Истории СССР

Александр Солженицын был во время войны разведчиком, арестован и осужден. Правительством Хрущёва Н.С. был опубликован его «Один день Ивана Денисовича», но при Брежневе Л.И. бывший разведчик впал в немилость, жил на даче у Ростроповичей, а потом в 1974 году был изгнан из СССР и принят на Западе, как политзаключённый. Все советские люди его гневно осуждали. Надеюсь, что и студент ЛГУВова Путин, готовивший себя к службе в КГБ СССР — тоже.

В свои двадцать лет я был уверен, что в нашей стране нет красивее города, чем Ленинград. Широкая Нева, стройные набережные, широкие площади, скверы и сады и даже укромные улочки с проходными дворами пленяли воображение. Сравнить было с чем. К этому времени на спортивные соревнования по самбо я выезжал в Москву, Душанбе, Тбилиси, Таллин, Ригу, Нижний Тагил, Пермь, Красноярск, Новороссийск, Одессу… Нет, красивее родного Ленинграда — города в стране не было. Может быть там, за границей? Но за границей я ещё нигде не был, и мог довольствоваться только слухами о прекрасном Мадриде, древнем Риме, белокаменном Лиссабоне, дыбящемуся к небу Нью-Йорке, танцующем разноцветном Рио де Жанейро и прочих заморских прелестях. Мечта о Париже родилась у меня одновременно с умением читать. Мушкетёры казались мне близкими родственниками, могилы которых я должен был навестить на Пер-Лашез. И когда я попал в состав молодёжной сборной СССР и должен был поехать на первенство Европы во Францию, вера в мистические провидения стала крепнуть в моей юной мятущейся душе. Облом с выездом в Париж по причине фолликулярной ангины стал для меня катастрофой. Но страсть к путешествиям заползала в душу незаметно, как змей искуситель.

Не сразу я понял, что для путешествий мало желания, мало иметь деньги и кожаный чемодан. В нашей стране для этого, главным образом, требовалось решение партийных органов и всемогущего Комитета государственной безопасности СССР. Никто по радио не объяснял, что в специальной коммунистической географии есть страны двух типов — социалистические и капиталистические. Поехать по туристической путёвке в социалистические страны у комсомольцев шансы были. В капиталистические могли поехать только избранные. Избранные теми же партийными и компетентными органами. Поводом для их решений могли быть уникальные достижения в спорте и искусстве и их демонстрация на мировых форумах с целью утереть всем буржуям нос и доказать, что у нас живётся лучше всего. Но самой главной чертой в характеристике для выезда за границу была верность и преданность Родине. Когда спустя много лет, я читал в архивах письма Сталину моих кумиров Михаила Шолохова, Бориса Пастернака с просьбами о выезде за границу — кровь стыла в жилах от чувства стыда и брезгливости. Как же могли унижаться люди ради простого человеческого желания — путешествовать по разным странам.

Вот такой расклад был на тот 1969 год, когда мне предложили поехать в путешествие по Германии и Польше, чтобы получить данные о сотрудничестве наших граждан с НТС (Народно-трудовым союзом). Был я патриотом, верным и преданным своей Родине. Ответа на этот вопрос ещё не было. Сказал бы да, а потом предал. Сказал бы нет, а отдал бы за Родину свою драгоценную единственную жизнь в порыве гнева к врагу. Думал ли о верности Родине Александр Матросов, закрывая грудью амбразуру вражеского дзота? Может он просто бежал в восторге по родному васильковому и ромашковому полю и бросился на дзот, мешавший своей стрельбой насладиться пением жаворонков. Думаю, что тогда мне просто мешали насладиться пением жаворонков.

Образ разведчика у пионеров и школьников Советского Союза был, пожалуй, на первом месте. Все рода войск как-то затушёвывали подвиг каждого героя в отдельности. Лётчики, моряки, танкисты шли с пехотой общим фронтом. Во время войскового призыва юноши, приходя в Райвоенкомат понятия не имели в какой род войск их определят — моряком, лётчиком, артиллеристом. пехотинцем или пограничником. Могли забрать и в войска МВД СССР, охраняющие порядок в стране и лагеря осуждённых преступников. Могли и в войска КГБ СССР, охраняющих высший порядок в стране и очень опасных преступников в специальных тюрьмах. А вот разведчики стояли впереди на пьедестале. Вместе с тем ни один пидор не кривил свою рожу в сторону моряка или лётчика, расстреливающих из крупнокалиберных пулемётов сотни людей, но в сторону разведчика летели мерзопакостные оскорбления — «стукач».

Пожалуй самым любимым в пору моей юности был фильм Эдмонда Кеосаяна «Неуловимые мстители» о приключениях четырёх подростков, преданных советской власти и боровшихся с пережитками царизма. Ох, уж эти неуловимые мстители!

