История героя: Огонь наших душ

Какое-то время спустя, они, уставшие и удовлетворенные, лежали на большой кровати одного из номеров второго этажа купальни. Он, мечтательно улыбаясь, поглаживал плечо женщины, светло-апельсиновая кожа которого была покрыта мелкими бисеринками пота. Онеказа, расслабленно лежа на боку, рассматривала его из-под полуприкрытых век.

— Люблю тебя, — выдохнул он в милое ему лицо простые слова, что не раз уже повторил ей в эту ночь. — Обожаю. Жить без тебя не могу, любимая моя, единственная.

— И я тебя люблю, — прошептала она. — Ароха нуи[1]. Любимый. Мой, — и потянулась к нему губами.

Они некоторое время целовались, наслаждаясь близостью друг друга. Досадный случай с распоротым языком Кьелла, к счастью, больше не повторился. А ещё он понял, наконец, что за аромат, идущий от любимой, так волнует его и кружит ему голову. Всего лишь запах ее пота.

— Ты совсем по-другому вела себя со мной в последние месяцы. Чуть ли не в открытую оказывала мне знаки внимания, — уже спокойнее заговорил он. Кьелл чувствовал потребность выговориться, избавиться от последней шелухи неуверенности, что загрязняла его дух. — Я видел, но не придавал всему этому значения — слишком был погружен в свои сомнения, страхи, ночные кошмары…

— Все закончилось хорошо. Остальное не важно — она улыбнулась, довольно жмурясь.

— Закончилось? То есть, мы теперь вместе?

— Да, ароха нуи, — она потянулась к нему и нашла его губы своими. Ответив на поцелуй, он провел пальцами по ее щеке, вверх, к жестким косичкам ее волос.

— Чего ты испугалась в моих мыслях в тот вечер? — задал он ей так долго мучивший его вопрос.

— Твоих желаний. Эта ваша чужеземная штука, под названием «брак»… или все же «семья»? Почему ты так её хочешь? Я искала воспоминания о ней в твоей памяти и нашла столько неприятного, странного… Экера, я подумала, ты хочешь загнать меня в некую форму рабства. Это испугало меня, слишком сильно, — она пристыженно улыбнулась, придвигаясь ближе к нему.

— Я люблю тебя, и хочу быть с тобой вместе всю свою жизнь, — просто ответил он, обнимая ее. — Во всех моих жизнях это подразумевало брак и семью. А что до странного и неприятного… ну, я состоял в несчастливом браке в прошлом… прошлой жизни, — быстро поправился он. Юный по меркам бледных эльфов Кьелл Лофгрен никак не мог успеть пожениться-развестись. — На это ты и наткнулась.

— Экера, я не знала. Все эти воспоминания выглядели слишком яркими. Прочитав их после ощущения твоих чувств ко мне, я словно опустилась в кипяток в прохладный день, — женщина вздрогнула, покачав головой. — И наговорила тебе всякого, перечеркнув нашу близость с бесповоротностью, достойной глупого подростка. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять: я не хочу, чтобы ты покидал меня. Хоть этого и не случилось, ты стал другим. Куда-то делись все твои мысленные комплименты, — она широко улыбнулась.

"Безумно люблю тебя, прекраснейшая из женщин," подумал он.

— Да, именно так, — мурлыкнула Онеказа и коснулась губами его щеки. — Мне очень их не хватало. Но я знала, что ты все еще неравнодушен ко мне. Я давно заметила, что чувствую твоё присутствие, и ощущаю твои эмоции, даже без помощи псионики. Одну такую твою эмоцию я ощущала всегда, когда ты был рядом. Это… словно солнце, светящее только мне. Словно огонь, неспособный обжигать. Я начинала чувствовать себя тоскливо и одиноко, проведя сколько-нибудь долгое время без этого светила, горящего только для меня. Без тебя, — последние слова она прошептала куда-то в шею Кьеллу, прижимаясь к нему всем телом.

— Значит, из-за того, что я не хотел тебя никому отдавать, ассоциируя это с браком, мы и провели столько времени порознь? — Он откинулся на подушки, мокрые от их пота.

— Экера, ты опять об этом? — Онеказа беспомощно улыбнулась, ложась рядом.

— Да. Я не могу поверить, что это было простое непонимание. Я надумал себе боги знают что…

— Ну, разумные делают странные вещи, когда не понимают друг друга, — она виновато улыбнулась, но вина в её улыбке тут же сменилась игривостью.

