Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг.

Второй этаж считался ротным помещением, расположенным в большом зале с окнами на улицу. В нем располагались комнаты дежурного офицера, командира роты, унтер-офицерские помещения, цейхгауз (комната, где находились рундуки с одеждой и располагался карцер).

На третьем этаже здания находился небольшой зал и три класса: два учебных, а третий – для практических такелажных и столярных работ. В зале проходили занятия по фехтованию, гимнастике и практике в ручном семафоре флажками.

Каждый кадет наделялся индивидуальной конторкой и табуретом В конторках обычно хранились учебники, тетради, книги для чтения, бумага и т. п. Внутри конторки выкладывались цветной промокательной бумагой. Порядок и чистота в конторке не только строго соблюдались, но и являлись своеобразной гордостью хозяина.

В классе кадеты рассаживались строго по алфавиту. Произвольное пересаживание категорически запрещалось. Новички, прежде чем получить право ношения формы, обязательно проходили курс первоначальной строевой подготовки, позволявшей им иметь должную военную выправку, уметь отдавать честь на ходу и в положении «во фронт». Они также обучались четкому подходу и отходу от офицера, рапорту при увольнении и возвращении из отпуска и другой обязательной воинской премудрости. Кадеты 6–й роты выучивали на память имена, отчества и фамилии всех прямых начальников, от унтер-офицера до морского министра, имена и отчества всех членов императорской фамилии. Новичок не выпускался в увольнение и не получал полного комплекта форменного обмундирования до тех пор, пока не сдавал зачет по этой своеобразной и обязательной матросской «словесности».

Кадет должен был без запинки ответить своему унтер-офицеру на вопросы, при встрече кого следовало становиться во фронт, как себя вести на улице и по каким из них в Петербурге и в какие часы запрещается ходить (солнечная сторона Невского проспекта и левая сторона Большого проспекта Петербургской стороны после шести часов вечера), как себя вести в трамвае, в театре и многое, многое другое.

Во время обеда кадеты 6–й роты в общем зале занимали пять столов, на каждой половине которых сидели 6-7 воспитанников во главе с унтер-офицером, а на первом столе – во главе с фельдфебелем. Унтер-офицеры строго следили за правилами приличия, хорошего тона и порядком за столом. Они являлись официальными помощниками штатных офицеров-воспитателей. Как правило, унтер-офицер подмечал все огрехи и недостатки в поведении кадетов (как они стоят, сидят, здороваются), указывали им на малейшую небрежность в одежде, на грязные руки, плохо заправленную койку или сложенные наспех на ночь белье и одежду, на то, как воспитанники обращаются со столовыми приборами, правильно ли они держат нож, вилку и т. п. Любое нарушение распорядка и элементарных правил поведения сразу же пресекалось.

Дежурный офицер мог подойти к построенной роте и приказать: «Первая шеренга, пять шагов вперед, шагом марш! Первая шеренга, кру-у-гом! Поднять руки до уровня плеч!» Затем он медленно проходил вдоль леса вытянутых ладоней и записывал воспитанников с грязными руками. Возмездие наступало неотвратимо. В субботу грязнуля лишался отпуска.

Подобные меры быстро прививали будущим офицерам правила личной гигиены и хорошего тона. Кадеты с этого момента начинали очень тщательно мыть руки перед едой, причем эта привычка оставалась у них на всю жизнь. Родные часто подсмеивались над морскими офицерами и считали причудой мытье ими рук по всякому случаю и поводу.

В столовую залу кадеты входили строем в два ряда. Встав у столов на свои места, поворачивались кругом лицом к проходу. Когда все 6 рот занимали свои места, дежурный офицер давал знак горнисту, и по его сигналу все одновременно садились. Перед обедом и после него на середину залы обычно выходил запевала, становился лицом к иконе, висевшей в углу зала, и запевал: «К тебе, Господи, прибегаю…» – перед обедом и «Благодарим тебя, Создатель…» – после традиционного фирменного корпусного третьего блюда – чая с пирожным. Пока запевала возвращался на свое место, горнист давал сигнал отбоя.

