История Крестовых походов

Между тем как герой, слава которого наполняла весь мир, томился в тесной германской темнице, Саладин лежал больной в Дамаске и предавался печальным предчувствиям своей близкой кончины. Латинские летописи, описывая его смерть, повествуют, что султан, умирая, приказал одному из своих эмиров носить по всем улицам Дамаска его саван и повторять во всеуслышание: «Вот что Саладин, победитель Востока, уносит с собой из всех своих завоеваний».

Глава XVIII Четвертый крестовый поход [2] . – Призыв к крестовому походу в Германии. – Император Генрих принимает крест и покоряет Сицилию. – Дела в Палестине. – Осада Торона. – Смерть Генриха VI и конец крестового похода (1195)

о смерти Саладина в основанной им империи начались смуты; восточные историки говорят, что после него осталось 17 сыновей, которые разделили между собой его наследство; один из них был признан султаном Египетским, другой – Каирским, прочие – князьями месопотамскими; но ни один из этих князей не наследовал гения своего отца и не мог сохранить власть, предоставленную ему судьбой. Малик-Адил, брат Саладина, ловко воспользовался раздорами, возникшими между его наследниками, и соединил наконец в своих могущественных руках все рассеянные остатки империи Аюбидов. Таким образом, во второй уже раз в течение немногих лет оправдалось арабское замечание, что «большая часть тех, кто были основателями государств, не оставили их в наследство своему потомству».

Усилением своего могущества Малик-Адил был обязан не только раздорам между неверными, но также и духу несогласия и уныния, господствовавшему между христианами. По отъезде английского короля христианская колония все более и более приходила в упадок. Сколько раз Генрих Шампаньский в своем жалком Иерусалимском королевстве с сожалением вспоминал о своем графстве Шампаньском, о своих замках Труаском и Прованском! Боэмунд III, князь Антиохийский, находился постоянно в войне с князьями Армении, и обе эти области поочередно подвергались неприятельскому вторжению и разорению; сильная распря вспыхнула между иоаннитами и храмовниками из-за права владения одним из замков, по соседству с Маргатом. Голос самого папы оказывался бессильным среди этих гибельных раздоров; палестинские христиане имели перемирие с сарацинами, но не имели достаточно силы, чтобы заставить их соблюдать условия договора.

Гефсиманский сад

С другой стороны, Запад, утомленный столькими усилиями, столькими чудесными подвигами, которые ни к чему не привели, казалось, был не очень расположен помогать Святой земле. В это-то время Целестин III, на призыв которого отозвались и отправились на Восток Ричард Львиное Сердце, Филипп-Август III и Фридрих Барбаросса, задумал возбудить снова воинственный энтузиазм христиан. В красноречивом бреве, в котором он объявлял о смерти Саладина, он убеждал всех верующих принять крест и вооружиться; осквернение Святых мест, угнетение христиан на Востоке, дерзость и все возрастающая наглость сарацин – таковы были причины, на которых он основывал свои апостольские увещания. Папа очень желал, чтобы Ричард опять отправился на Восток, но Ричард опасался Филиппа-Августа; Филипп-Август, со своей стороны, побаивался Ричарда; оба монарха на призыв папы ответили торжественным уверением в своей преданности делу Иисуса Христа, но остались в своих владениях; высшее сословие и народ последовали их примеру. У Целестина осталась одна надежда на Германию.

