История частной жизни. Том 3: От Ренессанса до эпохи Просвещения
Шрифт:
Запреты церковные и парламентские
Церковь первая осудила шаривари, направленное против вдовцов, по соображениям литургической дисциплины. Второй брак так же свят, как и первый — следовательно, высмеивать его значит идти против Церкви. Компьенский Церковный собор 1329–1330 годов зафиксировал положения, которые десятки синодов и епархий будут строго соблюдать, особенно во Франции и Италии, вплоть до середины XVIII века [453] . Надо сказать, что Церковь долгое время лишала повторный брак какой бы то ни было торжественности. Во–первых, в связи с тем, что родство по браку сохраняется, несмотря на то что один из супругов овдовел, количество подходящих кандидатов на повторный брак сокращается, так как, согласно канонам, брак между родственниками до четвертого колена включительно считался аморальным. Во–вторых, образ вдовы благодаря перу моралистов приобрел некий дьявольский ореол, делающий общение с ней сомнительным и малопочтенным. Все это связано с главным: во многих епархиях повторные браки не благословлялись Церковью. Таким образом, надо полагать, что Церковь горячо, но безуспешно противостояла всем этим ритуалам, идущим вместе и конкурирующим, в результате чего появилось довольно странное таинство без ритуала.
453
См.: Burguikre A. Pratique du charivari er repression religieuse // Le Charivari. P. 179–196. Полный список гражданских запретов не был составлен; см. некоторые ретроспективные обзоры в: Sourioux J.–L. Le charivari, fitude de sociologie criminelle // LAnnee sociologique. Paris: PUF, 1962. P. 401–414.
Даже
Наказания ритуальные и юридические
То обстоятельство, что приговоры выносились тайно, говорит о скрываемом напряжении, царившем в юридическом мире. Местное законодательство и практика наказаний противопоставлялись друг другу. Как написано в одном документе от 1375 года, в городе Санлис по отношению к «мужьям, которых били жены», применялось правило «провоза на осле задом наперед»; в 1404 году похожая статья появляется в «Кутюмах» города Сентонж; в 1593 году бальи [454] города Омбура постановил, что, «согласно старинному обычаю», женщина, которая избила мужа, должна сесть верхом на осла задом наперед, а ее слабак–муж будет водить этого осла в поводу. В Англии времен Тюдоров и Стюартов суды назначали наказание в виде прогулки верхом на лошади задом наперед, мужчине — в женской одежде, женщине — в мужской [455] ; иногда эта прогулка сопровождалась какофонической музыкой (rough music) [456] . Три парижских приговора, вынесенных между 1729 и 1756 годами, и один тулузский кутюм, составленный не позднее 1775 года, предписывают катать задом наперед верхом на ослице сводницу, а ее мужа, если таковой имеется, следом за ней на осле; в Тулузе упряжка должна быть с бубенчиками. «Будешь бегать по городу в перьях и с корзиной на голове» — такую угрозу часто можно было услышать в Лангедоке на протяжении всего XVIII века — мы встретили его трижды во взятых наугад документах. Эти слова напоминают о наказании проституток и неверных жен: их обмазывали медом, а затем обваливали в перьях, на голову надевали корзину и в таком виде катали на осле; так поступили, например, с Селестиной в романе Фернандо де Рохаса. Еще было принято разбирать крышу, бить окна и двери, ломать повозки, портить колодцы; во многих регионах романской и германской Европы подобные «народные обычаи» встречаются в арсенале официальных наказаний вплоть до классической эпохи [457] .
454
Бальи — в дореволюционной Франции действующий от имени короля или сеньора представитель административной, судебной и военной власти во вверенной ему области.
455
Ingram M. Op. cit. P. 253.
456
Rough music — английский аналог французского шаривари.
457
Об этих ритуалах наказания: Saintyves P Le Charivari de ladultere et les courses a corps nus // L’Ethnographic. Paris, 1935. P. 7–36; Pinon R. Questce qu un charivari? // Kontakte und Grenzen, Festschrift fur Gerhard Heilfurth zum 60. Geburtstag. Gottingen: Otto Schwartz, 1969. P. 393–405.
