История Халифата. Том 1. Ислам в Аравии, 570—633
Шрифт:
Колодец ал-Мурайси', около которого собирались бану мусталик, находился где-то в средней части вади ал-Фур' (ал-Фар') [+103]. Мухаммад сумел подойти неожиданно для противника, схватив разведчика, посланного следить за его движением. Часть собравшихся, напуганная неожиданным появлением многочисленного мусульманского отряда, рассеялась по горам, а несколько десятков оставшихся не могли противостоять. После перестрелки мусульмане дружно атаковали противника, убили 10 человек (потеряв одного), а остальных взяли в плен [+104]. Победителям досталось все имущество, 2000 верблюдов, 5000 овец и 200 женщин с детьми, среди которых была Барра, дочь вождя племени, муж которой пал в битве.
Такой богатой добычи еще никогда не доставалось мусульманам. Согласно источникам, каждому участнику после выделения
Братья, получившие в свою долю Барру, назначили ей выкуп в 7 (или 9) укий золота (280 или 360 дирхемов) под письменное обязательство. Барра, как дочь вождя, обратилась за помощью к вождю же, Мухаммаду, чтобы он внес за нее выкуп (видимо, подразумевая, что потом соплеменники возвратят этот долг). "А была она, — как вспоминала Аиша, — женщиной поразительно красивой и каждого, кто ее видел, брала за душу". Не устоял и Мухаммад, в ответ на ее просьбу предложил: "А не хочешь ли ты лучшего? Я оплачу твое обязательство и женюсь на тебе". Барра согласилась, Мухаммад в качестве свадебного дара освободил всех пленников, попавших в хумс, и дал ей новое имя — Джувайрийа. Произошло это все, видимо, уже в Медине [+106].
Но благополучно начавшийся поход стал омрачаться всевозможными неприятностями. Едва войско ушло от ал-Мурайси', как на стоянке произошла драка между наемным конюхом Умара и одним из ансаров; конюх ударил его по лицу, потекла кровь, ансар стал звать товарищей-ансаров, конюх — мухаджиров. Еще немного, и в ход пошло бы оружие. Мухаммеду и самым близким к нему ансарам едва удалось предотвратить схватку и уговорить обиженного простить обидчика. Ибн Убайй увидел в этом унижение мединцев и в сердцах сказал: "Как говорили старики [+107]: раскорми свою собаку — тебя же и съест. Ей-богу, когда вернемся в Медину, то могущественные выгонят из нее презренных! — и добавил: — Вот что вы сделали самим себе, отдали им свою землю, разделили с ними свое имущество. Ей-богу, если не будете отдавать им то, что в ваших руках, то они уберутся в другие края!" [+108]. Один из присутствовавших юношей тут же передал его слова Мухаммаду. Умар посоветовал казнить Ибн Убаййа, но Мухаммад возразил: "А что, если люди будут говорить: "Вот, Мухаммад убивает своих сотоварищей"?" Одумавшийся Ибн Убайй сам пришел к Мухаммаду и поклялся Аллахом, что ничего подобного не говорил. Его поддержали ансары, сказав, что надо верить почтенному человеку, а не какому-то мальчишке. Конфликт до времени остался исчерпанным, хотя к Мухаммаду приходили люди, предлагая себя в убийцы Ибн Убаййа.
Чтобы отвлечь внимание людей от происшедшего и разрядить возникшую напряженность, Мухаммад повел отряд быстрыми, утомительными переходами. Это привело к новой неожиданной неприятности совсем другого рода. Но прежде чем говорить об этом, сделаем маленькое отступление.
СЛОЖЕНИЕ МУСУЛЬМАНСКОЙ СЕМЕЙНОЙ ЭТИКИ И ДЕЛО О КЛЕВЕТЕ НА АИШУ
С самого начала руководства мединской общиной Мухаммад неизбежно должен был разрешать всевозможные спорные вопросы семейных отношений. Одного указания на суетность мирских благ ("Прельщаются люди иметь жен и детей и нагроможденные кинтары золота и серебра, меченых коней, скот и посевы. Это — блага мира сего, а у Аллаха — прекрасное прибежище" [Кор., пер., III, 14/12]) было недостаточно. Постепенно по разным поводам, появляются высказывания относительно браков с иноверками, обращения с женами, о разводе, обеспечении разведенных, о наследовании и так далее. Их трудно построить в хронологический ряд (тем более что одни и те же фразы высказываются в различно датируемых сурах), поэтому мы будем говорить о них суммарно, может быть даже забегая вперед относительно того момента, на котором остановилось наше изложение.
