Истории странных

Она прибыла к его дому — потусторонне выглядящему особняку на холме, который, казалось, наблюдал за ней своими треснувшими окнами. Как только Хильди поднялась на крыльцо, стая черных ворон с карканьем сорвалась с мертвого дуба во дворе перед домом. Она заметила призрак, раскачивающийся в петле, свисающей с перил балкона на третьем этаже, и помахала ему. Призрак смущенно помахал в ответ.

Жуан открыл ей дверь и проводил ее внутрь. Он был добр и любезен, и принял у Хильди пыльный дорожный плащ, и выставил блюдечки с чаем с молоком и корицей и пирожными. Жуан вел с ней вежливую беседу, расспрашивая ее об ее путешествии, о том, какая была погода в пути, и о том, как подают чай там, откуда она прибыла. Но Хильди постоянно запиналась в ответах и была абсолютно уверена, что она выглядит как дурочка, и чем больше она думала о том, как глупо она выглядит, тем сложнее ей было вообще произнести хоть что-то. В конце концов после особенно неловкого молчания Жуан спросил: «Я сделал что-то, что обидело тебя?» — и Хильди поняла, что она разрушила свою единственную возможность завести настоящего друга. Чтобы спрятать подступившие слезы, она встала из-за стола и выбежала в соседнюю комнату.

Жуан не пошел за ней сразу, а позволил Хильди побыть одной. Она стояла в углу его кабинета и, закрыв лицо руками, тихо плакала, злясь на себя и чувствуя себя ужасно, ужасно неловко. Потом через пару минут она услышала позади себя глухой стук и обернулась. За столом стоял призрак молодой девушки, скидывая на пол ручки и пресс-папье.

— Перестань, — велела Хильди, вытирая слезы. — Ты устраиваешь беспорядок в доме Жуана.

— Ты можешь меня видеть? — удивилась девушка.

— Да, и я вижу, что ты уже чересчур взрослая для детских шалостей.

— Да, мэм, — ответила девушка и ушла сквозь стену.

— Ты говорила с ним, — раздался голос Жуана, и Хильди вздрогнула и увидела, что он смотрит на нее от дверей.

— Да. Я могу видеть их и разговаривать с ними. Она больше не побеспокоит тебя. По крайней мере, не сегодня.

Жуан был поражен. Он сел и рассказал Хильди обо всех способах, которыми призраки усложняют его жизнь: они не дают ему спать по ночам, отпугивают посетителей, ломают его вещи. Он пытался поговорить с ними, но они никогда его не слушали. Однажды он даже позвал священника, чтобы избавиться от них, но это только разозлило их, и на следующую ночь они сломали еще больше его вещей.

— С ними нужно быть строгими, но отзывчивыми, — объяснила Хильди. — Не просто быть привидением, и, как и любой другой, они хотят уважения.

— Как ты думаешь, ты смогла бы поговорить с ними за меня? — робко попросил Жуан.

— Я, конечно, могу попробовать, — ответила Хильди. И тут она поняла, что они болтают уже несколько минут, ни разу не запнувшись ни на одном слове и не сделав неловкую паузу.

Хильди начала в этот же день. Призраки пытались спрятаться от нее, но она знала, куда они любят уходить, и одного за другим уговаривала каждого из них выйти и поговорить. Некоторые беседы продолжались часами, во время которых Хильди спорила и настаивала, а Жуан смотрел на нее с немым восхищением. Потребовалось три дня и три ночи, но в конце концов Хильди удалось убедить большинство призраков покинуть дом, а тех, кто не пожелал уходить, уговорить вести себя потише, когда Жуан спит, и, если уж им так нужно поскидывать со столов вещи, хотя бы пощадить фамильные реликвии.

Дом Жуана преобразился, а с ним и сам Жуан. Три дня и три ночи он наблюдал за Хильди, и за три дня и три ночи его чувства к ней стали только сильнее. У Хильди тоже возникло чувство к Жуану. Она обнаружила, что теперь она может свободно говорить с ним о чем угодно, и была уверена, что они настоящие друзья. Тем не менее, она опасалась, что со стороны может показаться, что она слишком охотно и слишком долго загостилась, так что на четвертый день она собрала вещи и попрощалась с Жуаном. Она решила вернуться, переехать в ненаселенный привидениями дом и попытаться еще раз завести себе друзей среди живых.

— Я надеюсь, мы еще увидимся, — сказала Хильди. — Я буду скучать по тебе, Жуан. Может быть, когда-нибудь ты сможешь приехать и навестить меня.

