Истории с ароматом деревни

С диким криком выбегал тогда из спальни Иван и до самого утра неприкаянно бродил по двору, а рядом с ним до самого утра колыхалась неупокоенная тень брата. Со временем у Ивана появились припадки, начал мутиться разум. Не помогали доктора – ни свои, ни далёкие знахари. На вопросы жены Авдотьи, что с ним, Иван с руганью и кулаками набрасывался на неё. Но вот однажды проезжал с женой мимо того места, где принял лютую смерть Кузьма, Иван будучи в добром подпитии, посмотрев на уже выросший березняк, со смехом произнёс: «Ну что, свидетели, молчите?!». Авдотья, как репей, прижалась к мужу: «Что за свидетели? Какие свидетели?». Иван под страшной клятвой от неё признался в содеянном. Но как говорят: «Жаба – жабе, а баба – бабе.».

И вот однажды ночью в годовщину гибели брата, когда Иван в беспамятстве бродил с братней тенью, по двору к дому подъехала телега с сидящими в ней высокими красивыми молодцами. К Ивану сразу вернулся разум и он догадался, что непрошеные гости – это его выросшие племянники. Нисколько не сопротивляясь, он дал связать верёвкой руки, сел в телегу и поехал показывать то кровавое место. За ним, колыхаясь, двигался призрак его брата. Как и тогда, кроваво светила над лесом луна, пахло молодой майской листвой. С трудом найдя ту самую поляну и заросший прошлогодней травой бугорок, Иван залился горькими слезами. Когда-то призванные в свидетели молоденькие берёзки стали ладными деревцами.

Братья очистили бугорок могилки от мусора, принесли с телеги и установили крест, расстелили на могилке белую скатерть, на которую выставили бутылку водки и кое-какую закуску. Помолившись и развязав руки Ивану, пригласили того помянуть их отца и его брата. Потом, некоторое время посидев молча, поднялись и отправились к телеге. На вопрос Ивана, а что с ним будет, старший из братьев ответил: «Бог тебе судья, дядя!». И они уехали. Иван оглянулся вокруг – тени брата уже не было.

Он встал, спокойно сделал из брошенной верёвки петлю и выбрал на ближайшей берёзке сук потолще.

За чертовым дубом

Работая врачом-эпизоотологом в областной ветлаборатории, однажды был направлен в командировку в один из колхозов западной глубинки. На ферме этого хозяйства вспыхнуло заболевание, похожее на ящур. Чтобы разобраться, что к чему, меня туда и отправили.

Этой новостью я поделился с коллегой по работе. Рыжий Петя, прозванный Подсолнухом, воскликнул: – Жаль, что не мой профиль, а то я бы поехал. Там у меня живёт тётка, добрейшей души женщина. А какую самогонку гонит, какие колдуны готовит… – чуть не подавившись слюной, закончил монолог племянник той тёти. – Ладно, если не я, то хоть ты отведи там душу. Сейчас я тебе сопроводительное письмо напишу.

Назавтра, поздно вечером я стучал в дверь по указанному адресу. Подвёзший меня шофёр из районной лаборатории несколько раз просигналил. Через некоторое время в доме зажёгся свет, послышались в сенцах шаги и женский голос через дверь спросил: – Кто там?

Услышав фамилию и имя племянника, хозяйка открыла дверь и поздоровавшись, пригласила в дом.

После осенней сырости просторная чистая комната приятно пахнула теплом от круглой железной печки. Некрашеный пол, местами засланный домоткаными половиками, желтел чистыми половицами.

Хозяйка без излишней суетливости пригласила раздеться и помыть с дороги руки. Сама же, расспрашивая о городском житье-бытье племянника, сноровисто собирала на стол. По виду ей было где-то под пятьдесят. Аккуратно зачёсанные волосы с проседью красиво обрамляли полноватое, с живыми карими глазами, лицо, уже тронутое возрастными морщинами.

