История Крестовых походов

Глава XXXIV Продолжение восьмого крестового похода. – Болезнь и кончина Людовика Святого. – Мирный договор с князем Тунисским. – Возвращение французских крестоносцев во Францию

унис, известный у римлян под названием Тунес или Тенисса, расположенный в пяти лье от того места, где стоял Карфаген, по развитию промышленности и многочисленности народонаселения был одним из самых цветущих городов Африки. В нем насчитывалось до 10 000 домов и было три больших предместья; обогащению его содействовало унаследование достояния многих народов и успешная торговля, производимая в огромных размерах. Доступы в город были защищены башнями и стенами. Для начатия осады Туниса Людовик IX поджидал короля Сицилийского, который должен был прибыть с флотом и армией; благочестивый монарх надеялся также, что мусульманский князь, обещавший принять христианскую веру, предупредит бедствия войны искренним обращением. К несчастью, король Сицилийский заставил ждать себя несколько недель, а тунисский властитель, вместо того чтобы обратиться с христианскую веру, собрался с силами, и посланные его наконец объявили, что они явятся «принять крещение на поле битвы». В последние дни июля и в первую половину августа толпы мавров и аравитян постоянно являлись поблизости лагеря крестоносцев, но еще не осмеливались сделать открытого нападения. Воины Креста не удостаивали почти внимания подобных врагов; но в тех местах, где была их стоянка, их ожидали более грозные опасности, чем война. Страна эта, некогда плодородная, превратилась теперь в бесплодную и знойную пустыню; с первых дней прибытия у крестоносцев уже оказался недостаток в воде; пищей им служило соленое мясо; дизентерия и злокачественные лихорадки начали производить опустошения в христианском лагере; первыми жертвами, которые пришлось оплакивать, были графы Вандомский и де ла Марш, знатные владетели де Монморанси, де Пьеннь, де Бриссак и другие. Наконец, стало умирать столько народа, что пришлось заваливать могилы трупами без разбора. Людовик IX старался поддерживать бодрость в вождях и в воинах и словом своим, и примером своей покорности, но сам захворал дизентерией. Пока был в силах, он заботился о нуждах армии; когда же болезнь усилилась и он почувствовал приближение смерти, он велел поставить перед собою крест и, воздев руки, начал молиться Тому, кто пострадал за род человеческий. Вся армия была поражена скорбью; солдаты заливались слезами. Затем Людовик обратился к сыну своему Филиппу, наследнику своего престола, с советами, как управлять государством, которое должно перейти к нему теперь. Заповедав ему уважать самому и других заставлять уважать святую веру и ее служителей во всякое время и больше всего бояться оскорбить Бога, он прибавил: «Дорогой сын мой, если ты взойдешь на престол, то покажи себя своим поведением достойным сподобиться святого помазания, которым посвящаются на царство французские короли… Когда ты сделаешься королем, то будь справедлив во всех отношениях, не уклоняйся ни ради чего от прямого пути и правды… Употреби все твои усилия, чтобы умиротворить раздоры, могущие возникнуть в государстве, так как Богу всего угоднее зрелище мира и согласия… Будь справедлив во взимании общественных налогов, мудр и умерен в распоряжении ими… Исправляй благоразумно и осторожно все недостатки в законах королевства… Поддерживай с честью установленные права и привилегии… Чем счастливее будут твои подданные, тем более ты будешь велик… Чем безукоризненнее будет твое управление, тем более оно внушит страха врагам, и они не посмеют нападать на твое государство…» Таким образом было преподано это евангелие царствования среди бедствий крестового похода умирающим королем. Мы сожалеем, что во время нашего долгого путешествия по следам крестоносцев нам не удалось прочесть эти последние слова Людовика IX на том самом месте, где они были произнесены.

