История крестовых походов в документах и материалах
Шрифт:
Вслед за тем Боэмунд начал каждодневными обращениями вкрадчиво просить своего друга об исполнении желаемого, сладкоречиво, в таких словах суля ему всяческие уступки и всевозможные блага: «Уж время, настал подходящий миг, когда мы сможем содеять задуманное доброе дело; пусть только мой друг Фируз теперь окажет мне свою помощь». И тот, весьма обрадованный, сообщил, что во всем пособит ему, как и должен. И на следующую ночь он тайно отправил к Боэмунду сына своего заложником, чтобы тот был полностью уверен, что [наверняка] откроет ему вход в город, и, [кроме того], на словах передал ему следующее: «Пусть завтра [144] поднимет всю рать франков и устроит [так], будто [она] отправляется опустошить землю сарацин [145] , а затем пусть быстро поворачивает назад, перевалив через гору справа» [146] . «А я, — передавал Фируз, — уж буду внимательно следить за [прибытием] рати и впущу ее через башни, что находятся под моим начальством и стражей».
144
В ночь со 2 на 3 июня.
145
Имеется в виду территория на юго-восток от Антиохии.
146
«Гора справа» (по отношению к лагерю крестоносцев), т. е. к западу от города: именно там находились башни, над которыми начальствовал Фируз.
Тогда Боэмунд распорядился, чтобы к нему явился один из его пехотинцев по прозвищу Дурная башка и приказал ему, чтобы он, как герой, поднял великую рать франков, дабы она приготовилась надлежащим образом к походу на самую землю сарацинскую; так и было содеяно. И [тогда] Боэмунд раскрыл свое намерение герцогу Готфриду и графу Фландрскому, а также графу Сен-Жиллю и епископу
Наконец, все налажено было таким порядком: рыцари заняли равнину, пешие — гору; всю ночь до самой зари [147] они передвигались пешими и верхом, а затем стали приближаться к [тем] башням, чей страж неусыпно бодрствовал. Тут Боэмунд соскочил с коня и во всеуслышание приказал: «Идите без страха и в счастливом согласии и взбирайтесь по лестнице в Антиохию, которую, коли богу будет угодно, мы [сами] скоро примем под свою охрану». И они подошли к лестнице, которая уже была поставлена и прочно-напрочно прикреплена к городской стене, и около 60 человек из наших поднялись по ней и разделились по башням, которые тот охранял. Увидав, что наших взобралось так мало, Фируз стал высказывать неудовольствие, боясь, как бы сам он и наши не попались в руки турок: «Микро франкос эхоме» [148] . [«Мало у нас франков»], — воскликнул он. — «Где этот яростный Боэмунд? Где этот непобедимый воин?» В тот же миг некий пехотинец-лангобард [149] спустился вниз и поспешил к Боэмунду: «Что ты стоишь здесь, о, мудрый муж? — сказал он [ему]. — Для чего явился сюда? Мы овладели уже тремя башнями!» Побужденный этими словами, он [Боэмунд] присоединился к остальным, и все, торжествуя, достигли лестницы.
147
В этих местах солнце всходит в 4 ч. 30 мин. утра; таким образом крестоносцы начали подниматься на стены около четырех часов в ночь на 3 июня.
148
Искаженные греческие слова (в рукописи хроники начертаны по-гречески). См. прим. 1 к стр. 994.
149
Лангобардами автор хроники именует своих земляков, т. е. южноитальянских норманнов.
Завидев [их], те, кто уже были в башнях, стали радостными голосами испускать клич: «Бог так хочет!» Мы [сами] также восклицали [эти слова]. Тогда начали они дивно взбираться туда; поднявшись наверх, поспешали к другим башням; кого обнаруживали там, предавали смерти, убили также Фирузова брата. Тем временем лестница, по которой происходил наш подъем, сломалась, отчего у наших возникла страшная тревога и печаль. Но хотя лестница была сломана, однако, поблизости от нас, с левой стороны, находились запертые воротца, которые кое-кому оставались незаметными: ведь была еще ночь; действуя на ощупь, мы в конце концов отыскали эти ворота, и все устремились к ним: взломав их, мы ворвались через них [в город] [150] .
150
Здесь, как и несколькими строками выше, хронист ведет рассказ от первого лица; очевидно, он сам участвовал в описываемых событиях.