Все эти наказания предполагают присутствие публики, не в качестве зрителей, которые пришли посмотреть на поучительный пример, но в качестве активных участников, так как чем больше будет смеха, лацци [458] , всякого рода сатирических импровизаций, тем действеннее окажется наказание. К тому же судьи, которые выносят решения, и толпа, которая участвует в этом карательном балагане, на деле разделяют убеждение, что преступление и наказание — вещи взаимосвязанные, что наказание обозначает вину, карает нарушителя порядка и смягчает тяжесть проступка. Таким образом, вся эволюция карательной системы одновременно укрепляет, контролирует и обособляет сцену наказания, которая теперь требует наличия огороженной площадки и торжественного к себе отношения, и разрывает символическую связь между виной и наказанием, в конечном счете приходя к некоему абстрактному тарифу, который на основе французского уголовного кодекса, но с национальными особенностями в каждой стране будет установлен по всей Европе. Сказывается медленное, но верное влияние эпохи Просвещения: к концу XVII века запрещается сожжение на костре, ритуальные наказания тоже выходят из употребления, и судьи, которые сталкиваются с делами о порочащих ритуалах, могут теперь без всяких оговорок утверждать их полную незаконность.
458
Лацци — буффонные сценки в комедии дель арте, незначимые для развития сюжета.
В 1610 году после памятного процесса, где адвокат шаг за шагом защищал моральную и юридическую легитимность ритуала, парламент Бордо осудил зачинщиков «церемонии, которую называют прогулкой на осле», которой подвергли «мужа, избитого женой» [459] . В 1655 году суд в Байонне вынес постановление против лиц, «устроивших гонки на животном, называемом ими ослом или ослицей». Описывая запрещенные ритуалы, к которым будут отнесены, например, «порочащие стихи» (Байонна, 1655), «оскорбительные песни с непристойными словами» (Тулуза, 1762), юристы относят их к «запрещенным ночным сборищам», «вымогательству», «пасквилям» и т. п., а местные постановления периодически описывают конкретные случаи, когда «молодые люди собираются вместе, в основном по праздникам и воскресеньям, бегают по ночам по улицам, поют непристойные песни и устраивают разного рода беспорядки» (Монпелье, 1737). Репрессии применяются все чаще; будучи направленными в конечном счете не столько на какой–то конкретный проступок, сколько на весь стиль поведения, они начинают заботить тех просвещенных деятелей Контрреформации, которые усвоили новый язык. В течение всего XVIII века приходилось правильно информировать подчиненные юридические организации, в особенности деревенские, руководство которых было слишком склонно следовать обычаям или расправляться со своими местными врагами.
459
Защитительная речь взята из: Pladoyers et Actions graves et eloquentes de plusieurs fameux avocats du parlement de Bordeaux… Bordeaux, 1646. P. 197–208.
Жалобы жертв
Возможностей прибегнуть к юридической помощи становилось все больше. В XVIII веке все ритуалы рассматривались судами, причем все чаще и чаще. В промежутке между 1700 и 1790 годами уголовная палата парламента Наварры рассмотрела сорок семь случаев шаривари, цифра скромная, но значимая; впоследствии подобные дела начал рассматривать высокий суд Беарна. Только во второй половине века парламент Тулузы выпустил более пятисот инструкций; в Провансе дело обстояло похожим образом, а следствия, которые должны были проводиться в регионах, без сомнения, подтверждают тенденцию [460] . Даже если спонтанные общественные действия имели
место, подавляющее большинство этих казусов начинается с частной жалобы. Благодаря силе традиции устанавливалось относительное, но необходимое согласие между участниками ритуала, который больше не проводится строго определенным образом; рискуя вызвать тяжелые последствия, некоторые без колебаний пренебрегали опасностью. Что было предметом тяжб? Что лежало в основе социального протеста жертв?460
По поводу Беарна см.: Desplat С. Charivari en Gascogne. Paris: Berger-Levrault, 1982. P. 103; H. Кастан рассмотрел пятьдесят лангедокских дел в: Le Charivari. Р. 197–206.
