История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века

Седьмой урок: Людовик XI. Великие изобретения. Великие открытия

Если послушать Александра-Бенуа, то мы сразу же должны сыграть «Ку-ку, а вот и мы» на дверном звонке госпожи графини. Я же ему объясняю, что суть вечеринки заключается именно в том, что она начинается вечером, ну и чтобы дождаться нужного часа, тащу своих дружков в соседнее кафе, где наше появление вызывает сенсацию. Хозяин чуть было не подавился своей вставной челюстью, когда в его лимонадное заведение ввалились сам коннетабль Дюгеклен с большущими сиськами и Джоконда с ряшкой шире вывески его бистро. В воздухе повисла тишина. Игроки в четыреста-двадцать-один, которые свирепствовали за стойкой, роняют игральные кости в свой кофе. Только слепой, как ни в чём не бывало, продолжает читать в своем углу «Унесённые ветром» на брайле. Но его пёс ошарашен.

— Как это понимать? — бормочет хозяин заведения, шаркая тапочками по направлению к нам.

Я начинаю объяснять ему фишку.

— Для меня, — бесцеременно влезает Джоконда, — бутылку божоле, с соломинкой — не хочу испачкать свой корсаж.

Дюгеклен заказывает мятный лимонад.

Клиенты приходят в себя и обступают нас со всех сторон. Возбуждение растёт. Один шофёр такси говорит, что всё прямо как в цветном фильме Сесила Б. Демилль [86] . Удивить людей — проще простого. Начинать надо с раннего детства. Вы дарите ребёнку термоядерные игрушки, и он остается равнодушным, но зато радуется какой-нибудь ложечке или штопору. Взрослые ведут себя ещё более странно. Им кажется совершенно обычным то, что люди летают в космос, или то, что американцы послали хиросимцам фотографию Риты Хейворт [87] в виде атомной бомбы. Зато если вы нарисуете себе усы жжёной пробкой, тут же соберётся толпа зевак, чтобы поглазеть на вас. Единственное изобретение, которое потрясло весь мир, — это чесучие волоски! [88] С тех пор ничего лучше не нашли, и вряд ли найдут.

86

Сесил Б. Демилль — американский продюсер, режиссёр, издатель, актёр. Известен своими историческими фильмами «Клеопатра», «Десять заповедей» и др. — Прим. пер.

87

Рита Хейворт — знаменитая голливудская актриса. — Прим. пер.

88

Волоски плода шиповника, которые ради шутки подсыпают в постель или в одежду кому-либо. — Прим. пер.

Есть женщины, которые носят на себе целое состояние из норки, чтобы на них смотрели, тогда как им было бы достаточно надеть на голову кастрюлю, и результат был бы в десять раз лучше.

После того как закусочное общество вдоволь насмотрелось на наши анахронические костюмы, оно возвращается к своим баранам. Берю цветёт в своём платье! По-своему он поразительно похож на Мону Лизу. В конце концов, Джоконда — это всего лишь наше представление о ней. Добавьте ей усы, немного красного цвета на нос, и она будет похожа на Берюрье!

— Раз уж мы располагаем временем, — шепчет Бугай, доедая свой камамбер, — расскажи нам что-нибудь ещё, Сан-А.

Я ломаюсь, но коннетабль присоединяется к просьбе Джоконды.

— Ты же нам всё равно будешь рассказывать дальше, так что лучше дать газу. К тому же, чем больше ты расскажешь в присутствии Берты, тем больше я усвою, потому что один ум хорошо, а два лучше.

Я вздыхаю и сдаюсь.

— На чём мы остановились?

Берта спешит перевести стрелку.

— На том, что Жанну д'Арк поджарили. Короля охмурила дочь Сесили Сорель.

— Спасибо. Таким образом, Карл Седьмой, который был слабым и нерешительным, тихо-тихо заканчивает свое правление. К тому времени, когда он загнётся, Франция почти выберется из переделки. Дофин Людовик взойдет на трон…

— А какой высоты был трон? — перебивает ученик Берю.

— Зачем тебе?

— Чтобы знать. Всё время говорят, что короли на него всходят. Это потому что трон высокий или они на нём стоят?

— Кресло стоит на возвышении. Приходится подниматься по ступенькам, чтобы сесть на него. Король должен возвышаться и морально и географически!

