История Фридриха Великого

Постигая сердце человеческое, Фридрих избрал честь рычагом для своей армии. Это чувство старался он раздувать в своих воинах всеми возможными средствами, зная, что оно ближе всего граничит с воодушевлением и способно на всякое пожертвование. Военное звание получило новые привилегии в гражданском быту Пруссии. Одни дворяне производились в офицерские чины; преимущество рождения должно было вознаграждаться и всеми почестями военной службы. При этом король имел в виду и другую полезную цель. Слава прусского оружия была слишком заманчива; многие из гражданского быта поступали в полки, в надежде на возвышение. Оттого в королевстве умножался класс дворян, почитавших унижением каждое другое занятие, кроме государственной службы, а прочие полезные сословия уменьшались. По новому постановлению переход сделался невозможным, и башмачник оставался при своей колодке, как говорит немецкая пословица. Каждый член общества {419} не выходил из круга, в котором рожден, и следовал своему призванию, не увлекаясь мечтами честолюбия, всегда пагубным для людей среднего сословия.

Чтобы ознакомить офицеров с особенными тактическими приемами, Фридрих сам написал для них курс, извлеченный из собственного опыта. Курс этот раздавали им в рукописи, под строжайшим запрещением отдавать в посторонние руки, чтобы иностранцы не могли узнать его содержание. Кроме устройства войска, король заботился и о других мерах к обороне. Все укрепления были исправлены и усилены; в Зильберберге, в Силезии, построена новая крепость; запасные магазины наполнились через край; ружейные и литейные заводы работали без отдыха. Через год Пруссия имела в десять раз больше пушек, чем утратила во всю Семилетнюю войну, а число артиллерийских полков удвоилось. Чтобы с детства приготовлять дворян к их назначению, к военной службе, Фридрих увеличил берлинский кадетский корпус и основал еще {420} два: один в Штольпе (в Померании), другой в Кульме (в восточ. Пруссии). Сверх того, в Берлине была открыта военная академия для офицеров; король выписал для нее отличнейших преподавателей из Франции. Обеспечив себя таким образом извне, Фридрих обратил все свое внимание на врачевание внутренних ран государства. Здесь он делал истинные чудеса. По его слову, как будто по мановению волшебного жезла, города роскошно восставали из развалин, строились деревни, болота осушались, пустыни превращались в цветущие селения.

Не одна отеческая заботливость о благосостоянии подданных побуждала его к этим быстрым и напряженным возобновлениям. Он имел и тайную, политическую цель: ему хотелось показать миру, что Пруссия, несмотря на свое истощение, была еще так сильна и богата средствами, что в несколько лет могла восстановить все разрушенное продолжительной войной и залечить все свои раны, не прибегая к постороннему пособию. С этой же целью он тотчас по заключении мира начал строить в Сан-Суси огромный дворец; на сооружение его было употреблено до пятидесяти миллионов. Этой постройкой он хотел, кроме того, пустить деньги в оборот и поправить состояние рабочего класса. При отделке этого дворца замечателен случай, который свидетельствует о чрезвычайной скромности Фридриха.

Он поручил знаменитому живописцу Ван-Лоо расписать потолок главного мраморного зала. Художник изобразил на нем Олимп с полным собранием богов и в самой середине картины представил Клио, передающую парящей Славе вензель короля. Фридрих был этим весьма недоволен и приказал уничтожить свое имя.

– - Я трудился не для истории, а для моего народа, -- сказал он.
– - Все, что я сделал, принадлежит государству, а не славе. Я не завоеватель, а только защитник прав моих подданных; я не великий человек, а только порядочный король. Исполнение долга не заслуга, а успех -- не подвиг!

С большими издержками были снова выведены подмостки в зале, и Ван-Лоо, не желая переписывать своей колоссальной картины, закрыл вензель зеленой занавеской. И доныне еще богини славы держат в руках своих этот загадочный покров.

Чтобы провинции, наиболее пострадавшие от войны, могли поправиться, с них были сложены подати: с Силезии -- на шесть месяцев, с Померании и Новой Марки -- на два года. Кроме того, {421} шесть миллионов талеров были розданы разным областям для вспомоществования обедневшим жителям, на выкуп заложенных дворянских имений и на поддержку и поправление фабрик и мануфактур, которые во время войны пришли в расстройство. Для земледельцев были назначены особые суммы. Король приказал выдать крестьянам из запасного провианта армии 42.000 четвертей зернового хлеба на посев, почти столько же муки для пропитания и 35.000 артиллерийских и обозных лошадей для обрабатывания полей. Вообще, по исчислению кабинетс-министра Герцберга, Фридрихом роздано подданным на восстановление государства, с 1763-го по 1786 год, 24.399.838 талеров. Но всего удивительнее, что все эти пожертвования были сделаны им из собственной казны, из частных его сбережений и контрибуций, собранных во время войны. Государственные суммы остались неприкосновенными. Такое уважение к народной собственности возвышает этого великого монарха еще более в глазах мира. Только с его гениальным умом, с его понятиями о чести и народных правах можно было достигнуть до таких изумительных и великих результатов.

– - Государство мое богато, но сам я беден, -- говорил он, -- так что же? Зато мои подданные счастливы, а в этом состоит главное сокровище монарха!

Прекрасная мысль в государе! Великая черта истинного самоотвержения!