Хотя император Генрих VI был отлучен от церкви святым престолом за удержание Ричарда в заключении, папа все-таки послал к нему легатов, уполномоченных напомнить ему о примере его знаменитого отца, Фридриха; Генрих, у которого было больше честолюбия, чем благочестия, сообразил, что священная экспедиция может оказаться благоприятной для завоевания Сицилии и даже для замышляемого им покорения Греции. Он принял римских легатов с большим почетом и проповедовал крестовый поход на общем сейме в Вормсе. Красноречие главы империи и говоривших после него епископов так воспламенило умы, что и знатные люди, и простолюдины не могли не «признать в этом перста Божия». Генрих в присутствии своего двора облачился в одежду крестоносца; множество знатных германских владетелей приняли крест, иные ради угождения Богу, другие – в угоду императору; во всех провинциях Германии нашлись воины для священной войны. Генрих VI возвестил о своем намерении вести на Восток крестоносцев; но так как война, которую он хотел вести с Сицилией, уже началась, то его очень легко было убедить остаться в Европе. Он выступил во главе армии в Неаполитанскую область. Две же другие армии крестоносцев, одна под предводительством герцога Саксонского и Брабантского, другая под предводительством епископа Майнцского и Валерана графа Лимбургского, сели на суда и отправились на Восток. Первые крестоносцы, прибывшие в Палестину, захотели нарушить перемирие с сарацинами, между тем как местные христиане желали его сохранения. Это повело к оживленным прениям, в которых, с одной стороны, ставилась в упрек неразумная опрометчивость, могущая погубить все дело, а с другой стороны – трусливое благоразумие, которое не осмеливалось восстать на защиту своего дела. Германцы сами начали войну. Среди смут и опасностей этой новой войны христианам пришлось, сверх того, оплакивать смерть Генриха Шампаньского, упавшего из окна своего дворца. И другое несчастье постигло христиан: Малик-Адил при первых военных действиях со стороны крестоносцев осадил Яффу, взял город приступом, и все население погибло от меча сарацин.

Христианская армия, усилившаяся ежедневно прибывавшими германскими пилигримами, выступила тогда из Птолемаиды и направилась против неверных. Решено было приступить к осаде Бейрута, где мусульмане держали множество пленных и хранили большую добычу, захваченную в покоренной стране; Малик-Адил выступил навстречу христианам. Обе армии сошлись на берегах Элевтера (ныне Нахр-эль-Кебир), между Триполи и Тортозой; победа осталась за крестоносцами. Сарацины покинули несколько прибрежных городов, и Бейрут, слабо защищенный, без битвы подчинился власти воинов Креста. Во всех христианских городах были отслужены благодарственные молебствия, и, в упоении от этого первого успеха, только и шли толки о походе в Иерусалим.

Между тем как крестоносцы заняты были войной в Сирии, Генрих VI пользовался всеми средствами и всеми силами, предоставленными ему по случаю крестового похода, чтобы закончить покорение королевства Неаполитанского и Сицилийского. Он женился на Констанции, дочери Рожера, и на этом основании заявил свои права, с оружием в руках, на престол и на наследство государей Нормандских; сначала ему пришлось бороться с Танкредом, сыном Рожера, которого высшее сословие Сицилии избрало своим королем; но по смерти последнего королевство, оставшееся без короля, раздираемое множеством партий, было со всех сторон открыто для вторжений германцев. При этом завоевании Генрих VI действовал более посредством палачей, чем солдат, и ужас казней довершил то, что было начато победами.

Новый владетель Сицилии, залитый кровью христиан и все еще отлученный от церкви, прославлял себя, тем не менее, как первого между воинами Иисуса Христа; так как ему больше нечего было делать в Сицилии, он занялся войной с сарацинами. Он послал во все провинции своей империи письменный приказ ускорить выступление в поход тех, кто принял крест, но оставался еще дома. В послании своем Генрих обещал содержать армию в течение года и выдать по 30 унций золота всем крестоносцам, которые дослужат до конца священной войны. Конрад, епископ Хидельсхаймский, канцлер империи, сопровождавший Генриха VI и помогавший ему советами во время войны в Сицилии, должен был вести в Сирию эту третью армию пилигримов.