И тогда по всему городу раздался дивный гул. Боэмунд не терял времени, он приказал водрузить свое достославное знамя на возвышенности, прямо напротив крепости [151] ; и все в городе тоже поднимали шум. Когда занялся день, те, кто еще оставались до того в [своих] палатках, услыхали [эти] все более нараставшие звуки, и, торопясь, повыскакивали [из палаток] и увидели знамя Боэмунда, развевавшееся на вершине горы, и, поспешая, двинулись все и вошли через ворота в город и принялись истреблять турок и сарацин, которые попадались им навстречу, за исключением тех, которые сумели укрыться наверху, в крепости; а иные из турок выбирались через ворота, и, пускаясь в бегство, ускользали невредимыми.
151
Речь идет об антиохийской крепости, расположенной у наиболее возвышенной части городских стен, на склонах горы Сильпиус (Кассий). Этой цитаделью крестоносцы так и не сумели тогда овладеть.
Кассиан [152] же, их сеньор, тоже кинулся наутек со многими остальными, кто был при нем, и, удирая, попал в землю Танкреда [153] , невдалеке от города. И так как кони их устали, они подались в некую деревушку и укрылись было в одном доме. Но Кассиана узнали жители этой горы, то есть сирийцы и армяне, и тотчас схватили его и отрубили ему голову и принесли Боэмунду, чтобы тем самым заслужить себе свободу. А пояс [от его меча] и ножны были проданы за 60 безантов [154] .
152
Кассианом хронист называет сельджукского эмира, правившего в Антиохии, — Яги-Сиана.
153
«Земля Танкреда» — район к западу от антиохийских стен, контролировавшийся с начала апреля 1098 г. рыцарем Танкредом, двоюродным братом и ближайшим споспешником Боэмунда Тарентского. Танкред начальствовал здесь над укреплением, сооруженным крестоносцами близ монастыри св. Георгия (обитель была расположена на западном склоне горы Сильпиус), на левом берегу Оронта.
154
«Безант» — греческая золотая монета (от слова «Византия») номисма (4,5 г.). В других местах хроники автор приводит стоимость «безанта» в западных денежных единицах — денариях (15 денариев за одну номисму).
Все это совершилось по наступлении третьего дня июня месяца... И все площади города были забиты телами мертвецов, так что никто не мог находиться там из-за сильного зловония; никто не мог пройти по улицам иначе, как по трупам.
Gesta Francorum et aliorum Hierosolymilanorum. — Histoire anonyme de la premiere croisade. Ed. L. Brehier. Paris, 1924, p. 100—110.
Письмо предводителей крестоносного рыцарства папе Урбану II от 11 сентября 1098 г. [155]
155
Манускрипты этого послания сохранились в двояком виде: отдельно (Флорентийская, Парижская и Ватиканская рукописи XI—XII вв.) и в качестве вставки в хронику Фульхерия Шартрского, сделанной, однако, рукой другого лица. Заключительная приписка в некоторых рукописях отсутствует. См. стр. 102, прим. 7.
Достопочтенному господину папе Урбану Боэмунд и Раймунд, граф Сен-Жилля, Готфрид, герцог Лотарингии, и Роберт, граф Нормандский, Роберт Фландрский, граф, и граф Евстафий Булонскпй [посылают] привет и [обещают] верную службу и, как сыновья своему духовному отцу, [изъявляют] истинное во Христе повиновение [156] . Все мы хотим и желаем поведать вам, сколь великой милостью господней и явственной его поддержкой нами [была] взята Антиохия, a турки, которые нанесли много поношений господу нашему Иисусу Христу [157] , были захвачены и убиты, [так что] мы, иерусалимцы Иисуса Христа, отомстили за несправедливость, причиненную богу; [как] мы, которые прежде осаждали турок, были затем [сами] осаждены турками, явившимися из Хорасана [158] , Иерусалима [159] , Дамаска [160] и многих земель, и каким образом милостью Иисуса Христа были освобождены.
156
В перечне авторов послания не значится граф Гуго Вермандуа. Он в это время находился на пути в Константинополь, куда его направили князья из Антиохии, и потому в составлении этого документа не принимал участия.
157
То есть тем, что наносили поражения франкам.
158
Хорасан — персидская территория, центр сельджукских владений; оттуда прибыла к Антиохии главная часть воинства эмира Кербоги.
159
Имеются в виду отряды тогдашнего владыки Иерусалима — сельджукского эмира Му'ина ад Даулы Сукмана ибн Артука, находившиеся в составе армии Кербоги.