— Если хочешь знать, в вечер нашего свидания я была твердо намерена провести ночь с тобой. Как и многие последующие ночи. Как же, знаменитый Видящий! Твоя легенда бежит впереди тебя. Победитель драконов, спорящий с богами, спаситель поколения разумных и лично моей жизни, — она понизила голос, улыбаясь, — и так трогательно в меня влюблен… Как не осчастливить своим вниманием столь великого героя. Да и для Хуана спать вместе — не такое табу, как для вас, ханжеских чужеземцев.

— Да-да, я знаю, — рассеянно ответил он, любуясь пигментными узорами на ее лице. — Хуана предпочитают секс по дружбе, а детей, которые от него получаются, отдают в детский дом.

— Ничего не поняла, — состроила обескураженную мордашку Онеказа. — Это снова что-то из твоих прошлых жизней?

— Вроде того. Не важно. Иди-ка лучше сюда…

— Проведи со мной завтрашний день, — прошептала она. — Узнаешь, каково мне выслушивать все эти просьбы, лесть, похвальбу, жалобы…

— О, надо будет принести гитару, — сонно пробормотал он, тяня на себя одеяло. — Тебя развлеку, и сам скучать не буду…

Онеказа не услышала его последних слов — отвоевав достаточную часть одеяла, она счастливо засопела, улыбаясь в спокойном сне. Кьелл отключился ненамного позже.

***

Утром Кьелл не нашел никаких следов королевы рядом с собой, кроме запахов и основательно подсохших свидетельств о реальности бурной ночи. Разбудил его работник Светящейся Купальни, которому было нужно убрать комнату. Натянув одежду, гламфеллен заскочил на корабль, где оставил меч, и взял гитару. Оттуда, он двинулся в сторону Змеиной Короны — мысли о целом дне рядом с любимой, еще и по ее просьбе, приятно грели его душу, а воспоминания о случившемся вчера и вовсе заставляли её петь. Улыбка не сходила с его лица, солнце казалось ярче, а разумные кругом — симпатичнее. Ему пришлось выбросить свою рубашку за несколько шагов до дворца — на спине обнаружилось множество обрамленных засохшей кровью прорех, на которые Кьеллу указал стражник. Заодно стали понятными смешки матросов за его спиной. Впрочем, своего обнаженного торса гламфеллен ничуть не стеснялся, и спокойно прошествовал дальше. Поднявшись в сад на крыше, он был встречен царственным кивком.

— Присоединяйся к нам, Кьелл, — доброжелательно произнесла Онеказа, и ее телепатическое касание, достигшее разума эльфа, было теплым и ласковым, словно поцелуй.

«Твоя красота с легкостью затмевает прелесть этого восхода, любимая,” подумал он, и с удовольствием увидел промелькнувшую на лице королевы улыбку.

Он поставил небольшую табуретку, заранее утащенную им из храма Хилеи, напротив и чуть в стороне от трона, телекинезом подвинув крайне удивленного этим тигра по имени Кохопа. Громадное кошачье так и не поняло, с чего вдруг его протащило по прохладным по-утреннему доскам напольного покрытия, и, сонно зевнув, улеглось обратно.

Кьелл сидел вполоборота к Онеказе, и наигрывал на гитаре быструю переливчатую мелодию. Королева ничем не показывала своего внимания к музыке, но её изящная ножка, непроизвольно отбивающая ритм, была для эльфа лучше любых аплодисментов. Он отдыхал, наконец-то свободный от вины, сомнений, и одиночества, погрузившись в свою музыку и ощущая кожей обнаженного торса морской бриз, утреннее солнце, и брошенные украдкой взгляды любимой женщины, занятой нелюбимой работой.

Просители сменялись один за другим, ранга и матару, разряженные в пух и прах и скромно одетые, многословные и лаконичные. Онеказа терпеливо выслушивала всех, иногда подзывая присутствующих придворных за распоряжениями, или вызывая из глубин дворца других. Не вслушиваясь особо в слова просящих, Кьелл улавливал, тем не менее, поверхностные эмоции королевы, и играл тише или вовсе прекращал музыку при действительно важных новостях. Впрочем, против заглушения некоторых из них бодрыми мелодиями Онеказа ничего не имела, и Кьелл пользовался этим сполна. Отдельные персонажи, бесстыдно тратящие время его любимой, его слегка раздражали. Как например, пустослов в празднично начищенной броне, чьи уши сейчас испытывали на себе всю мощь Тито и Тарантулы.