилетие...

– Ты назвала ребенка?

По щекам снова покатились слезы, и я кивнула, поняв, что держала это в себе вместе с другими грустными деталями моей жизни. Истон был единственным, кто знал.

– О, детка, – воскликнула мама, а потом поцеловала мою руку. – Мне так жаль. Я видела, что ты расстроена, но понятия не имела, что ты назвала ребенка. Что ты все еще переживаешь в себе это горе. Я считала, что ты по-прежнему зациклена на Шоне.

– Шон оказался придурком, – покачала я головой. – А Майки каждый день разбивал мне сердце. А потом...

– Истон, – тихо произнесли мы в унисон.

– Пожалуйста, не сердись, – попросила я.

На ее красивом лице появилось хмурое выражение.

– Ему следовало вести себя благоразумнее.

– Он не использует меня для удовлетворения потребностей тела, и это не какой-то там кризис среднего возраста, мам. У нас есть связь. Появилась в самом начале. Он словно рушил мои стены кирпич за кирпичом, пока не добрался до меня настоящей, – я шмыгнула носом и высморкалась. – Я так счастлива, мам. Он помог мне отыскать счастье.