История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том II

Изящные искусства в целом

1. Этика изучает поступок как таковой, искусство же направлено на создание чего-то, и его не интересует сама деятельность. Однако искусство в целом можно разделить на следующие виды⁷:

a) искусство, которое завершает то, что «природа не в состоянии произвести», например инструменты, поскольку природа дала человеку только руки;

b) искусство, подражающее природе. Сюда относятся все изящные искусства, суть которых Аристотель, подобно Платону, видел в подражании. Иными словами, искусство – это создание воображаемого мира, воспроизводящего реальный.

2. Однако у Аристотеля слово «подражание» не носит того пренебрежительного оттенка, который вкладывал в него Платон. Не веря в трансцендентальные понятия, Аристотель не считал произведения искусства имитацией имитации и не говорил, что они располагаются на третьем месте от истины. Аристотель скорее склонялся к мнению, что художник выражает средствами своего искусства идеальный или универсальный элемент объектов. По его мнению, трагедия показывает людей в лучшем виде, а комедия – в худшем⁸. Согласно Аристотелю, персонажи Гомера лучше нас (Гомеру, как мы помним, крепко досталось от Платона).

3. Подражание, говорит Аристотель, естественно для человека, и так же естественно то, что он находит в нем удовольствие. «На что нам неприятно смотреть [в действительности], на то мы с удовольствием смотрим в самых точных изображениях»⁹. Однако Аристотель объясняет этот факт тем, что мы радуемся оттого, что узнаем в том или ином изображении известного нам человека, например Сократа. Конечно, никто не станет отрицать, что удовольствие такого рода имеет место, но на этом не построишь теории искусства.

4. Аристотель утверждал, что поэзия «философичнее и серьезнее истории, ибо поэзия больше говорит об общем, история – о единичном»¹⁰. Далее он объясняет, что под единичным он понимает то, что сделал или претерпел, например, Алкивиад, а под общим то, «что по необходимости или вероятности такому-то [характеру] подобает говорить или делать то-то». Отсюда в задачу поэта входит описывать не то, что случилось на самом деле, а то, что могло бы случиться, то есть то, что было возможно как вероятное или необходимое. Именно в этом и заключается истинная разница между историком и поэтом, а не в том, что один пишет прозой, а другой – стихами. Как отмечает Аристотель, «ведь и Геродота можно переложить в стихи, но сочинение его все равно останется историей, в стихах ли, в прозе ли». Согласно этой теории, художник имеет дело с типичным, которое сродни универсальному и идеальному. Современный историк описывает жизнь Наполеона, передавая его подлинные слова и рассказывая о том, что он совершил; поэт же, сделав героем своего произведения Наполеона, изобразит скорее универсальную истину или «возможность». Верность исторической правде для поэзии не имеет такого значения, как для истории. Поэт может строить свой сюжет на реальных фактах, но, если он изображает их, как «они могли бы случиться по вероятности и возможности», он все равно остается поэтом. Аристотель даже заявляет, что для поэта гораздо лучше представить невозможное вероятным, чем возможное невероятным. Это просто способ подчеркнуть универсальный характер поэзии.

5. Следует отметить, что, по мнению Аристотеля, поэзия имеет дело скорее с универсальным, чем с единичным. Иными словами, поэзия не занимается абстрактными понятиями – это дело философии. Поэтому Аристотель отвергал дидактическую поэзию, поскольку изложить философскую систему в стихах – означает написать рифмованное философское произведение, которое не имеет никакого отношения к поэзии.

6. В «Поэтике» Аристотель рассматривал эпические произведения, трагедию и комедию, в особенности трагедию; живопись, скульптура и музыка только упоминаются, когда он говорит о том, что художник Полигнот изображал людей «лучших, чем мы», «Павсон – худших, а Дионисий – таких, как мы»¹¹. Но то, что Аристотель утверждал по поводу других видов искусства, очень важно для понимания его теории искусства как подражания.