Заметно возрастает сопротивление поборам, производимым молодежью; проведение ритуалов оказалось делом достаточно прибыльным. Даже те, кто не был стеснен в средствах, прибегали к разным уловкам, чтобы не платить выкуп в случае неравного брака и не откупаться от шаривари. Зажиточные жертвы этих ритуалов восставали против все возрастающих аппетитов молодежи: вот какое прошение подал военному коменданту один буржуа из местечка Сен–Виктор в Юзеже, в течение двух месяцев пытавшийся удовлетворить требования организаторов ритуала, «устраивавших ужасный шум и распевавших песни оскорбительного содержания»: «Сначала я очень осторожно пытался прекратить это преследование, угощал их выпивкой и выплатил значительную суммуденег». Во избежание подобных «переплат» первый консул Полана в 1780 году героически не обращал внимания на шум, поднятый в ночь на 1 мая: «Я недавно женился во второй раз, и так как знаю, что многим это не нравится, я понял, что шум этот означает шаривари, и не вышел к ним». Однако чаще происходят столкновения. Когда молодежь города Сент–Ипполит–дю–Фор заявилась на обед по случаю помолвки одного вдовца, довольно состоятельного купца, родители невесты возмутились и выставили посетителей. В результате они получили чудовищного размаха шаривари и штраф в 50 ливров [461] . «Обратите внимание, на меня нападают, а я никому ничего не должен!» — обращается вновь женившийся молодой вдовец, попавшийся группе молодежи в разгаре дня на деревенской улице, к свидетелям этого нападения. Он восстал против проведения ритуала и пытается защитить свои деньги с помощью закона. Мы увидим и другие примеры того, как в начале XIX века новобрачные и их семьи восставали против проведения шаривари, в частности в долинах региона Во.
461
Об этих трех делах: A. D. Herault, С 6864 b 6666, 1778.
Защита имущества
В XVIII веке молодежь, проводящая все эти ритуалы, сталкивается с решительным сопротивлением со стороны собственников, желавших защитить свое добро. В небольших лангедокских городках, например в Лиму, добровольные или вынужденные «взносы» на молодежные праздники после 1750 года становятся все более редким явлением. Хочешь повеселиться — плати из своего кармана; молодежи из более обеспеченных слоев общества приходится устраивать праздники за свой счет. Поиски средств на их проведение видоизменяются. Некоторые молодежные банды перед Новым годом становятся настоящими налетчиками: выламывают двери, захватывают дом какого–нибудь одинокого ремесленника, опустошают кладовую и погреб, в довершение всего избивают хозяина и угрожают ему. Количество ночных вылазок и их изобретательность, при соблюдении некоторых границ дозволенного, растут. Опустошители садов и птичьих дворов оказались вне закона; в Пезена весь город ополчился на «молодежь, ремесленников и сельских батраков, которые по ночам ходят воровать виноград и наносят значительный вред, специально вырывая лозу». Любая выходка, будь то просто шум около дома несговорчивого буржуа или масштабное шаривари, считается серьезным преступлением, если сопровождается грабежом. Любой погром подлежит наказанию; все подобные действия считаются проявлением презрения к порядку: чтобы «подразнить» жителей квартала, в октябре 1729 года молодежь городка Кастельнодари выломала двери всех домов на улице. Почти физическая привязанность к «своему добру» (которое в городах часто ограничивается стенами дома) и уверенность в своей правоте вызывают желание дать отпор ри туальной агрессии и обременительным выкупам, которые добропорядочные граждане вынуждены платить нападающим. Не связано ли уклонение от выполнения требований молодых людей с тем, что граждане обращаются за помощью в полицию? Во всяком случае, такое впечатление создают тысячи жа лоб и протоколов, свидетельствующие о непрекращающейся войне в связи с молодежными забавами в предреволюционный период. Одним и тем же словом «распутство» обыватели называют все, что нарушает устоявшийся порядок: праздношатание, дружбу со всяким сбродом, азартные игры, проматывание семейного состояния, продажную любовь, страсть к уличным праздникам, презрение к любой власти… [462]
462
Об этом «распутстве» см.: Nicod С. Les «seditieux» en Languedoc a la fin du XVIIIe siecle // Droit penal et Societe meridionale. Memoires et Travaux publies par la Societe d’histoire du droit… Montpelier, 1971. P. 145–165. Замечательные портреты «распутников», заключенных по королевскому указу в форт Бреску неподалеку от Агда, даны в работе: Sarret de Coussergues G. de. Une prison d’fitat au milieu du XVIIIе siecle. Paris: Les Presses continentales, 1950. «История Жана–взяли» Жана–Батиста Фарба (Le Roy Ladurit E. Largent, TAmour, la Mort en pays doc. Paris: fid. du Seuil, 1980) является литературным портретом сельского «распутника».
