История героя: Огонь наших душ
Шрифт:
«Я назову этот стиль ‘Меч Души’,” подумал он, и мысль не вызвала в нем никаких эмоций.
Он все же достиг того уровня осознания своего предпочитаемого оружия, к которому давно стремился, но цена — собственноручно убитые им сотни разумных, — леденила его сердце. Он не хотел убивать их, никого из них, пусть они и были захватчиками на приютившей его земле, но и отступить он не мог. Он продолжал рубить и колоть; каждая его атака забирала жизни врагов, и вместе с каждой из этих ушедших жизней словно крупинка льда поселялась в его душе.
***
Усталость давила на него тяжким бременем, но он все же шел вперед, к последнему врагу, которого нужно было уничтожить. Кьелл понимал, что сражение все еще висит на волоске, что где-то там, за клокочущей
Что-то яркое и цветастое ринулось на него с невнятным звуком — зрение и слух бледного эльфа сдавались под прессом утомления, и он сейчас полагался больше на восприятие Видящего, чем на глаза и уши. Один экономный выпад, и тусклый огонек души неизвестного врага погас. Тут же, что-то быстрое и маленькое пересекло границу его восприятия, летя точно ему в лоб. Отшаг в сторону и короткое движение мечом отбросили неведомую угрозу прочь — он зацепил ее самым кончиком клинка, и она перестала быть угрозой.
— Постой, Кьелл, пожалуйста! — женский вопль на мгновение заставил его сфокусироваться на противнике, но он не прекратил свой медленный и неотвратимый шаг к нему. К ней.
Перед ним, на мокрых от непрекращающегося дождя камнях Укайзо, лежала Майя Руа, его бывший компаньон. Ее глаза, расширенные от ужаса, глядели на него, а руки судорожно сжимали дымящуюся аркебузу.
— Не надо, прошу тебя, это же я… Я сдамся, можешь взять меня в плен, только не убивай, прошу… — ее слова проходили мимо его сознания. Он чувствовал ее ложь, ее неугасший боевой дух, и чувствовал также, что сил оставалось совсем немного. Последний шаг, последнее движение мечом, и в древней столице Хуана остался лишь один живой разумный, тут же рухнувший в обморок от усталости.
Примечания
[1] Направления — на мореманском компасе 32 румба, то есть направления, для пущей точности. Запад-юг-запад, например, значит юго-запад, но ближе к западу, или что-то вроде того.
[2] Поворот оверштаг — поворот, при котором нос корабля на секундочку становится против ветра.
[3] Протежжеро (вайл.) — защитник. Производное от «протежжере».
[4] Авитто (вайл.) — жадный. Мн.ч.: «авиттос».
[5] Адо видорио/Ado vidorio (вайл.) — боевой клич, где «видорио» — победа. «Вперед, к победе».
Глава 26. Спасение
Море Дедфайра
Путь обратно в Некетаку прошел для Кьелла словно в тумане. Когда он очнулся, над Укайзо сияло яркое солнце, а небо очистилось от малейшего признака туч. Капитан Кахуранги, сияющий от радости, несмотря на перевязанную голову, что-то говорил эльфу, но ему было все равно. Что-то рассказывала, размахивая костяным копьем, ранга Руасаре, вся замотанная окровавленными бинтами, но не утратившая бодрости, но он не слушал. Чем-то радостным хотел поделиться и Текеху, и ему даже удалось донести это до Кьелла — годлайк осознал новую грань своего мистического искусства, наблюдая шторма Укайзо. Кьелл подумал, что нужно поздравить друга с успехом на его Пути, и, сделав это, не узнал своего голоса. Впрочем, это тоже было неважно. Он не сопротивлялся, когда его отвели обратно на корабль, не протестовал против врачебного обследования, пусть и знал, что он в полном порядке, ничего не говорил, когда «Онеказа» отплыла в обратный путь. Друзья и подчиненные пытались его растормошить, и он разговаривал с некоторыми из них — односложно и нехотя. Ему не хотелось вообще ничего. Иногда он выходил из каюты на палубу — больше по привычке, но такие минуты пробуждали в нем ненужную ясность, и нежеланные воспоминания.