Прибытие в Палестину такого сильного подкрепления удвоило силы и рвение христианских воинов; теперь можно было начать осаду Иерусалима; но наступала зима, и решено было дождаться весны, чтобы начать осаду, которая могла затянуться и сделаться опасной. С другой стороны, все другие палестинские города снова подчинились власти христиан. Решено было употребить все силы крестоносцев на осаду укрепления Торонского, грозного замка, выстроенного на горах Ливанских, в нескольких милях от Тира; здешний мусульманский гарнизон постоянно угрожал Галилее и приморским равнинам. Когда армия собралась под стенами Торона, то тут только замечены были все трудности осады; стрелы и камни, метаемые машинами, едва могли достигать укреплений и башен, между тем как бревна и обломки скал катились с высоты укрепления, производя опустошение в рядах христиан. Непомерных трудов стоило крестоносцам раскопать землю и пробить себе путь через скалистую гору, на которой был выстроен замок Торонский; на эту трудную работу употреблены были рабочие из гоцларских рудников, последовавшие за пилигримами в Сирию. Осаждающим удалось наконец укрепиться у самых стен; с помощью своих машин они могли поколебать стены и провести подкопы под основание башен. Осаждаемые, не надеясь на возможность дальнейшего сопротивления, предложили капитуляцию. В это самое время возникли между христианами такие раздоры, каких еще не бывало с самого начала крестовых походов. Депутаты, посланные в лагерь крестоносцев, не знали сначала, к кому из вождей они должны были обратиться.

Генриха, палатина Рейнского, герцога Саксонского и Брабантского, слушались только одни их солдаты; канцлер Конрад занимался только введением роскоши, неизвестной в лагере; военные же труды были не по его ленивому характеру. Христиане палестинские с самой смерти Генриха Шампаньского не имели вождей, которые руководили бы ими. Мусульманские депутаты были приняты в собрании, волнуемом самыми различными страстями. Сарацины предлагали покинуть крепость и просили только пощадить их жизнь и оставить им свободу. Когда начались рассуждения по поводу этого предложения, то одни приняли его с радостью, а другие хотели взять город приступом. Но так как мнение последних не было преобладающим, то они дошли до того, что посоветовали осажденным защищаться. Вместе с тем, они обращались к христианским воинам и говорили им, что предстоит заключение постыдного договора с неверными. Когда депутаты возвратились в крепость, они повторяли, что слышали, и рассказали также о несогласиях, возникших между христианами. С этой минуты осаждаемые забыли, что стенам их угрожает падение; они поклялись скорее умереть, чем сдаться. Отчаяние придало им силы; они сделали несколько удачных вылазок. Между крестоносцами была одна партия, которая защищалась, другая же как будто и забыла об осаде. Скоро пришла весть, что Малик-Адил приближается с армией; эта весть распространила ужас и была как бы сигналом отступления, которое произошло в величайшем беспорядке; христианская армия, которую ожидала полная победа, возвратилась, таким образом, в Тир, обращенная в бегство побежденным врагом. Дух раздора все усиливался между крестоносцами, которые упрекали друг друга в позоре своего бегства. Дело дошло до того, что христиане сирийские и крестоносцы германские не могли оставаться под одними знаменами.

Однако же приближение мусульманской армии возбудило мужество в воинах Креста. В битве близ Яффы победа осталась за тевтонскими крестоносцами. В то же время Амальрик, преемник Ги Люсиньяна в королевстве Кипрском, был призван царствовать над тем, что оставалось от королевства Иерусалимского, и прибыл сюда, чтобы разделить с Изабеллой, вдовой Генриха Шампаньского, малозначащие почести королевского достоинства. Явилась надежда, что согласие восстановится и что крестовый поход кончится лучше, чем начался. Но, между тем как праздновали свободу Амальрика, пришла весть о смерти императора Генриха VI; эта неожиданная новость изменила все дело и внезапно положила конец священному походу. Князья и владетели германские только и думали о возвращении в Европу; из всех князей, прибывших с Запада для защиты дела Господня, одна только королева Венгерская оказалась верной своим обетам и осталась со своими рыцарями в Палестине.