Преподав наставления своему сыну, Людовик IX не хотел более помышлять ни о чем, кроме Бога, и остался наедине с своим духовником. «Уста его не переставали, – говорит один очевидец, – ни днем, ни ночью прославлять нашего Господа и молиться Ему за народ, который он сюда привел»; иногда он призывал св. Дионисия, к которому часто прибегал с молитвою во время битв, испрашивая его помощи для той армии, которую он теперь оставлял без вождя. В девять часов утра в понедельник 25 августа у него отнялся язык, но он продолжал «смотреть на всех благосклонно». «Между третьим и девятым часом он, казалось, заснул и так более получаса оставался с закрытыми глазами, потом как будто оживился, открыл глаза, посмотрел на небо и сказал: „Господи! Я войду в дом Твой и буду поклоняться Тебе в Святилище Твоем!”» Он скончался в три часа пополудни. Филипп, сам больной, принимал среди общей скорби приветствия и присягу в верности от вождей армии, баронов и знатных владетелей, которые находились здесь. Трем духовным лицам, присутствовавшим при кончине Людовика, было поручено отправиться с этим печальным известием на Запад. Они повезли с собою послание, обращенное «к духовенству и ко всем добрым людям в королевстве». Филипп в письме своем, которое было прочитано в присутствии всех верующих, просил молиться об упокоении души отца его и обещал следовать примеру государя, который всегда любил королевство Французское и берег его как зеницу ока .

Король Сицилийский, прибывший в Африку в то самое время, когда умирал Людовик IX, принял на себя командование армией; война возобновилась; воины Креста, отвлеченные в продолжение целого месяца от дела смертью и погребениями своих вождей и товарищей, искали развлечения в битвах и во многих схватках обратили в бегство толпы мавров и аравитян. Князь Тунисский, боясь за свою столицу, отправил к вождям крестового похода послов просить мира; он обязывался платить дань королю Сицилии и обещал, сверх того, передать христианам часть своих сокровищ для покрытия военных издержек. 31 октября было заключено перемирие на 15 солнечных лет между халифом, имамом, повелителем правоверных Абу-Абдуллой-Мехмедом , с одной стороны, и князем знаменитым Филиппом, Божией милостью королем Франции, князем знаменитым Карлом, королем Сицилии, князем знаменитым Тибо, королем Наваррским, – с другой стороны. В силу этого договора следовало произвести с той и другой стороны обмен пленных и заключенных в темницах, монахам и священникам христианским позволялось селиться во владениях повелителя правоверных, свободно проповедовать в пределах своих церквей, беспрепятственно отправлять богослужение и делать в Тунисе все то, что они делали в своей стране . Большая часть знатных владетелей и баронов, сопровождавших Людовика IX в крестовом походе, были поименованы в этом договоре.

Флот, который должен был перевезти во Францию печальные остатки крестового ополчения, вышел в море в конце октября. На пути к Сицилии он был застигнут страшной бурей; более 4000 крестоносцев погибли в волнах. Король Наваррский умер скоро после того, как вышел на берег в Дрепане (ныне Трепани). Жена его Изабелла не могла перенести эту потерю и умерла от горя. Филипп, остановившийся в Сицилии, уехал во Францию в январе; молодая королева, сопровождавшая его, была новой жертвой крестового похода: проезжая по Калабрии, она умерла вследствие падения. Оставшись один, король продолжал путь, увозя с собою останки своего отца, брата и жены. Вскоре он получил известие, что граф и графиня Пуатьерские умерли в Тоскане, на обратном пути в Лангедок. Перебравшись через Мон-Сени, Филипп снова увидел свое королевство, которое нашел в глубокой скорби. Какое зрелище и для Франции! Погребальные урны, остатки когда-то цветущей армии, молодой государь, больной и только чудом избежавший всех бедствий крестового похода! Останки Людовика IX были перенесены в аббатство Сен-Дени, где на наших уже глазах они были развеяны по ветру; сердце и внутренности остались в Сицилии, где аббатство Монреальское лучше защитило их от оскорбительных ударов времени и революций.