«Я — массовый убийца,” подумал он в один из таких моментов, и попытался забыть эту мысль. Он пришел в себя лишь в Некетаке, когда к нему обратился знакомый голос. Голос, который много
значил для него, слишком много, чтобы не отвечать, пусть это и грозило ненужной ясностью, и нежеланными воспоминаниями.— Что с тобой, Кьелл? — Онеказа не прятала свою тревогу на этот раз, но и не пыталась встать и подойти к нему. — Проклятие Укайзо все же существует? Оно настигло тебя?
— Нет, — спокойно ответил он. — Не было никакого проклятья.
— Что же произошло там, Кьелл? — волнение и напряжение звенели в голосе королевы, так непохоже на ее обычное спокойствие. — Что случилось?
— Мы победили, — просто ответил он. — Я сразился с захватчиками, и уничтожил их. Их было около тысячи — рауатайцы, Принчипи, наемники ВТК, — он отсутствующим взглядом смотрел перед собой, но в его глазах постепенно разгорались эмоции, пробужденные теми воспоминаниями, что он старательно подавлял.
— Они были очень уверены в себе, победив стража Укайзо, существо, подобное дракону. Я думал, что сломлю их уверенность, втопчу их боевой дух в пыль, показав им пропасть разницы между нашими силами. Я был неправ. О боги, как же я был неправ! Я жестоко и демонстративно казнил их командиров. Они умерли во мгновение ока. Но остальные не отступили. Разве им было непонятно, что примись я за них всерьёз, они не продержались бы и нескольких минут? Но они напали на меня, и даже когда я презрительно игнорировал их атаки, и казнил их одного за другим, они продолжали сражаться. Они даже сумели… нет, не причинить мне вред, всего лишь истощить мои силы. Но они истощили их достаточно, чтобы вынудить меня отвечать в полную силу. Я заставил их умыться кровью, сломил-таки их дух… Они решили отступить. Рассеяться по городу, избегая меня, найти способ унять стену штормов, чтобы впустить в город подкрепления. Это было бы концом. Они понимали, что долго я не продержусь, и были правы. Я вынужден был убить их всех, — голос Кьелла был холодным и безразличным, и только глаза выдавали бушующую в нем бурю эмоций.
— Одного за другим, я настиг и зарубил каждого из них. Спасибо тебе за подарок, моя королева, — он положил руку на висящий на поясе цзянь в ножнах, что из белых стали бурыми от покрывавшей их крови. — Без него я не смог бы ни выжить, ни победить. — Он говорил без капли иронии, с холодной искренностью безразличного ко всему разумного.
— Мне удалось уничтожить их всех — солдат и командиров, одиночек и сбившихся в группы, незнакомцев и… — Кьелл запнулся, прикусив губу. Когда он открыл рот, чтобы продолжать, с неё стекла вниз рубиновая струйка.
— …И моих бывших компаньонов. Паллежина умерла быстро, я даже не заметил смерть женщины, которую знал несколько лет. В один момент я просто увидел ее труп, и ее кровь на моем мече. Она никогда мне не нравилась — гордая, неуживчивая, ограниченная, — но она делила со мной хлеб и воду в Дирвуде, она грудью и мечом встречала любую опасность, что угрожала мне, будь то энгвитская магия, или гланфатские стрелы. Она защищала мою жизнь, а я — отнял её.
Кьелл прерывисто дышал, его глаза с расширенными зрачками напоминали взгляд горячечного больного, но он не прекращал своей исповеди.
— Майя была последней. Она всегда была живучей. Я не мог и не хотел найти достаточно личного времени на общение с ней, но она подружилась с половиной моей команды, была стойкой на алкоголь, любила смеяться и шутить… Кажется, я привлекал её как мужчина, но какое это могло иметь значение? Казалось, ещё вчера она стояла со мной плечом к плечу, разряжая свою аркебузу в очередного пиратского абордажника, и вот она лежит на земле и молит о пощаде. Я не мог, не мог пощадить её. Она была слишком хорошим солдатом своей родины. Все они были. Слишком преданные сыны и дочери своих отчизн, слишком верные делу солдаты… Герои, так и не сдавшиеся. Они были захватчиками, исполнявшие преступные приказы, но они не были трусами. Каждая смерть — трагедия, и я своими руками создал тысячу трагедий, убив всех этих молодых разумных. Помнишь, я говорил, что Эотас — главный герой этой истории? Я оказался её главным злодеем.