Этот четвертый поход, в котором все силы Германской империи разбились о стены одной крепости на Ливане и который представляет нам странное зрелище священной войны, веденной отлученным от церкви монархом, не ознаменован в истории столькими чрезвычайными событиями и великим бедствиями, как предыдущие экспедиции. У воинов Креста не было недостатка ни в рвении, ни в мужестве во время опасности, но имя Иерусалима уже не воспламеняло более энтузиазма пилигримов. В прежних священных войнах было более религиозного чувства, чем политики; в этой же, можно сказать, главную роль играла политика, а не религия. В то время как христиане возносили к Богу молитвы об успехе похода, двигателем и главой которого был император Генрих VI, этот государь вел безбожную войну и опустошал христианскую страну, чтобы подчинить ее своей власти. Мы увидим впоследствии, какие смуты среди христианских народов произвело это покорение Сицилии и какую ужасную вражду вызвало оно между сыновьями Генриха VI и преемниками Целестина.

Глава XIX Пятый крестовый поход [3] . – Организатор похода Фульк Нельиский. – Переговоры вождей крестового похода с Венецией о флоте. – Дож Венецианский принимает крест. – Осада Зары. – Разногласия между крестоносцами. – Алексей, сын Исаака, обращается к помощи крестоносцев. – Выступление армии в Константинополь. – Нападение крестоносцев на Константинополь (1202–1204)

лачевный исход последнего крестового похода и столько бедствий без всякой славы поумерили религиозное рвение и воинственное благочестие христиан. Никогда в Европе не было так мало заботы об освобождении Иерусалима. Среди общего равнодушия один только человек был тронут жалобами, доносившимися из-за моря, и сохранил надежду спасти христианское население на Востоке.

Иннокентий III, достигший 33-летнего возраста, был только что избран папою, и едва вступил он на престол, как начал стараться вновь воспламенить священный огонь крестовых походов; в послании к епископам, духовенству, высшему сословию и простому народу во Франции, Англии, Венгрии и Сицилии папа возвещал волю, угрозы и обетования Бога христианского. «Если Бог принял смерть ради человека, – прибавлял Иннокентий в заключение своего послания, – то неужели человек побоится умереть для Бога? Неужели он откажется пожертвовать своей мимолетною жизнью и тленными благами этого мира Тому, Кто предлагает нам сокровища вечной жизни?» Легаты, посланные римским двором, обещали отпущение грехов и особенное покровительство церкви всем тем, кто примет крест и вооружится или кто будет доставлять одежду и содержание воинству Христову. В церквах были расставлены кружки для приема приношений от верующих; священникам было вменено в обязанность влиять на свою паству во время исповеди и возбуждать раскаяние грешников и сочувствие их в пользу крестоносцев и христиан на Востоке.

Проповедуя крестовый поход, Иннокентий III сначала не имел успеха по многим причинам. Оттон Саксонский и Филипп Швабский оспаривали друг у друга германскую корону; папа объявил себя на стороне Оттона и угрожал громами церкви приверженцам Филиппа; вся Германия была вовлечена в эту великую распрю, и никто не принял креста. В это время Филипп-Август состоял под проклятием Рима за свой незаконный союз с Агнессою Меранийской; Франция, на которую глава церкви только что наложил интердикт, не могла обратить своего внимания на христианские колонии на Востоке. Римский двор ждал в особенности, чтобы Ричард стал во главе крестового похода. Английский король устроил в Лондоне турнир, на котором сам проповедовал священную войну; но, в сущности, этот государь не имел намерения возвращаться на Восток, и хотя он часто возобновлял обещание снова отправиться на битву с неверными, но до самой смерти воевал только с христианами.

Между тем, один священник из Нельи-на-Марне приобрел большое влияние на народ своим красноречием и чудесами. Самые ученые проповедники становились в ряды его учеников и говорили, что «Святой Дух глаголет его устами»; он воспламенял по своему желанию страсти толпы, и даже до дворцов государей доносились возвещаемые им «громы евангельских угроз». Иннокентий III обратил внимание на Фулька и возложил на него миссию, которую исполнил за 50 лет перед тем св. Бернар.

