История Ирэн. Отрицание

– Отказываться не будем, – решила Ирина, ещё её бабушка говорила, – «Бьют беги, а дают бери», нам пригодится.

К помещику Картузову поехали на следующий день после визита Балашовой. Ирина не была уверена, что отец снова не впадёт в свою странную депрессию, поэтому решила не терять шанс вывезти его «в люди».

На вопрос Ирины не нужно ли предупредить Картузова о приезде, Леонид Александрович ответил отрицательно.

– Конечно, как предупредишь? Телефонов-то нет, – вот чего Ирине не хватало, она скучала по скорости передачи информации. Вот даже сейчас, чтобы выяснить как там дела у Голдеева, надо самой ехать или к нему, или на завод. А с другой стороны, люди встречаются здесь гораздо чаще, чем мы там. В последние годы, после пандемии, вообще перешли на онлайн-формат общения. Смешно сказать, ладно подруги из Новосибирска, но Ирина годами не могла найти время встретиться с приятельницей, которая жила с ней в одном городе. Зато они регулярно общались по телефону

До помещика Картузова доехали к обеду. Поместье помещика было большим, но каким-то несуразным. Сам дом был очень красивым, напоминал английский особняк, потому как то ли был выкрашен в кирпичный цвет, то ли действительно построен из кирпича.

Но всю красоту портило здание такого же цвета, которое стояло боком к дому, отчего создавалось ощущение, что это какой-то кусок дома, просто недостроенный.

Но, присмотревшись и увидев трубы над зданием, Ирина поняла, что это и есть знаменитая литейная мастерская помещика Картузова.

Иван Иванович Картузов искренне обрадовался, увидев, что вместе с Ирэн приехал и её отец.

По дороге отец рассказал Ирине, что он считает помещика Картузова своим другом, раньше мужчины часто встречались, в том числе и на семейные обеды. На этих словах Леонид Александрович погрустнел, и Ирина решила сменить тему.

Сначала хлебосольный помещик потащил гостей обедать. За обедом рассказал, как нашёл Ирину, замерзающую на дороге.

– Представляешь, Лёня, она пешком шла из Отрады домой, зимой в тоненьких городских сапожках, – укоризненно качая головой говорил Картузов.

– Иван Иванович, дело прошлое, не стоит Леонида Александровича волновать, – Ирина действительно сейчас испытывала неловкость.

– Да что он барышня, что ли, разнеженная, что его волновать нельзя, пусть уже послушает, что пока он сиднем сидел, вы Ирэн Леонидовна чуть не погибли, – Картузов как настоящий друг не щадил отца Ирэн. И правильно делал. Жалость сейчас для Лопатина сродни убийству.

Видимо, действительно отец Ирэн и Иван Иванович Картузов были дружны, иначе как объяснить, почему Леонид Александрович только виновато склонял голову. Ирине даже стало неловко, что она никак не может помочь отцу. Он должен был справиться с этим сам.

К облегчению Ирины сразу после обеда Картузов предложил прогуляться до литейки.

Ирина сразу поняла, что литейка – это любимое детище помещика. Если в доме всё было достаточно лаконично, никакой вычурной роскоши, в сине-бело-голубых тонах, то литейное производство получило от хозяина гораздо больше любви. Здесь было много света, который ещё и поддерживался верхним остеклением. И судя по размеру стекла, это должно было стоить баснословно дорого. Одну часть литейки занимала настоящая доменная печь. Конечно, выглядела он допотопно, но Ирина сразу её узнала. Шла плавка и рядом с печью суетились трое людей, похожих на китайцев.

Картузов пояснил:

– Это островитяне с острова Шо, я из сюда вывез потому как они уже два века такие печи строят. Вывез, чтобы и мне построили. Теперь вот лучшую в Стоглавой сталь могу делать.

Глядя на ошарашенной лицо Ирины, Картузов виновато проговорил:

– Да, вы не думайте плохо обо мне, всё честь по чести, я обещал их вернуть, как построят и запустят, так они сами отказались. Двое из них даже женились уже здесь.

Ирина и не думала плохо, Картузов не так расценил её взгляд. Она восхищалась. Восхищалась этим человеком, фанатом своего дела.

А посередине литейки стояла тигельная печь…

Ирина сразу её узнала, такую же она видела в своё время на картинке в учебнике. И там было написано, что это первая тигельная печь, изготовленная в Швейцарии, к сожалению, имя изобретателя Ирина не помнила. Она лишь восхищённо спросила Картузова:

– Иван Иваныч, откуда? Откуда у вас эта печь?

На что Картузов с гордостью произнёс:

– Выписал из Данцига, она там в единственном экземпляре была, тысячу золотых заплатил, – почесал бороду и продолжил:

– А получил, смотрю вроде ничего сложного, ну как сам не додумался?

– А кто? Кто сделал печь? – Ирина чувствовала, что стоит на пороге большого открытия.

– Так, мсьё Феррати, он здесь, сейчас мы его позовём, – и Иван Иванович кивнул Ирине с отцом, чтобы подождали, и ушёл куда-то вправо.

Ирина даже не успела спросить, почему изобретатель, получив тысячу золотых, оказался в Стоглавой вместе со своим изобретением. Расставаться не захотел?

Всё оказалось гораздо прозаичнее, печь не принадлежала Феррати. Чтобы построить и испытать своё изобретение, Феррати влез в долги, но когда он получил, наконец, готовую печь, то с него сразу потребовали деньги обратно.

Феррати не смог отдать деньги, и у него отобрали печь и выставили на торги. И здесь Феррати повезло, покупателем стал помещик Картузов, который, как и Феррати бредил всем, связанным с плавлением стали. В итоге Картузов купил печь, чтобы увезти в Стоглавую, и к нему пришёл Феррати, который не мог расстаться со своим изобретением. Так, в Стоглавой оказалась и сама печь и её изобретатель.

Имя у Феррати было Джузеппе, но в Стоглавой его начали ласково звать Проша. Когда Ирина спросила, почему Проша, на её взгляд, имя Прохор, ну никак не ассоциировалось с именем Джузеппе, то ей ответили:

– Бабы его так назвали, говорят дюже ласковый, – хитро улыбаясь в усы, проговорил Иван Иванович.

Проша (Феррати) оказался симпатичным невысоким, но хорошо сложенным брюнетом. У него были яркие живые тёмные глаза, похожие на маслины, тёмные кудри обрамляли правильной формы лицо, и завершала образ соблазнительная улыбка. В которой и растянулись губы Проши, как только он увидел Ирину.

Проша был симпатичный, но у Ирины ничего даже «не дрогнуло», хотя она никак не могла перестать думать о характеристике, которую местные бабы дали Джузеппе Феррати.

К счастью, «дюже ласковый» Феррати оказался литейщиком, что называется, «от бога». Он быстро отвечал на все вопросы Ирины, не забывая при этом цокать языком, и восхищаться, и откуда леди всё это знает.

Леди знала и не такое, Ирина лишь чуть-чуть приоткрыла себя, и оказалось, что её знания гораздо, гораздо шире.

Но главное Феррати ей подтвердил. Он сможет прогреть печь до тысячи шестисот градусов, здесь есть алюминийсодержащая руда, кремний и графит. Значит, Ирина сможет предложить этому миру булатную сталь*. Ещё из института она помнила, что булат долгое время не могли получить в России, по информации от Феррати, Ирина поняла, и здесь его нет, а для холодного оружия не было лучше технологии и в её мире и по сей день.