В одной Силезии Фридрих построил в восемь лет 213 деревень. Пруссия была открыта для всех семейств, гонимых религиозным фанатизмом в других государствах. Во время Семилетней войны преследование протестантов усилилось еще более в католических землях, и жертвы гонений толпами устремились под защиту Фридриха. В одном магдебургском округе было им поселено 2.600 новых семейств. В Померании, в Остфрисландии, на берегах Одера и Гавеля раскинулись обширные колонии иноземных выходцев, и места болотистые и песчаные покрылись цветущими нивами и молодыми лесами. Лесоводство вообще составляло один из главных предметов забот Фридриха. В течение войны прусские леса жестоко пострадали. Они были отчасти истреблены неприятелями, отчасти порублены самим правительством на продажу. Теперь огромное количество леса пошло на новые постройки, и король деятельно хлопотал, чтобы обеспечить грядущие поколения прусских подданных этой необходимой потребностью. {422}

При таких усиленных действиях короля Пруссия заметно приходила в довоенное состояние.

"Фанатизм и ярость честолюбия превратили самые цветущие страны моего государства в пустыни, -- писал Фридрих к Вольтеру.
– - Если вас интересует итог опустошений, причиненных мне врагами, то знайте, что я построил в Силезии 8.000 домов, в Померании и Неймарке -- 6.500, а это, по всем вычислениям Ньютона и д'Аламбера, составит 14.500 новых жилищ. Большая часть была сожжена неприятелем. Нет! Мы не так вели войну; правда, и мы разрушили несколько домов в городах, которые осаждали, но число их не простирается и до тысячи. Дурной пример не ввел нас в искушение, и с этой стороны совесть моя свободна от всякого упрека".

Но на все эти вспомоществования и улучшения были потребны огромные суммы. Обыкновенных королевских доходов не доставало на покрытие издержек, которые еще более увеличивались содержанием огромного войска. Фридрих начал думать о средствах умножить доходы, не делая налогов на народ. Прежде всего он бросил взгляд на таможенное управление и нашел, что в Пруссии пошлины на предметы роскоши слишком ничтожны, и что тариф на привозной товар можно значительно распространить. В других государствах эта отрасль политической экономии приносила казне огромную пользу. Особенно во Франции таможенное управление было доведено до высокой степени совершенства. Фридриху хотелось завести у себя то же самое устройство. Он вызвал в Берлин знаменитого Гельвеция, генерал-президента таможен во Франции, который на этом месте доставил Людовику XV большие денежные выгоды и сам нажил огромное состояние. Гельвеций ознакомил короля с ходом дела и устроил в Пруссии главную администрацию королевских доходов, известную в народе под простым названием Regie. Она состояла из департаментов: государственного акциза и таможенных пошлин. Начальником этого учреждения был сделан француз де Лоне, который прибыл с целой ватагой голодных одноземцев. Пошлина была распространена почти на все предметы заграничного привоза и потому стала для народа несколько отяготительной. Действия новой администрации скоро распространили ропот в народе.

Чиновники ее, явясь в Пруссию почти нищими, вдруг стали играть значительные роли, обогащались за счет граждан, позволяли себе разные притеснительные меры. Незнание немецкого языка и {423} жадность этих людей возбуждали к ним всеобщую ненависть. К тому же они имели право не только осматривать проезжающих на границах, но даже останавливать путешественников на дорогах внутри государства и делать обыски в домах.

Несмотря на такие меры, торговля контрабандой усиливалась, а ропот становился с каждым днем громче. Наконец, он должен был достигнуть до слуха короля. Фридрих увидел ясно, в чем состояла его ошибка. Он заменил французов немцами и строго запретил всякое притеснение граждан. Тогда народ примирился со своим королем. Не видя злоупотребления, пруссаки убедились в пользе самого дела и охотно платили пошлины в доход казны, зная, что эти доходы собираемы не для своекорыстных видов короля, не для обогащения временщиков и наложниц, не на роскошь придворных праздников, а для поддержки и облагодетельствования самого же народа. Кроме таможенных постановлений, король придумал и другие финансовые операции. Он присвоил казне исключительное право производства и торговли некоторыми предметами народной потребности. Первое место между этими предметами занимали табак и кофе. Табак был отдан на откуп за полтора миллиона талеров компании купцов, но компания не устояла, и казна должна была сама принять продолжение откупа. Эта монополия доставляла ежегодно миллион талеров государственного дохода и сильно развила и возвысила плантации и производство табака в {424} Пруссии. Король сам надзирал за действиями администрации табачного откупа. Вот что пишет об этом знаменитый Реденбек:

"Невозможно, чтобы частный торговец или фабрикант, который с детства изучил свою промышленность, вел свое дело с большим трудолюбием, внимательностью и порядком, чем Фридрих. Проницательный взор его следил за всем. Он сам приводил в порядок счетную часть, наблюдал за продажей и закупкой материалов, за фабрикацией и облагораживанием внутренних плантаций. Его проекты, предписания и распоряжения ясно показывают, что он глубоко проник даже в самые мелкие частности этой полезной отрасли государственного хозяйства".

Торговля кофе также исключительно была присвоена казне. Кофе продавался жженый и молотый, по довольно дорогой цене, а для наблюдения за контрабандой были приставлены особые чиновники, которые открывали злоупотребление по запаху жженого кофе, и потому назывались нюхальщиками. Фридрих смотрел на кофе, как на предмет роскоши, желал отучить от его употребления низшие классы народа и через то сберечь огромные суммы, которые ежегодно вывозились из королевства на покупку этого дорогого продукта.