Эта экспедиция Людовика IX, как видно из вышеизложенного, была действительно лишь рядом погребений и несчастий без всякой славы; благочестивый гений, или, вернее, ангел крестовых походов, облекшись тогда в траурный креп, возвратился на небо с душою святого короля. Тем не менее, в наш век шагнувшей далеко вперед цивилизации, в то время когда распространение повсюду просвещения вменяется во славу, мы не должны забывать, что эта дальняя война, среди которой умер король Франции, имела целью озарить светом Евангелия варварские страны и присоединить народы африканские к развитию и судьбам христианской Европы.

Глава XXXV Прибытие в Палестину Эдуарда, сына Генриха III. – Эмиссар Старца Горы угрожает его жизни. – Возвращение его в Европу. – Положение христианских колоний в Сирии. – Завоевание египетскими мамелюками Триполи и многих других городов, принадлежавших франкам. – Осада и разрушение Птолемаиды (1276–1291)

 то время, когда спутники Людовика IX покидали берега Африки, в Палестину приехал принц Эдуард, сын Генриха III, с графом Британским, братом своим Эдмундом, 300 рыцарями и 500 крестоносцами, прибывшими из Фрисландии. Все эти крестоносцы, к которым присоединились храмовники, иоанниты и местные воины, составили войско численностью от 7000 до 8000 человек, готовых выступить против неприятеля. Это войско направилось сначала в Галилею, рассеяло в Панеадском лесу многочисленное племя туркменов, овладело их стадами, приступило к осаде Назарета и умертвило все здешнее мусульманское население, обвиняемое в том, что оно предало пламени великолепную церковь Богородицы. После всех этих подвигов, составивших более военной добычи, чем славы, принц Эдуард возвратился вдруг в Птолемаиду и не заботился более о продолжении войны.

Из предыдущего видно, что в последних крестовых походах дело шло не только о победе над неверными, но и об обращении их в христианскую веру. Надежда привести к евангельской истине князя Тунисского заставила Людовика IX принять крест и взяться за оружие; принц Эдуард, воодушевляемый тем же намерением, увлекся целью просветить верою эмира Яффского; эмир отправил к английскому принцу посла, чтобы объявить о желании принять христианскую веру; но под этим скрывалось самое низкое коварство: посол этот был эмиссаром Старца Горы. Однажды, застав Эдуарда одного в его комнате, он бросился на него с кинжалом; принц Английский, хотя и раненный в руку и в лоб, умертвил своего убийцу и вылечился от ран. Но после этого трагического приключения он только и думал об отъезде из Палестины и отправился морем со своими рыцарями в обратный путь в Европу. Мы не будем упоминать о мирном договоре, который заключил Эдуард с султаном Каирским перед своим отъездом, договоре ничем не обеспеченном, который был нарушен Бибарсом прежде, чем крестоносцы успели переправиться за море. Крестоносцы французские, как это видно из предыдущего, заключили такой же договор и перед выездом из Туниса. Такого рода договоры между владетельными князьями накануне того дня, когда водам морским предстояло поставить между ними бездну разделения, так что после того ни встретиться, ни даже слышать одним о других им больше не приходилось, довольно верно характеризуют конец крестовых походов. После Эдуарда уже ни один христианский принц не переплывал за море, чтобы воевать с неверными, и маленькое войско, которое он привозил с собою в Сирию, было последнее отправившееся с Запада для освобождения или для возвращения Святой земли.

Среди обстоятельств, способствовавших неудачам крестовых походов Людовика IX и Эдуарда, история не должна забывать того, что святой престол долгое время оставался вакантным; во все это время не слышалось ни одного голоса для возбуждения рвения крестоносцев. Однако же после двух лет конклав избрал преемника св. Петра, и, к счастью для восточных христиан, выбор кардиналов пал на Теобальда, архиепископа Люттихского, сопровождавшего фризов в Азию, которого весть о его возвышении застала еще в Палестине; христиане сирийские могли тогда надеяться, что новый первосвященник, бывший долго свидетелем их опасностей и бедствий, употребит все силы, чтобы помочь им. Теобальд уверил их в этом перед отъездом своим из Палестины; в своей речи, обращенной к собравшемуся народу, он повторил слова пророка-царя: «Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прилипни язык мой к гортани моей, аще не помяну тебе…» По возвращении своем в Европу Теобальд, принявший имя Григория X, действительно стал заботиться об исполнении своего обещания; но имя Иерусалима не возбуждало уже больше ни энтузиазма, ни даже сострадания.