— А королева? — интересуется Б.Б. — Ей тоже полагалась эстрада?

— Немного ниже… Да, любезнейшая.

— Откидное сиденье, — заключает товарищ Мона Лиза. — Логично. Короли жили не в Республике, они могли указать женщине на её место.

Его Величество качает головой. Он говорит, что в монархии всё же было что-то хорошее. Его глаза, подведённые карандашом, устремлены на жену.

— Пока ты не начал, хочу тебя спросить: у Дюгеклена были усы?

Я думаю.

— Нет, — говорю я, — я видел фотографию его посмертной маски, он их не носил.

Толстяк кивает и шепчет в сторону своей супруги:

— Тебе придётся побриться, моя курочка.

Толстуха теребит свои хохолки с недовольным видом, но я пресекаю выпад:

— Нового короля звали Людовик Одиннадцатый.

Джоконда подпрыгивает.

— Горбатый старик, который жил в Плесси-Робинзоне?

— В Плесси-ле-Тур, дружище! Но перед тем как о нём говорить, надо бы освободиться от предубеждения, которое нам дорого обходится…

— Что, принять таблетку «Астры»?

— Надо просто помнить о том, что Людовик Одиннадцатый был молодым, перед тем как стать старым…

Перед этой прописной истиной Берю пожимает плечами.

— Некоторые исторические личности, — объясняю я, — фиксируются в памяти в каком-то одном облике. Людовика Одиннадцатого представляют в виде покойного Шарля Дюлена [89] с кривыми ногами, сутулой спиной, крючковатым носом и позеленевшей шляпой, с медалями из свинца. Разумеется, сын Карла Седьмого был таким, но прежде он был молодым и драчливым.

— Он интересовался женщинами? — переживает Дюгеклен.

89

Шарль Дюлен — известный французский режиссёр, актёр театра и кино. Его учениками были Жан Марэ, Марсель Марсо и др. — Прим. пер.

— Очень! Он был еще тот куртуазник, но без всяких там сантиментов — в области любви его интересовала лишь женская штучка… А как только он слезал с кровати, он становился вообще охламоном. Его правление особенно было отмечено борьбой с герцогом Бургундским — Карлом Отважным. Какие только пакости они не делали друг другу! Просто феерия! Они воевали между собой и подстраивали один другому разные каверзы. Отважный, соответственно своему прозвищу, был противником Людовика Одиннадцатого. Он любил пышно одеваться, был глупым и вспыльчивым. А вот король был хитрый как лиса и наносил свои удары исподтишка. Вначале преимущество было на стороне Отважного, но в конце концов Людовик Одиннадцатый перехитрил его. Отважный обломался, и его убили в Нанси.

— А что хорошего сделал Людовик Одиннадцатый? — спрашивает Берюрье, похлопывая по своим юбкам.

— Он прихватил провинции у покойного герцога Бургундского! Франция вновь увеличилась в размерах. Феодализм развалился, и наступил конец Средних веков.

Берюрье заказывает вторую бутылку деревенского божоле, чтобы, как положено, обмыть хорошую новость.

— Во время правления Людовика Одиннадцатого, — продолжаю я, — в мире сильно забродило. Франсуа Вийон написал свои баллады, ему только пришлось подождать, когда изобретут книгопечатание. Добрый дядя Гутенберг предоставил ему это удовольствие.

— А как печатали до Гутенберга?

— Переписывали от руки, дорогой.

— Представляешь, сколько надо было вкалывать, чтобы переписать справочник «Боттен Париж и департаменты»!

— А газеты? — развивает тему Берта. — Представляете, написать «Фигаро» за одну ночь.

— А специальные издания? — вторит Берю-Джоконда. — Им надо было иметь накачанные запястья, чтобы справиться с такой работой! А если у писателя обморожение или судорога?

— Нет нужды вам это объяснять, — хвалю я. — Сами понимаете, изобретение папаши Гутенберга имело исключительное значение. Благодаря ему стало развиваться образование. До тех пор книги были такими дорогими, что можно было отыскать не больше одной на всю деревню! Но в жизни, — продолжаю я, выпив стакан пива, — всё уравновешивается. Как только происходит что-то хорошее, сразу же появляется что-то плохое. Почти в то же время был изобретён порох! Тут же в методах ведения войны всё перевернулось.