С таким же звероподобным рвением, как неуловимые мстители, каждый пионер готов был настучать в органы на своего соседа по парте или коммунальной квартире. Стучали друг на друга не потому, что хотели уберечь Родину от опасности, а исключительно из зависти и неприятия соседа и товарища по парте (да и по партии тоже).

Когда евреи с 1971 года бурным потоком отваливали в Израиль и увозили с собой вещички, то на таможне их тормозили исключительно по наводке стукачей. А кто, скажите мне, был у них в доме и помогал «ховать брюлики»? Конечно их собратья, евреи. И это при том, что начиная с 1957 года они жили в стране Советов по одному, чётко сформулированному пособию — «Катехизис еврея в СССР», описывающему правила поведения в обществе в любой ситуации и ведущей к одной главной цели — гегемонии.

Уместно будет вспомнить одну историю, случившуюся с ювелиром Российского Императорского двора Карлом Фаберже. Чтобы не рисковать в спорах с чекистами на границе, покидая Родину, он спрятал в тайниках всё своё состояние. А был он, если не самым богатым человеком на Земле, то одним из оных. Так вот, когда в расчёте на своих закадычных друзей, он писал им письма с просьбой вынуть из тайников вещички и переслать по указанному адресу, то неизменно получал ответ, что тайник оказался пуст. Так в нищете он с сыновьями и умер в Париже.

Ещё в детских грёзах, выбирая профессию защитника Отечества, я склонялся к отваге, независимости и стремительности, потому и выбрал профессию лётчика. Правда техникум и институт авиационного приборостроения, в которых я учился, имели косвенное отношение к службе лётчика, безоблачному небу и свисту ветра в ушах. Но к государственным секретам и военной тайне моё обучение имело прямое отношение. Поэтому зря я удивлялся и таращил глаза на офицера КГБ, вызвавшего меня на беседу в Первый (секретный) отдел института ЛИАП.

Оказалось, что мой завистливый сокурсник и лучший друг Владик Болванович стукнул на меня своему дяде Кулешову, по чистой случайности работавшему в нашем институте начальником Первого отдела. Я сообразил об этом сразу, когда мне стали предъявлять связь с американской студенткой из ЛГУ имени А.А. Жданова, с которой я познакомился на вечеринке у Юры Шестова, зятя известного в те времена скульптора Михаила Аникушина. Наивно полагая, что наша с ней дружба, укрепит добрососедские отношения между СССР и США, я радостно сообщил об этом своему лучшему другу Владику, а тот из патриотических соображений незамедлительно доложил всё своему дяде.

В отличие от внештатных сотрудников в милиции, которые имеют какой то материальный интерес в своей работе, внештатные сотрудники КГБ СССР работали совершенно бескорыстно по идейным соображениям и никакого вознаграждения за свой труд не имели. Подбирались они из простых граждан с чистой биографией, не обличённых высокими партийными или хозяйственными постами.

Один из моих консультантов при подготовке к стажировке в Париже — Виктор Любимов, достававший самые ценные разведданные о возможности начала ядерной войны НАТО против СССР в 1960-х работал с французким агентом Мюреем, рисковавшим жизнью совершенно бесплатно. Его обидели американские военнослужащие НАТО унизительным к нему отношением. Сам Виктор Любимов не был обласкан высшим начальством ГРУ за свой прямой правдивый нрав. Были, конечно, и те, кто за свой труд требовал огромных гонораров или таил злобу за низкую оценку своих подвигов. Первый муж моей мамы Еремей Корелов погиб в 1943 под Смоленском на очередном задании в тылу фашистов даже не узнав, что за такую работу платят. Они защищали Родину.

К моменту моего распределения после окончания института не без помощи моих «товарищей» пришло место в Министерство внешней торговли, а именно в Медэкспорт. Я был далеко не первым по рейтингу успеваемости, но место досталось мне, и я поехал в Москву на преддипломную практику. То ли летняя московская жара, то ли перспектива нудной работы по анализу документации отпугнули меня от такого перспективного места, но через пару недель я извинился и уехал домой. Распределиться я успел только на кафедру физвоспитания своего института, где работал преподавателем по совместительству со второго курса. Жаль мне было, что подвёл своих «товарищей», да и мои сокурсники Юра Китайгородский и Владик Болванович, мечтавшие туда распределиться, воспользоваться этим местом не смогли. Опоздали.

К моему разочарованию, выполняя функции внештатного сотрудника КГБ СССР, мне не удалось ни разу свести счёты со своими врагами посредством этой организации. Я, конечно, мог отправить клеветническое письмо по почте, но зная технологию установления адресата, сам делать это опасался. А мой руководитель пояснил мне, что докладывать начальству на тему, не относящуюся к его личному заданию, он никогда не будет. Так мне и пришлось сотрудничать с органами с 1970 года по вопросам поиска скрывающихся прихвостней гитлеризма, которые мучали евреев, а с 1971 с теми евреями, которые хотели иммигрировать в Израиль и увести с собой особо ценные секреты нашей Родины.