Новый папа созвал в Лионе собор, на котором присутствовали патриархи Иерусалимский и Константинопольский, послы от всех христианских государей Востока и Запада. Особенное внимание обращали на себя в этом собрании послы могущественного вождя монголов, который предлагал христианам свой союз для войны с мусульманами. Но даже и такое величественное зрелище, открывшееся перед христианским миром, не могло возбудить сочувствия верующих, не могло разбудить в них прежних чувств, которые, по выражению Святого писания, были только «курящимся остатком сгоревшей звезды». Отправлены были легаты во все европейские государства; находились еще проповедники, которые действовали словом во имя Креста; снова духовенство должно было платить налог, равнявшийся десятой части годового дохода; но рыцари и бароны пребывали везде в бездействии и равнодушии. Даже и для честолюбия их не было более ничего заманчивого, и царства на Востоке утратили все свое мнимое величие. «Папа, – как выразился один кастильский король, – назначил меня государем Сирии и Египта; я не хочу быть неблагодарным и, в свою очередь, провозглашаю святого отца халифом Багдадским». Этот анекдот, переданный Петраркой, доказывает, что время завоеваний на Востоке прошло и что крестовые походы не могли больше обещать князьям и рыцарям ничего, кроме мученического венца.

Положение христианских колоний становилось все хуже и хуже; следует здесь заметить, что для королевства Иерусалимского, которое уже не существовало, было тогда три короля. Все эти претенденты без армии не подавали ни малейшей надежды на спасение того, что оставалось еще от империи франков; и если на долю христиан выпало еще несколько дней спокойствия, то они обязаны этим были смерти Бибарса, самого опасного из их врагов. Преемник Бибарса Келаун нанес поражение татарам, дошедшим до Сирии, опустошил Армению и сдался на мольбы христиан палестинских, которые просили у него мира. У султана Каирского не было флота, чтобы приступить к осаде приморских городов франков; притом он боялся крестового похода, обещанного папой восточным христианам. Не вступая в открытую войну с христианскими колониями, он подготовлял все для их разрушения и даже при заключении перемирия с ними поставил такие условия, которые заранее подчиняли их его власти и должны были привести их к окончательной погибели. Когда война возобновилась, Келаун начал враждебные действия взятием Маркаба, Лаодикеи и Триполи. Триполи, который крестоносцы осаждали пять лет, не мог сопротивляться более 35 дней атакам мамелюков; все население было умерщвлено или отведено в рабство. Победоносный султан повелел сжечь и разрушить город.

Трубадуры, воспевающие крестовые походы

Посланец

После взятия Триполи Келаун стал угрожать Птолемаиде, главному городу франков в Сирии; однако же, потому ли, что опасался доводить христиан до отчаяния, или не находил еще эту минуту благоприятною, он уступил просьбам христиан и возобновил с ними перемирие сроком на два года, два месяца, две недели, два дня и два часа. Вследствие этого договора возникли несогласия между христианами, и в несогласиях этих был залог их будущих бедствий. Папа прислал в Птолемаиду 1600 воинов, набранных в Италии, которые, не получая жалованья, ходили из города в город и грабили и христиан, и мусульман. Келаун прервал перемирие и собрал свою армию, чтобы идти снова на христианские города. С тех пор все заботы жителей Птолемаиды состояли в том, чтобы приготовиться к защите угрожаемого города. Во всех мечетях Сирии и Египта возвещали, что настал последний час могущества франков. Келаун перед смертью своей, среди приготовлений к этой войне, призвал к своему смертному одру сына своего Халиля и заклинал его не воздавать ему почестей погребения до тех пор, пока Птолемаида не будет разрушена до основания. Вскоре армия Халиля явилась перед городом. Эта армия растянулась с одной стороны до Кармила, а с другой – до Карубских гор; всю защиту города составляли 18 000 человек, взявшихся за оружие, и укрепления, воздвигнутые Людовиком IX. Осада началась в первых днях апреля.

