История Кометы. Как собака спасла мне жизнь

Стыдно признаться, но именно Коди вывел меня из состояния самопоглощения. Однажды в три утра меня разбудил доносившийся с пола судорожный кашель. Этот кашель начался пару недель назад. Пес давился, и я подумал, что у него в горле застряла кость, но, засунув палец на всю длину его языка, не обнаружил посторонних предметов, а ощупав горло снаружи, не почувствовал никаких бугров. Ветеринару не пришло в голову назначать тринадцатилетней собаке рентген. Я купил пластмассовый шприц и начал перед едой брызгать Коди в пасть средство от кашля. Но в ту ночь звук изменился: пес не давился, а со свистом дышал, словно ему не хватало воздуха.

– Все в порядке, приятель, – успокоил я собаку.

Коди пытался подняться на лапы, но я осторожно уложил его на подстилку.

– Ну что с тобой? – спросил я, поглаживая его. И получил ответ, какого совсем не ожидал, – нащупал под шерстью на шее пониже горла круглое уплотнение.

Коди был нежнейшим, послушнейшим псом, которого я когда-либо имел счастье знать. Он сумел сам добрести до приемной ветеринара, но прыгнуть на смотровой стол ему не хватило сил. И безропотно позволил мне помочь ветеринару поднять его на поверхность из нержавеющей стали. Коди всегда доверял мне. Но на сей раз его черные глаза из-под крупных надбровных дуг умоляли увести его оттуда. Затем по следам слез на моих щеках он понял, что я не могу этого сделать. А надо было. Ком перекрывал ему дыхательные пути и мешал глотать. Мой верный друг словно не хотел знать свой диагноз – опухоль щитовидной железы. И пока не знал, мог тянуть сколько угодно долго. Но теперь проблема обозначилась и знание его как будто убило: не прошло и недели, как Коди ушел из жизни.

Через несколько дней после его смерти, несмотря на сильную, стреляющую в пальцы ноги боль, я долго плавал по озеру. Знал, что аккумуляторы на поплавках выдохлись почти так же сильно, как я сам, однако не мог исполнить последний долг. Казалось, что это не просто конец, а предел всему. Обгоревшие за день нос и плечи успели покрыться волдырями, а я по-прежнему не находил ответа, кроме одного – я в отчаянии. Прощание с близким существом не входило в мои планы на лето. Попробовал бы сейчас мне кто-нибудь сказать, что жизнь справедлива, и такие потери – часть нашего существования. Трудно было еще меньше хотеть жить. Я опустил прах Коди в озеро.

В то лето цвета будто померкли, словно я смотрел на окружающий мир сквозь тусклый фильтр. Ко мне давным-давно подкрадывалась старая с косой. А в итоге выбрала Коди. Надо было раньше уехать отсюда.

11

Середина сентября 2001 года. Аризона

Фредди бодро улыбнулась и махнула из окна автобуса. Когда он тронулся в путь, я поднял на прощание руку. На сей раз не было ни слез, ни настойчивых уговоров лучше о себе заботиться.

– Пусть! – сказал я вслух, когда мы с Кометой повернули назад и пошли обратно в наш дом в Седоне.

Но под кажущимся спокойствием таилось ворчливое недовольство. Отчужденность Фредди кольнула меня и особенно насторожила после того, как она назвала причину: получалось так, что я мог навсегда засесть в Аризоне. Мы стали далеки, как никогда, и я не знал, что с этим можно поделать.

В отличие от меня Комета пребывала в крепком здравии и предвкушала удовольствие от душистой аризонской осени. Эмили подросла, и у нее пропало желание прибегать по первому требованию гулять с собакой, поэтому у Кометы нашлось свое решение. Однажды, вздремнув днем, я отбросил простыни, намереваясь выпустить собаку на улицу, но Комета отказалась.

– Хорошо, – кивнул я, – не хочешь в туалет – не надо. – И, оставив ее у раздвижной двери, захлопнул дверь в спальню. Комета открыла ее. Я снова захлопнул. Она опять открыла. – Ну и что? – спросил я, глядя в ее бессовестную морду.

А затем, устроившись на краю кровати, раздраженно наблюдал, как она трусцой выбежала из комнаты. И уже готовился снова грохнуть дверью в спальню, но собака вернулась, шлепнулась грудью на пол, выбив при этом передними лапами барабанную дробь. Вскоре повторила свой маневр, добавив для пущего эффекта парочку энергичных вихляний всем телом. Я же в отчаянии закатил глаза, вспомнив едкое высказывание Марка Твена: «Комета, я хочу, чтобы ты знала: нет ничего более выводящего из себя, чем хороший пример».