— Мне бы очень этого хотелось, — сказал Жуан.

Повозка и кучер уже ожидали Хильди, чтобы отвезти ее на вокзал. Она помахала ему на прощание и направилась к повозке.

— Подожди! — крикнул Жуан. — Не уходи!

Хильди повернулась и посмотрела на него:

— Почему?

— Потому что я влюбился в тебя, — ответил Жуан.

И в тот миг, когда он произнес это, Хильди поняла, что тоже любит его. И она взбежала обратно по ступеням, и они бросились друг другу в объятия.

На этом моменте призрак, что свисал с перил третьего этажа, улыбнулся.

Хильди и Жуан поженились, и Хильди переехала жить в дом Жуана. Те несколько привидений, что остались там, относились к ней дружелюбно, хотя ей и не нужно было больше заводить призрачных друзей, потому что теперь у нее был Жуан. Вскоре у них родилась дочь, а потом и сын, и жизнь Хильди стала такой полной, как она даже и не мечтала. И как будто этого было недостаточно, одной чудесной полночью раздался стук в дверь, и Хильди увидела парящими на крыльце не кого иного, как призраков своей сестры и родителей.

— Вы вернулись! — воскликнула Хильди вне себя от радости.

— Мы вернулись давным-давно, — ответила ее сестра, — но ты переехала! Мы искали тебя целую вечность.

— Но это не важно, — сказала мама Хильди. — Теперь мы все вместе!

Тут на крыльцо вместе с Жуаном, потирая сонные глаза, вышли двое детей Хильди.

— Pai {15} , — спросила маленькая дочка Хильди у Жуана, — почему Mam~ae {16} разговаривает с воздухом?

15

Папа (португ., прим. перев.)

16

Мама (португ., прим. перев.)

— Нет, не с воздухом, — ответил Жуан и улыбнулся своей жене. — Дорогая, это те, о ком я думаю?

Хильди обняла своего мужа одной рукой, а свою сестру — другой, а затем, чувствуя, что ее сердце так преисполнено радости, что готово разорваться, она представила свою умершую семью своей живой.

И они жили долго и счастливо.

КОКОБОЛО

КОКОБОЛО {17}

17

Кокоболо является также названием древесины нескольких видов деревьев из рода Дальбергия, темно-красного цвета с черными, коричневыми или оранжевыми прожилками. Очень ценится как материал в скульптуре и резьбе по дереву. (прим.пер.)

Ребенком, Чжэн боготворил своего отца. Дело было во времена правления в древнем Китае Хубилай-хана, задолго до того, как Европа стала господствовать на всех морях, и отец Чжэна, Лю Чжи, был знаменитым морским путешественником. Люди говорили, что в его крови течет морская вода. К тому времени, как ему стукнуло сорок, он достиг больше, чем любой другой мореплаватель до него: он нанес на карту все восточное побережье Африки, установил контакт с неизвестными племенами в сердце Новой Гвинеи и Борнео, открыл и объявил собственностью империи обширные новые территории. Во время своих путешествий он дрался с пиратами и разбойниками, подавлял мятеж и дважды выживал в кораблекрушении. Его огромная статуя из железа стояла в порту Тяньцзиня, с тоской глядя на море. Эта статуя была всем, что осталось у Чжэна от отца, поскольку тот пропал, когда Чжэну было всего десять.

Свою последнюю экспедицию Лю Чжи снарядил на поиски острова Кокоболо, о котором давно ходили легенды, и где, как рассказывали, рубины росли на деревьях, а жидкое золото разливалось широкими озерами. Перед отплытием он сказал Чжэну: «Если я никогда не вернусь, пообещай, что однажды отправишься искать меня. Не позволяй траве вырасти под твоими ногами».

Чжэн честно пообещал, про себя думая, что даже неистовый океан не сможет одолеть такого человека, как его отец. Но Лю Чжи никогда больше не вернулся домой. Когда целый год о нем не было никаких известий, император справил по нему пышные похороны. Чжэн был безутешен и несколько дней проплакал у ног статуи своего отца. Однако, становясь старше, Чжэн стал узнавать о Лю Чжи кое-какие вещи, которые он был слишком мал, чтобы понимать, когда этот человек был жив, и его мнение об отце постепенно изменилось. Лю Чжи был странным человеком, а под конец жизни он стал только страннее. Ходили слухи, что он сошел с ума.