Представление о религиозной исключительности мусульман привело прежде всего к запрещению браков с иноверками и иноверцами (II, 221/220). Предписания, касающиеся развода, явления в ту пору очень частого, встречаются уже в первой мединской суре, но она настолько сборная [+109], что поручиться за время их появления нельзя. Главным было установление для женщин обязательного четырехмесячного
перерыва перед вступлением в новый брак и необратимости развода после трехкратного произнесения мужем формулы развода — вновь взять в жены возможно только после того, как она еще раз выйдет замуж (II, 228–230). Коран подтвердил существовавший обычай при разводе оставлять детей у отца, но оговаривалось, что матери выкармливают детей в течение двух лет и получают (?) содержание (II, 233).Свадебный дар остается за женой. Муж стоит выше жены (II, 228) и может отказывать ей в общении и бить ее, если она непокорна (IV, 34/38).
После Ухуда наряду с предписаниями о наследовании появились указания на допустимость многоженства, при условии полного содержания жен, и женитьбы на рабынях (IV, 3, 2). Важным было точное определение круга родства, при котором брак недопустим (IV, 22/26-23/27). Кроме брака с ближайшими родственницами — матерью, дочерьми, сестрами — запрещался брак с племянницами и тетками, с тещами (в условияx ранних браков того времени теща могла оказаться моложе зятя), кормилицами, молочными сестрами, женами отца и сыновей и с воспитанницами жен.
Предписания этического свойства носили самый общий характер: жены должны с почтением относиться к мужьям, — заботиться о них, те и другие — помнить, что Аллах все видит. Но когда Мухаммад на склоне лет обзавелся тремя молодыми, красивыми женами, то стал строже относиться к нравственности женщин. С одной стороны, надо было покончить с проблемой нравов первых двух лет, когда любой мусульманин из глупости мог без всякого предупреждения зайти к пророку (он мог застать Мухаммада или одну из его жен в самый неподходящий момент); с другой стороны, можно понять чувства пятидесятилетнего мужа молоденьких жен, когда во дворе мечети обретается полтора-два десятка "обитателей навеса", которые могут в любой момент войти в дом, то ли попросить напиться, то ли полюбезничать.
Так появляются предписания не входить в чужой дом без разрешения: "О те, которые уверовали! Не входите в жилище пророка, если только не будет разрешено вам [войти] для трапезы, не соблюдая ее времени. А если вас позовут, то входите, а когда поедите, то расходитесь, не вступая в разговоры. Это удручает пророка, но он стыдится [сказать] вам. А Аллах не стыдится истины [+110]. А если спрашиваете у них какую-нибудь утварь, то спрашивайте ее из-за завесы, так будет чище для ваших сердец и для их сердец…" (XXXIII, 53). Этому вторит несколько более поздняя сура: "О вы, которые уверовали, не входите в дома, кроме ваших домов, пока не спросите позволения и пожелаете мира их обитателям" (XXIV, 27).
Введение этих общепринятых в развитом обществе правил поведения в чужом доме показалось Мухаммаду недостаточным. Появились призывы к соблюдению личной скромности. Отчасти это, видимо, вызывалось тем, что нравы в Медине были очень простыми, быть может проще, чем мы их себе представляем. Так, в Медине в ту пору в домах не было отхожих мест, и с наступлением темноты женщинам, в том числе и женам пророка, приходилось выходить на пустырь за городом. По дороге молодые озорники и заговаривали с ними, и даже приставали.
Скромность предписывалась и мужчинам и женщинам: "Скажи верующим: пусть не пялят глаза и берегут свои срамные части, это — благочестивее для них, ведь Аллах знает, что они творят. И скажи верующим [женщинам]: не пяльте глаза и берегите свои срамные части… [+111] пусть набрасывают покрывала на разрезы [платья] на груди…" (XXIV, 30–31). "О пророк, скажи своим женам, дочерям и женщинам верующих, чтобы они сближали [края] своих покрывал, так их не узнают и не испытают они оскорбления" (XXXIII, 59).
Эти предписания не означали, как иногда считают, запрещения женщинам показываться на людях с открытым лицом. И до Мухаммада некоторые красавицы, чтобы на них слишком не заглядывались, опускали на людях вуаль на лицо, но это считалось проявлением гордыни [+112]. Предписывалось только не слишком соблазнительно открываться перед чужими мужчинами. И больше всего, конечно, вызывалось это желанием оградить своих жен от общения с посторонними мужчинами. "Сидите в своих жилищах, и не выставляйте свою красоту, как в прежнее [время] неведения" (XXXIII, 33). Коран напоминал им, что они не чета другим женщинам, что и награда им будет двойная, и наказание за грехи — вдвойне (XXXIII, 30–32).