История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века

Перед родителями встает та же проблема: если жизнь в их семье основана на принуждениях, дети будут стараться уклоняться от выполнения родительских требований; с другой стороны, повседневная жизнь семьи невозможна без минимального набора правил, основанных на постоянных компромиссах, конфликтных переговорах, ловких увертках.

Урегулирование отношений облегчается еще одним следствием увеличения продолжительности школьного обучения: нарастающим вмешательством школы в решения, касающиеся будущего детей, и сведением к минимуму роли родителей в выборе обучения для своих детей. Семья выбирает начальную, затем среднюю школу (коллеж), которую будет посещать ребенок, но дальнейшее решение об образовательной ориентации подростка зависит от коллежа: его направляют в совершенно определенный класс совершенно определенного лицея, где за его профессиональную ориентацию возьмутся снова. Право на выбор имеют только хорошие ученики, остальные идут туда, куда их направляют.

Безусловно, ущемление родителей в правах—повод для конфликтов, потому что нередко результатом такого распределения является крах надежд на престижное будущее для ребенка. Однако родителей это возмущало и устраивало в равной мере, потому что отныне неприятные моменты решаются внешними силами. Накануне II Мировой войны родители часто выбирали профессию для своих детей. Они расстались со своими амбициями и признали за детьми право на выбор своего будущего*, а невероятное давление, которое оказывала на детей процедура распределения, освобождало от необходимости в давлении родителей, чем разряжало обстановку в семье.

Впрочем, вмешательство общества в воспитание детей не ограничивалось школой, оно укрепилось и в других областях. Государство проявляет интерес к ребенку сразу после его зачатия, и система защиты материнства и детства обязывает мать трижды посещать врача во время беременности, если она хочет получать пособие от государства (1946). То же медицинское наблюдение осуществляется за грудным вскармливанием и первыми годами жизни ребенка. Обязательной становится вакцинация. Коротко говоря, усиливается медицинский контроль за беременностью и ранним детством, чему способствовало распространение социальных пособий по закону от 1932 года, Семейному кодексу 1939 года и закону от 1946-го.

Более того, государством контролируется весь процесс воспитания детей. В межвоенный период с целью борьбы с туберкулезом начинаются регулярные посещения семей патронажными медсестрами. Иногда, как это было, например, в парижском пригороде Сюрене, по инициативе мэра-социалиста Анри Селье деятельность медсестер была систематической и на ее основе создавалась картотека на каждый дом в коммуне. Вскоре органы социальной защиты начали совершать обходы семей, получающих пособия, чтобы убедиться в том, что выплачиваемые суммы используются по назначению. Они контролируют се мейный бюджет, дают советы; в самых тяжелых случаях семье назначается куратор (1942), который вместо родителей покупает на выплачиваемое пособие все, что необходимо ребенку.

Помимо контроля за использованием пособий, разворачи вается деятельность санитарных, социальных и юридических

* Тот же журнал провел в 1977 году аналогичный опрос. На тот же вопрос «нет» ответило подавляющее большинство респондентов (89%). «да» — лишь 4,4%. — Примеч. авт.

органов. Иногда детей забирают из семей и доверяют их воспитание опекунам (указ от 1958 года, декрет от 1959-го). Изъятие из семей детей, «находящихся в опасности», конечно, крайний случай, однако то, что представители власти могут пойти на подобный шаг и доверить воспитание детей кому-то, кроме их родителей, говорит о том, что воспитательная функция вышла из частной сферы. Мы еще не достигли уровня Швеции, где ребенок может подать жалобу в правоохранительные органы на плохое обращение, но уже можно сказать, что во Франции родители осуществляют процесс воспитания своих детей лишь частично и находятся под постоянным контролем властей. Родителей освободили от обязанности учить детей правилам жизни в обществе; им остается лишь кормить, одевать и, главное, любить их, но лишь под контролем государства, которое решает, хорошо ли родители справляются с этой задачей.

Вот таким образом семья постепенно теряет функции, которые делали из нее модель общества в миниатюре. Социализация детей в значительной мере опустошила домашнюю сферу. Семья перестает быть институтом, дом становится просто местом встречи индивидов.

Неформальная семья

Глубокие изменения в семье можно пронаблюдать на примере эволюции брака.

От брака по расчету...

В первой половине века вступить в брак означало создать дом, заложить основы совершенно определенной социальной реальности, прозрачной для общества. Еще в 1930 году для решения о вступлении в брак профессия, материальное положение и моральные качества значили гораздо больше, чем внешность или психологическая совместимость³⁷. Люди женились, чтобы обеспечить себе помощь и поддержку на протяжении жизни, которая обещала быть очень трудной и которая была еще труднее у тех, кто жил в одиночку; чтобы завести детей, увеличить свое богатство и оставить его потомству, сделать детей успешными и через них реализовать себя. В обществе семейные ценности занимали центральное положение, о человеке судили по успешности его семьи и его вкладе в этот успех.

