История Фридриха Великого

Цель короля состояла в том, чтобы отобрать у северной части Богемии все съестные припасы и таким образом затруднить неприятелю всякое покушение на Саксонию. Он разделил свое войско на две части. Одна расположилась по обе стороны Эльбы близ Лейтмерица, где большой, массивный мост, там находящийся, служил ей надежным сообщением. Другая часть, под начальством принца Вильгельма Прусского, прошла через Юнг-Бунцлау на Нейшлос и заняла укрепленный лагерь при Бемиш-Лейпе.

В этом положении пруссаки оставались три недели, выжидая движений неприятеля. Но австрийские военачальники все еще не доверяли своим силам и не решались ни на какое смелое предприятие. Во время этого трехнедельного тревожного ожидания Фридрих был еще более расстроен известием о кончине вдовствующей королевы, своей матери. Горесть о потере этой добродетельной, благородной женщины, которую он любил со всем жаром сыновнего чувства, лишила его на несколько дней всех способностей души. {280} Он не допускал к себе никого, не хотел слышать ни о чем, и весь был погружен в свою тяжкую скорбь.

Наконец, принц Лотарингский решил действовать. Он направил марш на Габель, чтобы обойти принца Вильгельма. У Габеля стоял прусский аванпост, прикрывавший подвоз съестных припасов в Цитау, где находились главные магазины корпуса принца Вильгельма. Аванпост состоял из четырех батальонов и пятисот гусар. Несмотря на то, он три дня жарко оспаривал у 20.000 австрийцев свою позицию, но, наконец, совершенно истощенный, не получая подкрепления, вынужден был сдаться. Австрийцы заняли Габель. Принц Вильгельм не мог долее оставаться в своей позиции; боясь за свои магазины, он наскоро повел армию проселочной дорогой к Цитау, но австрийцы его предупредили. Небольшой отряд пруссаков защищал Цитау. Австрийцы открыли по нему страшный огонь и начали бросать в город бомбы и каленые ядра. Вскоре весь Цитау превратился в груду пепла и развалин. Магазины погибли, кроме того полтораста пионеров и с ними полковник попали в руки неприятелей. Убыток Пруссии простирался до десяти миллионов талеров. Чтобы спасти войско свое от верного поражения, принц Вильгельм вынужден был избегать сражения и ретироваться к Бауцену, где мог получать продовольствие для армии из Дрездена.

Это несчастье заставило Фридриха поспешить на помощь к своему брату. 29-го июля перешел он через Эльбу при Пирне и соединился с корпусом принца. Грозно, беспощадно встретил он своего брата и его генералов. Вся вина потери была возложена на их недальновидность, недостаток дарований и оплошность. Жестокие, незаслуженные упреки глубоко оскорбили королевского брата; в тот же день он оставил армию и возвратился в Берлин. Но и там преследовало его негодование Фридриха. Вот письмо, которое он получил от короля, на третий день своего приезда в Берлин:

"Не обвиняю вашего сердца, но в полном праве жаловаться на вашу неспособность и недостаток рассудка при выборе полезных и необходимых мер. Кому остается жить несколько дней, тому лицемерить не для чего. Желаю вам больше счастья, чем я изведал; желаю также, чтобы все бедствия и неприятности, которые вы испытали, научили вас смотреть на важные дела с надлежащим благоразумием, разбором и решимостью. Большая часть несчастий, кото-{281}рые предвижу, падут на вашу совесть. Вам и детям вашим они более повредят, чем мне. Впрочем, будьте уверены, что я любил вас от всего сердца и с этими чувствами сойду в могилу".

Принц не вынес такой опалы: он опасно заболел чахоткой и на следующее лето умер в Ораниенбурге, близ Берлина.

{282}

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Продолжение похода 1757 года

Начало несчастья повлекло за собой и другие неудачи. Опасность приближалась со всех сторон. Каждый день, каждый час становился для Фридриха драгоценным. Австрийцы расположились в Верхней Лузации (Лаузице); эрцгерцог Карл занял со своей армией превосходную позицию. Фридрих непременно хотел дать ему решительное сражение, но атаковать австрийцев, без явной потери, не было никакой возможности. Фридрих начал маневрировать около австрийского стана, чтобы обмануть неприятеля и заставить его переменить положение, но Карл не трогался с места.

Раз вечером Фридрих, против обыкновения, пригласил к ужину всех своих генералов. Стол был накрыт под открытым небом, на широкой площадке. Отдан был приказ не отгонять любопытных. За ужином разговаривали о предполагаемых предприятиях против неприятеля; генералы громко подавали свои советы. Тут же был составлен план атаки, и в ту же ночь начались все приготовления. Фридрих рассчитывал, что между любопытными могли быть лазутчики, и не ошибся. Еще до рассвета принц Лотарингский был обо всем уведомлен. Но он слишком хорошо знал своего противника и спокойно оставался на своем месте. И эта последняя хитрость не удалась. {283}

Долее медлить Фридрих не смел. Французы, вместе с имперским войском, приближались быстрыми шагами. Он оставил большую часть своей армии под начальством герцога Бевернского, которому в помощники дал Винтерфельда, для прикрытия Лузации и Силезии от австрийцев, а сам с двенадцатью тысячами отправился в Дрезден, чтобы, собрав тамошнее войско, двинуться к берегам Салы, навстречу новому своему неприятелю.

Австрийцы спокойно оставались на своей позиции до тех пор, пока Мария-Терезия не прислала своего канцлера Кауница в лагерь к принцу Лотарингскому со строжайшим предписанием действовать решительнее. Карл на другой же день напал на отдельный прусский корпус. Все выгоды и перевес сил были на стороне австрийцев. Пруссаки дрались отчаянно, но должны были отступить со значительным уроном. В этой битве погиб отличный генерал Винтерфельд. Он был ранен в грудь навылет и на следующий день умер.