Если во время принятия пищи в столовую залу входил директор корпуса В.А. Карцов, горнист играл сигнал «Внимание», по которому все вставали, дежурный офицер выходил навстречу и рапортовал, что воспитанники завтракают или обедают. Виктор Андреевич нередко бывал в столовой зале и интересовался качеством питания кадетов и гардемаринов. Старые кадеты со смехом вспоминали, как осенью 1914 года воспитанники только лишь успели сесть за обеденные столы, чтобы начать завтрак, как горнист подал сигнал «Внимание», все вскочили и встали по стойке смирно. Быстрым шагом в залу вошел директор капитан I ранга В.А. Карцов и сразу же направился к крайнему столу шестой роты, к самым юным кадетам, и обратился к воспитаннику Леониду Погодину с вопросом: «Ну, как, сыты?» Новичок с перепугу громким командным голосом отрапортовал: «Так точно, господин капитан I ранга, сыт!», хотя у него во рту еще и крошки не побывало.

Столовая зала, также как и в прошлые годы, зимой по-прежнему использовалась для занятий по строевой подготовке, репетиций парадов и сокольской гимнастики.

В делах В.А. Карцов проявлял необыкновенную энергию, добиваясь, чтобы воспитанники Морского корпуса получали необходимы объем знаний и практических навыков, соответствовавших требованиям их будущей суровой службы. В результате целого ряда преобразований, проведенных в период его руководства учебным заведением, качество подготовки будущих офицеров было признано достаточно высоким. Многие выпускники во время Первой мировой войны проявили себя тактически грамотными и решительными командирами. Однако учебное заведение тем не менее не решало проблему недокомплекта офицеров на кораблях флота. Директор корпуса принял решение готовить и выпускать мичманов не в шесть лет, как это было раньше, а в пять. При этом основные учебные предметы и программы были полностью сохранены. Пришлось пожертвовать уроками танцев и частично гимнастики. Но вместе с этим В.А. Карцов ввел обязательные уроки плавания (2 раза в неделю) в открытом при нем громадном плавательном бассейне в стенах Морского корпуса. По сути, это был первый закрытый плавательный бассейн столицы.

В корпусе высоко ценили справедливость своего директора, для которого не существовала избитая формула «начальство всегда право». При нем произошел случай серьезного и принципиального конфликта гардемаринов с ротным командиром. Конфликт не перерос в тяжелую по своим последствиям историю только благодаря своевременному и справедливому разбору происшествия самим директором. Офицер оказался не прав и был вынужден уволиться из Морского корпуса.

Продолжали недолюбливать Виктора Андреевича лишь воспитанники, дежурившие по кухне, за его привычку экзаменовать их у большого звездного глобуса, когда они приносили в директорский кабинет очередную пробу пищи. Память и познания у контр-адмирала были феноменальными.

Вся история Морского кадетского корпуса полна случаями конфликтных ситуаций воспитанников со своими командирами, причиной обострений коих являлась не строгость начальства, а его несправедливое отношение к кадетам и гардемаринам. Однако отметим, что большинство директоров учебного заведения всегда объективно разрешали подобные конфликтные ситуации.

Русский моряк, последний гардемарин Морского корпуса Борис Борисович Лобач-Жученко в своих мемуарах о годах своей юности вспоминал о «бунте» кадетов младшей роты против несправедливости офицера-воспитателя лейтенанта Страховича, прозванного воспитанниками Манькой. В сентябре 1914 года кадеты 6-й роты, руководствуясь принципами корпусного товарищества и братства, решили «обложить» ненавистного офицера и не отвечать в строю на его приветствие перед фронтом: «После чая и молитвы, когда он обратился к нам – „Спокойной ночи, господа “, – мы все промолчали, если не считать одного, который загудел не то ослом, не то козлом. Он еще раз: „…Господа“ – и еще раз промолчали…

Ночью дополнительно устроили в спальне кошачий концерт… Утром снова решили не отвечать. „Маныса“ это чувствовал, потому после молитвы, желая застращать, громко крикнул: „Здравствуйте, господа!“ – последовало молчание, только некоторые усиленно зашевелили губами. Он второй раз повторил приветствие. Вновь молчание, прерываемое легким смехом. Третий раз – тот же результат. На четвертый раз – „Здравствуйте, первая полурота!“ – молчание. Он идет к телефону и звонит ротному командиру. Возвратясь, опять здоровается, и снова молчание…