Для дела Иисуса Христа нужны были в особенности пример и мужество государей и баронов. В Шампани был объявлен турнир, на котором должны были присутствовать самые доблестные воины Франции, Германии и Фландрии; поэтому Фульк приехал в замок Экри-сюр-Эн, где назначено было собраться рыцарям. Среди мирского веселия рыцарства послышались вдруг жалобные стоны Сиона, выраженные красноречием Фулька. Когда оратор Креста заговорил об Иерусалиме, плененном сарацинами, то рыцари и бароны забыли бой на копьях, и ломание копий, и блистательные состязания, и подвиги, «и даже присутствие дам и девиц, раздававших награды отличившимся». Во главе владетельных князей, принявших участие в крестовом походе, были Тибо граф Шампаньский и Людовик граф Шартрский и Блуаский. Их примеру последовали граф де Сен-Поль, графы Готье и Жан Бриеннские, Манассия Лилльский, Ренар де Дампьерр, Матье де Монморанси, Гуго и Роберт де Борн, графы Амьенские, Рено Бульонский, Готфрид Першский, Рено Монмерльский, Симон Монфорский и Готфрид де Виллегардуэнь, маршал Шампаньский, который оставил нам реляцию об этом походе на наивном языке своего времени.

Фландрское дворянство также захотело выразить свое усердие к освобождению Святых мест; граф Балдуин поклялся в храме св. Донациана Брюггского отправиться в Азию для битвы с сарацинами; Мария графиня Фландрская пожелала сопровождать своего супруга; примеру Балдуина последовали оба его брата, Евстафий и Генрих, графы Саарбрукский и Геннегау, и Конон Бетюнский, известный своей храбростью и красноречием. Главные вожди крестового похода, собравшись сначала в Суассоне, а потом в Компьене, избрали предводителем священной экспедиции Тибо графа Шампаньского. На том же собрании было принято решение отправить армию крестоносцев на Восток морским путем и с этой целью послать шесть депутатов в Венецию, чтобы выпросить у республики суда, необходимые для переправы войска и лошадей.

Маршал Шампаньский, бывший в числе депутатов, подробно рассказывает о переговорах рыцарей Креста с дожем и народом венецианским. Депутаты были приняты с восторгом девяностолетним дожем Дандоло, старость которого состояла только в опытности и добродетели, но сердце которого еще воспламенялось при одном имени отечества и славы. Дандоло обещал доставить крестоносцам суда для 4500 рыцарей, 20 000 человек пехоты и продовольствие для всей христианской армии в продолжение девяти месяцев. Он предлагал, сверх того, от имени Венеции вооружить 50 галер с условием, чтобы венецианцам была предоставлена половина будущих завоеваний крестоносцев. Рыцари и бароны со своей стороны обещали уплатить республике 85 000 серебряных марок. Этот договор, обсужденный и одобренный на советах дожа и патрициев, был представлен на утверждение народа, собравшегося в соборе св. Марка. Маршал Шампаньский, говоривший от имени знатных владетелей и баронов Франции, заклинал венецианцев иметь сострадание к Иерусалиму, который был в пленении у турок. «Князья и бароны, – сказал он в заключение, – поручили нам припасть к ногам вашим и не подыматься до тех пор, пока вы не исполните мольбы нашей». При этих словах депутаты преклонили колена и протянули умоляющие руки к собравшемуся народу; тогда 10 000 голосов слились в одном восклицании: «Мы на это согласны, мы на это согласны!».

Когда депутаты возвратились в Шампань, они нашли Тибо опасно больным. Узнав о договоре, заключенном с венецианцами, молодой князь был так обрадован, что, забывая о болезни, удерживавшей его в постели, захотел облечься в доспехи и сесть на коня, «но, – прибавляет Виллегардуэнь, – это было великим горем и несчастьем; болезнь развилась и усилилась до такой степени, что он приступил к завещанию и разделу своего имущества и уже не садился на коня». В скором времени Тибо скончался, и бароны избрали Бонифация маркиза Монферратского, «князя доблестного, одного из самых искусных во владении оружием и в военном деле». Бонифаций приехал в Суассон, где и принял крест из рук священника Нельиского и был провозглашен вождем крестового похода в церкви Божьей Матери в присутствии духовенства и народа.