Когда Фридрих узнал о смерти своего любимца, он воскликнул со слезами: "Боже мой, какое несчастье! Против всех моих врагов я еще надеюсь найти спасительные средства, но где найду я другого Винтерфельда?" Сами неприятели уважили этого отличного генерала. Когда тело Винтерфельда повезли в Силезию, в поместье покойного, австрийские форпосты отдали ему честь ружейным залпом и отделили отряд, который должен был проводить его до места погребения.

Герцог Бевернский, боясь, чтобы Карл Лотарингский не отрезал его от Силезии, немедленно повел войско к границе. Он переправился спокойно через реки, отделявшие Лузацию от Силезии и остановился за Кацбахом. Карл, слегка беспокоя его арьергард, преследовал его до Бобера, потом также вошел в Силезию и через Лигниц направил марш свой к Бреславлю.

Между тем 100.000 французов вступили уже на германскую землю. Одну часть армии вел генерал д'Этре, питомец знаменитого маршала де Сакса; он шел против Ганновера. Другая часть находилась под начальством князя Субиза, любимца г-жи Помпадур. Он должен был соединиться с имперским всеобщим ополчением и овладеть Силезией. Против первого войска в Вестфалии составилась армия из ганноверцев, гессенцев, брауншвейгцев и пруссаков, под начальством герцога Кумберлендского, сына английского короля. Этот полководец, вместо того, чтобы остановить врага, все отсту-{284}пал до тех пор, пока, 26-го июля, при Гастенбеке, близ Гамельна, обе армии не встретились и вынуждены были вступить в бой. Французам недорого стоило выиграть сражение: при первой неудаче герцог Кумберлендский велел ударить отбой и уступил неприятелю поле битвы. Д'Этре преследовал отступающее войско и, наконец, до того стеснил английского вождя, что тот, 8-го сентября, подписал при Костер-Севене позорную конвенцию, под ручательством датского короля. Главные статьи конвенции заключались в роспуске всей союзной армии. Солдаты вслед за тем разошлись по домам, а полководец их сел на корабль и отправился восвояси. Пруссаки должны были сдать Везель в руки французов, которые его тотчас заняли и укрепили. Брауншвейг также был ими занят. Они вторглись в прусские провинции, лежащие на Эльбе, и производили там жесточайшие опустошения и грабежи. Вся ганноверская область и Гессен находились в их руках. Французский военный комиссар Фулон, заняв Кассель, действовал, как турецкий визирь: жестокостям и притеснениям всякого рода не было конца. Один Геттингенский университет уцелел от хищничества победителей по особенному заступничеству маршала д'Этре, который в самом начале своих счастливых действий по повелению короля должен был сдать главное начальство над войском герцогу Ришелье, прозванному французским Алкивиадом и покровительствуемому г-жой Помпадур. Ришелье пожал плоды всех мудрых действий маршала д'Этре: он подписал Клостер-Севенскую конвенцию, он занял оставленные французам города, и он же теперь ознаменовывал себя грабительством и пожарами беззащитных прусских селений и городов. Промотавшийся парижский придворный лев, украсив себя чужими лаврами, хотел поправить свое состояние военной добычей. Он даже не скрывал своего стремления к удовлетворению личной корысти. Война эта, по-видимому, для того и была ему предоставлена, чтобы он мог воспользоваться ее выгодами. В первый же год своего начальствования над армией он на награбленные суммы построил себе в Париже великолепный дворец, который сама Помпадур прозвала "ганноверским павильоном".

Из Брауншвейга Ришелье послал отборный корпус войск на подкрепление Субиза, который, соединясь с принцем Гильбурггаузенским, генералиссимусом имперской исполнительной армии, шел в Саксонию. Грозная имперская армия, представительница германской конфедерации, явилась перед Субизом в таком виде, что {285} французский полководец не мог скрыть веселой усмешки. За исключением солдат, поставленных Баварией, Палатинатом, Виртембергом и еще несколькими немецкими владениями, все остальное войско походило на армию "амьенского пустынника". Это была ватага оборванных, полуодетых нищих и калек, с сумками и мешками, кое-как и кое-чем вооруженных. Все они стали в ряды из одной надежды на стяжание, но без всякого нравственного побуждения. Большая часть из них никогда не брались за оружие и не имели понятия о военном деле. Но вся эта сволочь была разделена на отряды и корпуса. Некоторые округа Швабии и Франконии выставили только по одному солдату. Те, которые обязаны были дать офицера без солдат, брали его прямо от сохи. Свинари были обращены во флейтщиков, а старые упряжные лошади поступали под драгун. Прелаты империи, желая также принять участие в общем деле народной свободы и религии, посылали своих служек и монастырских сторожей, перепоясав их парусинники каким-нибудь ржавым палашом или обломком старой сабли. Женщины и старики провожали эту знаменитую армию.

Вообще имперская исполнительная армия была более способна мешать действиям правильного, хорошо обученного французского войска, чем помогать ему. Соединенная армия дошла до Готы и Веймара, а Ришелье послал корпус в Гальберштадский округ, который, опустошив страну, явился перед вратами Магдебурга.

В то же самое время русское стотысячное войско, под предводительством генерал-фельдмаршала Степана Федоровича Апракси-{286}на, перешло границу Пруссии. Иррегулярные войска его, состоявшие из казаков и калмыков, рассыпались по пограничным провинциям, истребляя все огнем и мечом. Апраксин, отделив корпус под командой генерала Фермора, приказал ему занять Мемель, а сам остановился на правом берегу реки Руссы.