Свобода семей
Надо сказать, что молодые люди не только умело пользуются ритуалами осмеяния, но и воздействуют на сложившийся порядок; контролируя супружество, этот узел, создающий историю дома, они очень в небольшой степени влияют на общественные отношения, которые лучше от этого не становятся. Эти нападки теперь направлены не против «тайнства брака» или «общественного спокойствия», но, как говорилось в приговорах, вынесенных парламентом Наварры в 1769 году, против «внутренней свободы семей». Можно предположить, что на фоне роста количества сопротивляющихся жертв начиная с середины XVIII века суды, в которых рассматривались эти дела, выносили обвинительные приговоры. Из слов префекта Верхних Пиренеев, можно понять, что речь идет о признаках модели социального контроля, который предписывает прозрачность и располагает большим арсеналом действий, разоблачающих неподобающее поведение в семье и наказывающих за него. Крупная буржуазия, которая судит и подает жалобы, постепенно приходит к мнению, что эта сфера полностью принадлежит семье и что никакие силы извне не могут влиять на решения, принимаемые в семье, и утверждает законы, защищающие неприкосновенность «частной жизни».
Множество фактов говорит о наступлении «внутренней свободы», однако в груде дел, которые мы изучили, есть несколько интересных моментов, на которых стоит остановиться. Для начала вспомним наиболее ярких жертв молодежных развлечений в Лиму в 1740–1790 годах: приемщик соляной палаты, прокурор при сенешале, епархиальный инспектор общественных работ. Все трое яростно сопротивлялись мерам, направленным против них как мужей и отцов. Все они имели какую–то собственность, но зарабатывали на жизнь бюрократической деятельностью; будучи воплощением государственной власти, располагая всеми путями отступления, они находились в авангарде противостояния, провоцировали противоречия между старинными обычаями и некоторыми юридическими и административными новшествами, которые, как и шаривари, время от времени оказываются на жизненном пути каждой семьи.
Впасть священников
В деревнях напряжение смещается в сторону еще одного очень важного персонажа — кюре. Воспитанный в контр- реформационных семинариях, где унифицировались взгляды священников на религию и нравы, кюре сразу же занимает позицию противника любых традиционных форм оскорбительных ритуалов. Во имя «мира в семьях» он мечет громы и молнии против шаривари, карнавальных судов или, против «майских подарков» (например, в Виваре некоторым девицам преподносили гигантские фаллосы). Иногда, как это было в Бюрзе в 1780 году, дело доходит до защиты пары, которой угрожает шаривари; священник освободил жениха и невесту от двух из трех положенных оглашений предстоящей свадьбы и тайно обвенчал их под покровом ночи. В целом не приемля молодежных обычаев, он выступает против всех видов поборов — в данном случае по поводу свадьбы: «Когда кто–то женится, они (молодые люди) заставляют его платить, чтобы им было на что гулять. Если новобрачные отказываются платить, парни устраиваются в таверне, едят там в свое удовольствие за счет молодых, постоянно беспокоят и оскорбляют их, до тех пор пока те не согласятся на уплату выкупа» (Сент–Андре, Лодев, 1749).