Так, музыка (которая рассматривается в основном как сопровождение для драматического произведения) была объявлена Аристотелем самым подражательным из всех видов искусств. Изобразительное искусство отражает – с помощью внешних факторов, к которым относятся жесты или цвет лица, – только лишь умственный или нравственный настрой человека, в то время как музыкальные мелодии содержат в самих себе подражание моральному настрою. И в «Проблемах» Аристотель спрашивает: «Почему из всех ощущений только то, что мы слышим, порождает эмоциональный отклик?» Аристотель, по-видимому, имел в виду прямое стимулирующее воздействие музыки на человека, которое вряд ли можно назвать эстетическим воздействием, хотя идея о том, что музыка является наиболее подражательным видом искусства, позволяет нам включить в понятие подражания и символизм, а также романтическую концепцию музыки как прямого воплощения духовной эмоции.

(В «Поэтике» Аристотель отмечает, что «только ритмом, без гармонии совершается подражание в искусстве плясунов, ибо они изобразительными ритмами достигают подражания характерам, и страстям, и действиям»¹².)

7. В «Политике» Аристотель замечает, что молодежь очень полезно обучать рисованию, поскольку уроки живописи развивают «способность лучше оценивать произведения искусства». Он также утверждает, что «музыка способна оказывать воздействие на нравственную сторону души» и потому «должна быть включена в число предметов воспитания молодежи»¹³. Может показаться, что Аристотель рассматривал изящные искусства только как средство общего и нравственного воспитания; однако, как отмечает Бозанкет, «ввести эстетический фактор в воспитание – это совсем не то, что ввести воспитательный аспект в эстетику»¹⁴. Аристотель, несомненно, считал, что одной из функций музыки и драматического искусства является нравственное воспитание, – но отсюда вовсе не следует, что человек, признающий за искусством эту функцию, будет утверждать, что моральное воздействие искусства на человека и составляет его сущность.

Аристотель посвятил основное внимание воспитательному и моральному аспектам искусства, однако это вовсе не означает, что он отрицал его развлекательную функцию¹⁵. Но если бы он просто считал, что музыка или драма нужны для того, чтобы доставлять удовольствие чувствам или возбуждать нашу фантазию, то это не имело бы никакого отношения к эстетике, поскольку развлечение более высокого порядка означает нечто совсем другое.

Трагедия

1. Знаменитое определение трагедии по Аристотелю гласит следующее: «Трагедия есть подражание действию важному и законченному; [производимое] речью, услащенной по-разному в различных ее частях; [производимое] в действии, а не в повествовании; совершающее посредством сострадания и страха очищение подобных страстей»¹⁶.

Я хочу объяснить отдельные положения этого определения.

i) Характер содержания трагедии определяется словами «важный», «благородный», «хороший». Это роднит ее с эпической поэзией, но отличает от комедии или сатиры, которая имеет дело с низменным, уродливым или смешным.

ii) «Законченное» действие означает, что трагедия имеет начало, середину и конец, причем все это составляет единое целое. В трагедии должно строго соблюдаться единство сюжета, или органическое единство структуры, – никакого другого единства Аристотель не требовал.

Правда, в «Поэтике» Аристотель утверждает, что «трагедия обычно старается уложиться в круг одного дня или выходить из него лишь немного», но он всего лишь констатировал факт и не требовал соблюдать единство времени. Что касается единства места, то оно вообще не упоминается. Поэтому мы не можем утверждать, что Аристотель требовал от авторов трагедий соблюдения всех трех единств.

iii) Что касается «услащенной речи», то Аристотель сам объясняет, что такой речью он называет «речь, имеющую ритм, гармонию и напев».

iv) «По-разному в различных ее частях», то есть «в одних частях это совершается только метрами, а в других еще и напевом». Само собой разумеется, что Аристотель имел в виду греческую трагедию с ее чередованием стихов, произносимых актерами, и песен, исполняемых хором.

v) «[Производимое] в действии, а не в повествовании». Это отличает трагедию от эпической поэзии.