160
Речь идет об отрядах дамасского эмира Дукака.
После того как взята была Никея и мы разбили огромную массу турок, которых повстречали, как ты [уже] слышал, в июльские календы в Дорилейской долине [161] , [и после того как] преследовали великого Солимана и всех его [людей], и опустошили [его] земли и награбили богатства, приобретя и замирив всю Романию, мы приступили к осаде Антиохии. В то время, пока она осаждалась нами, мы претерпели много бедствий от схваток, [происходивших] близ города с турками и язычниками [162] ,
которые нередко и в большом числе нападали на нас, так что едва ли не можем сказать, что скорее сами были осаждены теми, которых держали запертыми в Антиохии [163] . В конце концов, одолев их во всех этих сражениях и таким образом обеспечив торжество вере христианской, я, Боэмунд, сговорился с одним турком [164] , который предал мне этот город; за день до того я вместе со многими воинами христовыми приставил несколько лестниц к стене и так-то 3 июня мы взяли город, сопротивлявшийся Христу. Самого Кассиана, правителя этого города, мы умертвили со многими его воинами [165] , а жен, сыновей и домочадцев вместе с золотом, серебром и всем их добром оставили у себя [166] . Мы не сумели взять, однако, антиохийскую цитадель, хорошо укрепленную турками; когда же хотели на следующий день [167] овладеть ею, то узрели за стенами города бесконечное множество турок, рассеявшееся по полям. Как мы и ожидали уже в течение многих дней [168] , они пришли сражаться с нами. Они осадили нас на третий день, а в упомянутую крепость вступило свыше сотни турецких воинов; турки хотели обрушиться на нас вместе с теми, кто занял ее раньше, через ворота, что находились ниже крепости и вели к ней [169] . Но мы, утвердившись на другой горе, напротив крепости, держали под неусыпным надзором дорогу, которая спускалась в город, разделяя оба войска; мы бились как за городом, так и в самом городе, днем и ночью, дабы они, войдя, не напали бы на нас в еще большем числе, а тех, кто пытался прорваться, мы теснили к лагерю [170] .161
Битва с сельджуками в Дорилейской долине произошла 1 июля 1097 г. Она принесла победу крестоносцам.
162
«Турки и язычники» — выражение, часто встречающееся в источниках: под «язычниками» имеются в виду другие противники крестоносцев, т. е. арабы, «сарацины», персы, павликиане и т. д. См. стр. 93, прим. 2.
163
Почти в таких же словах характеризует положение крестоносцев в период осады Антиохии провансальский хронист Раймунд Ажильский.
164
Речь идет о Фирузе, начальнике крепостной башни в Антиохии.
165
Кассианом латинские источники называют Яги-Сиана, эмира Антиохии. В письме приведены неверные сведения о его гибели. Из других источников известно, что Яги-Сиан был убит вовсе не крестоносцами, а сирийцами или армянами, когда пытался бежать из Антиохии, захваченной крестоносцами. Голову убитого эмира они доставили Боэмунду Тарентскому, чтобы выговорить себе различные льготы.
166
Ни в одном другом источнике нет ни малейшего намека на то, что этим лицам в действительности была сохранена жизнь.
167
То есть на следующий день после захвата Антиохии, следовательно, 4 июня. Это известие также единственное, встречающееся в источниках.
168
Слухи о приближении большого турецкого войска докатились до крестоносцев еще тогда, когда они осаждали Антиохию, — во второй половине мая 1098 г. Армия Кербоги, о которой здесь говорится, подступила к городу 5 или 6 июня.
169
Цитадель находилась в южной части Антиохии, где имелись ворота, ведшие в крепость.
170
Через ворота в цитадели засевшие в ней имели возможность проникать в город, так что крестоносцы вынуждены были, чтобы избежать опасности соединения гарнизона крепости с армией Кербоги, блокировавшей Антиохию извне, оттеснять их назад, в крепость.
И вот, когда они увидели, что ничем не могут повредить нам с этой стороны, то окружили нас отовсюду так [плотно], что и никто из нас не мог выйти и к нам не мог проникнуть. По этой причине все мы были настолько удручены и пали духом, что многие, умирая от голода и погибая от всяких иных напастей, убивали своих отощавших коней и ослов и поедали [их мясо].