Я ощущал себя Виктором Франкенштейном, а Комета являлась созданным мною чудовищем. Теперь у нее была работа, и она не собиралась отлынивать от нее. Ее обязанность не ограничивалась тем, чтобы вытащить меня из кровати, – ей еще требовалось выводить меня из дому. И она не позволит мне отлынивать от дневных прогулок. Через несколько дней я почувствовал, как пребывание на улице прочищает мне мозги. Миновала неделя, и я настолько собрался с мыслями, что стал составлять список дел, которые мы должны были выполнить вместе с борзой. В первой строке следовало записать нечто такое, что сняло бы лишние заботы с Фредди, – я хотел научиться путешествовать без ее помощи. Начав курс фентанила, я должен был раз в несколько месяцев проверять свое состояние у врачей в Омахе. Но ездить туда на машине мне было не по силам и я подумывал летать – с Кометой или без нее – на самолете. К счастью, все мои путешествия начинались и заканчивались в Финиксе, где жила моя мать, или в Омахе, где меня могли встретить родные. Сумки в багаж я мог легко сдать у стойки, после чего оставалась одна проблема: вовремя добраться от стойки до ворот. Хотя в каждом аэропорту есть носильщики, которые могут толкать инвалидное кресло или предоставить особую тележку для перемещения больных, в таких загруженных центрах, как Финикс, дождаться помощи нелегко. Лучше иметь собственную няньку, которая поможет преодолеть терминал.

Тянуть предметы, особенно если они тяжелые и с трудом сдвигаются с места, собакам не свойственно. Хаски специально обучены тащить сани. Но сумеет ли Комета везти инвалидное кресло со взрослым мужчиной? У меня не возникало сомнений: сумеет. Грейхаунды не только сильные собаки, у них повышенный болевой порог, и они знают, как эффективно расходовать свою энергию. Вероятно, борзые не смогут, как хаски, тащить по снегу тяжело груженные сани, но я и не требовал этого от Кометы. Да и начинать тренировку я собирался вовсе не с инвалидного кресла.

– Комета, ты же понятия не имеешь, как я ненавижу передвигаться по продуктовому магазину с этой проклятой тележкой, – сказал я борзой.

Сидящий во мне демон гордыни не позволял пользоваться тележками с мотором. И я решил, что магазинная тележка станет превосходным началом обучения, прежде чем мы решимся перейти к инвалидному креслу в аэропорту. В качестве первого шага следовало приучить Комету находиться в магазине, в то время как катить тележку буду я. Учебной площадкой стал «Уэбер». Это не был огромный супермаркет, и его продавцы знали всех своих постоянных покупателей по именам. Несколько лет владельцы позволяли Мэгги приводить к магазину ее пса, чтобы собирать средства на спасение борзых. И в итоге полюбили данную породу не меньше меня.

В первый раз я вошел в магазин с Кометой с таким видом, словно мы постоянно приходили за покупками вместе с ней. Намотав поводок на левое запястье и опираясь на палку правой рукой, я не спеша катил по проходу тележку. Помощник менеджера, окинув взглядом рабочий жилет Кометы и прочитав в карточке, в чем заключаются наши права, следил, как мы совершили круг по секции свежих овощей, и не спускал с нас глаз, пока мы переходили из отдела в отдел. Собак не пускают в магазины по понятным причинам. И он не хотел, чтобы ему дурили голову всякими россказнями о служебных обязанностях пса. Пусть даже с собакой явился знакомый ему человек. В конце концов, кому из покупателей понравится собачья шерсть в сельдерее?

Мы медленно подвигались по проходу, и Комета повторяла мои шаги от полок к тележке. Я толкал тележку одной рукой, опираясь на палку, и часто, чтобы сохранить равновесие, приваливался к борзой. Это был нелегкий, отнимающий время труд, но он доставлял радость. С родительской гордостью я наблюдал, как собака поводит носом, реагируя на обволакивающий дрожжевой аромат свежевыпеченного хлеба, перемешивающийся с доносившимся из мясного отдела резким запахом крови. И хотя взгляд Кометы с жадностью скользил по прилавкам, где были выложены блестящие пакеты, ей удавалось сдерживать себя, и она не рвала упаковки, чтобы добраться до спрятанных внутри сокровищ. Славная девочка! Добравшись до находившейся в середине гастронома секции замороженных продуктов, мы уже представляли собой картину слаженной команды. Я радовался способностям борзой. А она даже не вздрагивала, когда я бросал покупки в тележку.