– Вы верно, удивились, что я так рано спать легла. Вот уже третий день, как сломался телевизор, что-то шипит и моргает. Вот и приходится под кошачье мурлыканье рано спать ложиться, – с улыбкой произнесла хозяйка, и как бы в подтверждение её слов с печки спрыгнул здоровенный рыжий котяра и прямиком направился к столу. – Что, паршивец, как мышей ловить, так тебя нет, а за стол – первый? – ласково попеняла хозяйка.

– Давайте посмотрю ваш агрегат, – предложил я. – Попробуйте, – милостиво согласилась хозяйка.

Так оно и есть. Оторвался проводок антенны от штекера. Через несколько минут диктор из «Время» вещал о неуклонном улучшении жизни всех категорий трудящихся и горько сетовал о недоедающих неграх. Так, что кусок не лез в горло. Об этом я несколько слукавил, с поставленным на столе можно было язык проглотить. Здесь была и злобно скворчащая яичница со шкварками, и солёные огурчики с веточками укропа, и хрустящие грузди в сметане, с колечками лука. Как раз к ним подоспела обволакивающая ароматным паром, только что сваренная картошка, куда в кастрюльку хозяйка положила добрый кусок жёлтого домашнего масла. И венчала это изобилие бутылка самодельного продукта, чуть пахнувшего дымком и сивушкой, коварная мягкость которого уже после первой рюмки приятной истомой обволокла уставший за тягомотный день организм. Хозяйка без излишней напористости потчевала позднего гостя.

Когда первый голод был утолён, разговорились. Узнал, что вдовствует она уже три года. Работает кладовщиком в колхозе. Держит в своём хозяйстве корову, поросёнка, кур и кота Афанасия, который, услыхав своё имя, прыгнул ей на колени и сыто замурлыкал.

На моё замечание, что содержать такое хозяйство тяжко и хлопот но, хозяйка, улыбнувшись, ответила, что всё дело в привычке да и детям в городе хочется помочь. Они тоже мать не забывают: и сена накосить помогают, и картошку выкопать, и в грядках покопаться.

В процессе беседы я спросил, как пройти в контору колхоза.

– А это очень просто, – сказала хозяйка. – Как выйдете от меня – прямо по улице, а дойдя до развилки – повернуть за «чёртовым дубом» направо.

Я сразу навострил уши . – Что за «чёртов дуб»? – спросил я .

Хозяйка как-то зябко повела плечами и немного подумав, сказала: – А может, не надо к ночи?

Но после чашки крепкого ароматного чая, приправленного какими-то душистыми травами спать совершенно не хотелось да и время позволяло. Я ещё раз повторил свою просьбу.

Женщина, видя мою просительную физиономию, произнесла: – Ну, раз такой настырный, то слушай.

Это произошло давно. Ещё за польским часом. Там, где сейчас разместились склады колхоза, был панский двор. К нему вела брукованная дорога, вся усаженная липами и клёнами. Дорога и сейчас сохранилась, а от аллеи остался, будь он неладен, этот «чёртов дуб». Если остальные деревья погибли от старости или срублены мужиками после ухода поляков, то этого не брали ни топоры, ни пилы. Одним словом – «чёртов».

Как рассказывали старики, пан был богатый. По праздникам во дворце гремели балы. Многие видные гости привозили своих сыновей в надежде породниться с хозяевами. Но молодая красивая панночка не торопилась делать свой выбор. Каждому молодому человеку она дарила долю своего кокетства и туманную надежду.

Может, они не устраивали её своей родовитостью и богатством, а может и другая была причина.

Как рассказывала древняя старуха Дёмчиха, слюбилась она с молодым красавцем, панским лесником Данилой. Он был единственным сыном и опорой своих слепых родителей. Мать, прознав об ухаживании сына за панской дочкой, богом молила отступиться, как бы чувствую материнским сердцем страшную беду. Но сын, ослеплённый любовью, и слышать ничего не хотел.