Тем временем на подмогу нам явилась высочайшая милость всемогущего бога, пекущегося о нас: в храме блаженного Петра, князя апостолов, мы нашли копье господне, которое, будучи брошено рукой Лонгина, пронзило бок нашего Спасителя [171] ; [это копье мы нашли] в месте, трижды возвещенном некоему рабу святым апостолом Андреем, который открыл ему также и место, где оно находилось [172] . И мы были так ободрены и укрепились благодаря находке святого копья и многими другими божественными откровениями, что те, кто до того охвачены были страхом и поникли было [духом], теперь, охваченные готовностью отважно биться, один побуждал другого.
171
По евангельскому рассказу (Иоанн, гл. XIX, ст. 34), во время распятия Иисуса Христа некий римский воин ударил копьем в бок Иисуса, уже висевшего на кресте. Позднейшая традиция гласит, что воином этим был некто Лонгин, вокруг имени которого в средние века сложились всевозможные религиозные легенды (об его чудесном исцелении от глазной болезни в результате случайного прикосновения к глазам ладонью с каплей крови распятого Христа, обращении в христианство и пр.) и которого церковные историки превратили в христианского мученика, якобы павшего жертвою гонений в Кесарии. Как было доказано еще в XVIII в. французским ученым А. Этьеном, имя «Лонгин» возникло на основе греческого слова «лонге» — копье. Впервые оно появляется лишь в памятнике VI в. — в апокрифическом, т. е. официально отвергнутом церковью, так называемом Евангелии Никодима. Копье, будто бы ранившее Иисуса, стало одной из наиболее почитаемых реликвий, — о нем-то и идет здесь речь.
172
Подробнейшим образом историю находки этой реликвии в церкви св. Петра 14 июня 1098 г. передает Раймунд Ажильский, более скупо — ряд других латинских хронистов, очевидцев Первого крестового похода. Интересно, что в передаче итало-норманнского Анонима апостол Андрей «являлся» бедному провансальскому крестьянину, извещая его о местонахождении копья, дважды, тогда как Раймунд Ажильский сообщает, будто видение было пятикратным. Видимо, среди крестоносцев ходили разные версии этой церковной легенды, сфабрикованной духовенством.
Так-то мы находились в осаде три недели и четыре дня [173] , а накануне дня Петра и Павла [174] , вверившись богу и исповедавшись во всех наших тревогах, молясь, вышли мы из ворот города со всем нашим воинским снаряжением; нас было настолько мало [175] , что мы полагали сами, что нам придется не сражаться против них, а бежать от них. Тогда мы приготовились к бою и расположили отряды как пеших, так и конных с тем, чтобы главные силы пребывали с копьем господним; в первом же столкновении [мы]принудили неприятеля к бегству [176] . Но враги, по своему обыкновению, стали рассредоточиваться во все концы: они заняли холмы и дороги и, откуда только могли, старались окружать нас, рассчитывая таким образом всех нас истребить.
173
С 4 по 28 июня 1098 г.
174
28 июня.
175
Это известие подтверждается данными хронистов: так, по сообщению Раймунда Ажильского, у графа Тулузского оставалось 200 рыцарей, державших под надзором цитадель Антиохии; по Альберту Аахенскому, под командованием Готфрида Бульонского было к тому времени лишь 2000 рыцарей.
176
Схватка произошла на равнине, что на правом берегу реки Оронт.
Однако на выручку нам, знавшим по опыту многих боев их ловушки и [коварные] приемы, явилось божественное милосердие, и те, кто в сравнении с ними был в ничтожнейшем числе, поддерживаемые десницей господней, заставили их пуститься в бегство, бросив свой лагерь со всем, что в нем находилось. Одержав победу, мы целый день преследовали неприятелей, многих вражеских воинов поубивали, [а затем] радостные и торжествующие двинулись к городу. Крепость, о которой было упомянуто, эмир [177] , сидевший в ней с тысячью воинов, сдал Боэмунду, сдавшись и сам; при содействии Боэмунда он обратился в христианскую веру, и таким-то образом господь наш Иисус Христос подчинил римской религии и вере весь город Антиохию. Но, как это обычно случается, всегда в радостные события вторгается что-то печальное [178] : 1 августа, когда уже военные действия прекратились, умер епископ Пюиский, которого ты направил к нам своим викарием и который в ходе всей войны пользовался великим почетом.
177
Ахмед ибн Меруан.
178
Эта фраза — прозаический пересказ стиха Овидия.