Этот общий проект требовал жесткой юридической структуры: даже если обходились без участия нотариуса, брак представлял собой долгосрочный договор и мог быть расторгнут исключительно по очень серьезным причинам: закон от 1884 года допускал развод лишь в случае большой провинности одного из супругов. В реальности разводы были редкостью: в начале века распадалось менее 15 ооо пар в год и менее 30 ооо — к началу 1940-х годов. В четырех случаях из пяти инициаторами развода выступали женщины, сильно пьющие мужья которых не только изменяли, били их и не приносили достаточный доход, но еще и становились обузой³⁸. Эмоциональное разочарование имело меньшее значение, нежели материальные трудности.

По правде говоря, роль, которую в браке играли чувства, довольно трудно оценить; можно сказать лишь, что социальная норма не считала любовь ни условием брака, ни критерием его успешности. Чтобы пожениться, мужчина и женщина должны были друг другу нравиться, чувствовать, что понимают друг друга, ценить и уважать один другого, в общем, друг друга устраивать. Это не означало ни того, что они друг друга не любили к моменту вступления в брак, ни того, что будут любить друг друга вечно: институциональные аспекты брака превалировали над чувственными. Что же касается «физической» стороны — слово «сексуальная» еще не употреблялось, — то согласно опросу по поводу условий супружеского счастья, проведенному в 1938 году, важной ее назвали 67% респондентов, а предшествовали ей супружеская верность (78%), интеллектуальные качества (78%), участие в воспитании детей (76%) и в особенности совместное решение проблем (92%). Жениться прежде всего означало создать команду³⁹.

...к браку по любви

Положение, вероятно, начинает меняться в 1930-е годы, но точную дату назвать невозможно, потому что первоначально об этом открыто не говорилось. В католической среде появление «супружеской духовности» является реперной точкой: во время оккупации появляется множество «молодых семей»; зарождается целое движение со своими печатными органами. Первый номер газеты Anneau d’or вышел в свет в январе 1945 года, во втором же был напечатан самый настоящий гимн супружеской любви, подписанный достопочтенным духовным лицом. Можно было бы вспомнить об Эдит Пиаф, если бы не анахронизм*... Поспевала ли католическая среда за общей эволюцией? Представляется, что да, об этом говорят другие признаки. В знаменательной статье, написанной в 1953 году, Филипп Арьес указывает на превалирование супружеской любви и в первую очередь сексуальных отношений—он употребляет уже именно это слово—над всеми остальными аспектами брака как на свершившийся факт, он отмечает, что в 1948 году 12% студентов были женаты⁴⁰, и справедливо видит в этом знак важнейших изменений: ведь жениться до того, как займешь определенное положение в обществе, прежде было делом неслыханным, поэтому студенческие браки—это браки по любви.

Социальная норма тоже меняется. В женских журналах выступают медики и психологи, которые легитимизируют чувства и популяризируют важнейшие положения фрейдовской теории. В1953 году в педагогических учебных заведениях Парижского региона проводятся лекции по подготовке к вступлению в брак;

* Песню «Hymne a l’amour» («Гимн любви») Эдит Пиаф исполнила только в 1949 году, а выпустила в 1950-м.

в частности, там говорится о браке как об одном из этапов на пути к эмоциональной зрелости, которая наступает с желанием иметь детей⁴¹. Подчеркивается мысль, что дети нуждаются не только в любви со стороны родителей, но и в том, чтобы родители любили друг друга⁴². Термин «пара» употребляется в таких выражениях, как «жизнь пары», «проблемы пары». В общем, любовь отныне занимает важнейшее положение в браке и даже является его фундаментом.

Новая норма легитимизирует секс—слово вошло в обиход к концу 1950-х годов—искренностью чувств, которые заложены в этом понятии; секс становится языком любви. Это признак «Супружеского союза»—употребим здесь название книги аббата Орезона, врача, который ввел новую норму в католическую среду, где традиционный аскетизм допускал половой акт как уступку мужской слабости и в целях продолжения рода. В журнале совсем иной тематики читаем историю «женщины из мрамора», мужу которой не удалось сделать из нее «настоящую женщину» и которая находит удовольствие в объятиях другого, прежде чем приступить к выполнению «супружеского долга»⁴². Еще в одном издании какая-то женщина пишет: «Гораздо аморальнее жить друг с другом без любви, чем разъехаться»⁴⁴. Отныне для легитимизации секса недостаточно вступить в брак—нужна любовь.