История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим
Шрифт:
Ночью виновный не слишком смущался этим. Дик был навеселе, а когда он бывал навеселе, никакие попреки не могли нарушить его благодушия. Мистеру Эсмонду слышно было, как он улещал и уговаривал свою обожаемую Прю и особо прочувствованным после пунша и кларета тоном напоминал ей, что в "сосе...се...седней комнате лежит ела...славный офицер", который может ее услышать. Однако же она продолжала свои супружеские обличения, называя его несчастным пропойцей, и вынуждена была остановиться, только когда капитан огласил комнату громким храпом.
Поутру несчастная жертва проснулась с прояснившимся сознанием и с жестокой головной болью, и ночное собеседование тотчас же возобновилось. "В доме ни гинеи, а ты приглашаешь
– Что за сборище тори!
– шепнул Эсмонду капитан Стиль, когда мы все сидели перед обедом в гостиной. И точно, все гости, исключая Стиля, принадлежали к этой партии.
Мистер Сент-Джон без счету отпускал любезности миссис Стиль, и та, совсем растаяв, заявила, что непременно сделает Стиля тори.
– Или меня - вигом, - подхватил мистер Сент-Джон.
– Я убежден, сударыня, что вы сумели бы обратить человека в любую веру.
– Если мистер Сент-Джон когда-нибудь заглянет на Блумсбери-сквер, я научу его всему, что знаю сама, - сказала миссис Стиль, потупя свои хорошенькие глазки.
– Бывали вы на Блумсбери-сквер, сэр?
– Бывал ли я на Блумсбери-сквер! Да это все равно что спросить, бывал ли я на Мэлл или в Опере! Ведь Блумсбери - это последний крик моды, - сказал мистер Сент-Джон.
– Это rus in urbe {Деревня в городе (лат.).}. У вас там сады, которые тянутся до самого Хэмстеда, а кругом дворцы Саутгемптон-Хаус, Монтегью-Хаус.
– Куда вы, негодники, ездите драться на дуэли!
– воскликнула миссис Стиль.
– Чему причиной всегда бывают женщины!
– возразил ее кавалер. Признайтесь, сударыня, ваш Дик хорошо владеет шпагой? Какая прелесть "Болтун"! Мы все узнали ваш портрет в номере сорок девятом, и я с тех самых пор горю нетерпением с вами познакомиться. "Аспазии принадлежит по праву первое место в прекрасном строю воительниц любви". Так, кажется, начинаются эти строки? "Любовь - постоянное следствие всех поступков этой несравненной леди, хоть и не служит никогда их целью; и хотя во всем ее облике больше пленительности, нежели силы, созерцание ее ведет к обузданию разгульных страстей, любовь же к ней есть путь к нравственному совершенству".
– В самом деле!
– сказала миссис Стиль, видимо, не понявшая ни одного слова из речи своего собеседника.
– Нетрудно быть безупречным, имея подобную возлюбленную, - продолжал мистер
Сент-Джон с новым любезным поклоном.– Возлюбленную! Что это вы, сэр!
– воскликнула леди.
– Если вы меня имеете в виду, сэр, то да будет вам известно, что я законная жена капитану,
– О, это нам всем отлично известно, - ответил мистер Сент-Джон, сохраняя вполне серьезное выражение; но тут Стиль вмешался, говоря:
– Я вовсе не про миссис Стиль писал это, хоть признаю, что она достойна и не таких похвал, но про леди Элизабет Хастингс.
– А я-то полагал, что это произведение мистера Конгрива!
– воскликнул мистер Сент-Джон, обнаруживая, что он куда более осведомлен в этом вопросе, нежели хотел показать мистеру Стилю, равно как и в том, кто является оригиналом написанного мистером Бикерстаффом портрета.
– Так сказано у Тома Боксера в его "Наблюдателе". Но оракул Тома часто ошибается!
– вскричал Стиль.
– Мистер Боксер и мой муж были друзьями в свое время, и когда капитан хворал лихорадкой, мистер Боксер был так добр к нему, так добр, - бывало, каждый день просиживает у его постели, - и он же привел к нему доктора Арбетнота, который его вылечил, - шепотом сообщила миссис Стиль.
– Неужели, сударыня? Как интересно!
– сказал мистер Сент-Джон.
– Но когда вышла последняя комедия капитана, мистер Боксер не обмолвился о ней ни словом - он, видите ли, приспешник мистера Конгрива и до другого театра ему и дела нет, - вот мой муж и рассердился на него.
– О! Так мистер Боксер - приспешник мистера Конгрива!
– сказал мистер Сент-Джон.
– У мистера Конгрива своего ума довольно!
– вскричал мистер Стиль. Никто не посмеет сказать, что я не хочу воздать должное ему или кому бы то ни было.
– Я слыхал, что остроумие мистера Аддисона не уступает его поэтическому дару, - сказал мистер Сент-Джон.
– Верно ли, что ему случается приложить руку к вашему "Болтуну", мистер Стиль?
– В возвышенном ли, в смешном ли, нет человека, который достоин с ним сравниться!
– воскликнул Стиль.
– Грош ломаный цена вашему Аддисону, Дик!
– вскричала его дражайшая половина.
– Этот джентльмен чересчур уж возомнил о себе и нос задирает. Надеюсь, миледи сходится со мной в этом; я терпеть не могу белобрысых мужчин с соломенными ресницами; мой вкус - брюнеты. (Все брюнеты, сидевшие за столом, захлопали в ладоши и поклоном отблагодарили миссис Стиль за ее комплимент.) Этот мистер Аддисон, - продолжала она, - как придет обедать к капитану, мне никогда словечка не скажет; перепьются оба и уйдут наверх чай пить. Я вашего мистера Аддисона помню, когда у него был один-единственный кафтан, да и тот с заплатой на локте.
– В самом деле - с заплатой на локте! Как интересно!
– воскликнул мистер Сент-Джон.
– Такое удовольствие слушать рассказ об известном литераторе из уст восхитительной жены другого известного литератора.
– Я вам про них еще не то могу рассказать, - продолжала красноречивая леди.
– Как вы думаете, с кем теперь связался капитан? Маленький горбун, карлик, которого он называет поэтом, попик какой-то!
– Тсс! Здесь, за столом, сидят двое папистов, - шепнул ее собеседник.
– Я зову его попик, потому что его фамилия Поп, - объяснила леди.
– Я вообще люблю пошутить. Ну вот, этот карапуз написал пасторальную поэму, знаете, все про пастухов и пастушек.
– Пегас-горбунок быстрее скачет, - смеясь, отозвалась моя госпожа со своего места, на что миссис Стиль сказала, что этого она не знает, но что Дик привел это маленькое чудище к ним в дом, когда она только что разрешилась своим первенцем, и слава богу, что он не привел его раньше, что Дик ужасно носится с его "ге-ни-ем" и что он всегда носится с какой-нибудь чепухой.