Опасность соединила сначала всех жителей Птолемаиды; во время первых битв рвение их было выше всякого сравнения; их поддерживала надежда на получение помощи с Запада; надеялись они также и на то, что их победоносное сопротивление поколеблет мужество сарацин. Но по мере того, как исчезали эти надежды, ослабевало и рвение их; большая часть их не могли переносить продолжительного утомления; постоянно возрождающиеся опасности колебали их бодрость; с каждым днем уменьшалось в городе число защитников, а гавань, куда стекалось народа более, чем на городские укрепления, была полна людьми, ищущими спасения в бегстве. Вскоре снова оказались несогласия между вождями и народом; осаждаемые упрекали друг друга в бедствиях, которые они терпели. 4 мая мусульмане сделали страшный приступ; король Кипрский, явившийся на защиту города, сражался до вечера, но, устрашенный опасностью, бежал со своего поста и отплыл ночью в море со своими воинами, оставив весь народ в отчаянии. На другой день – новый приступ; машины и башни мусульман разрушили укрепления на восточной стороне; после нескольких часов битвы рвы и проломы в стенах были завалены трупами; мусульмане пробили доступ в город, но тут они были отражены поистине чудесным мужеством иоаннитов, во главе которых был Вильгельм Клермонский. Большая часть жителей, потеряв надежду на спасение, отступили от битвы и ждали только смерти. Патриарх Иерусалимский, почтенный старец, старался ободрить их своим присутствием и своими речами; при третьем приступе он вдруг появился среди сражающихся, призывая помощь Иисуса Христа; вокруг него храбрейшие из христианских воинов бросались на копья врагов, громко призывая Милостивого Иисуса Христа; сарацины, со своей стороны, призывали имя своего Мухаммеда и надвигались на город; тогда все население восстало против них и принудило их отступить. Ежедневно мусульмане возобновляли свои нападения; в конце каждого дня христиане поздравляли себя с победою над врагами; но на другой день, когда солнце освещало равнину, они снова видели вокруг своих стен несметные полчища мусульман.

18 мая, в роковой день для христиан, мусульманская армия получила сигнал к общему наступлению; это столкновение было упорнее и кровопролитнее, чем в предыдущие дни; между погибающими на поле битвы было семь мусульман на одного христианина, но мусульмане могли вознаграждать свои потери; потери же христиан были незаменимы; великий магистр ордена храмовников погиб, сражаясь среди своих рыцарей, в то же время и великий магистр ордена иоаннитов получил рану, которая сделала его неспособным продолжать битву. Все силы сарацин были направлены против ворот св. Антония на восточной стороне города; с этой стороны оставалось не более тысячи христианских воинов, защищавших полуразрушенные укрепления городские и башни. Тогда-то смерть распространилась над всей Птолемаидой; битва перенеслась в самый город; не было ни одной улицы, по которой не лились бы потоки крови; отстаивали в битве каждое укрепление, каждый дворец, доступ на всякую площадь; во всех этих столкновениях было столько убитых, что, как выражается писатель-очевидец, «по трупам ходили как по мосту». И в это же время страшная гроза разразилась над городом. Как бы ночная темнота распространилась вокруг; едва можно было различать флаги, развевающиеся еще на башнях; пожар охватил многие кварталы города, и никто уже не заботился тушить его; множество людей бежали, сами не зная куда; растерявшиеся семейства укрывались в церквах, где они или задыхались в пламени, или были умерщвлены у подножия алтарей; инокини, робкие девушки терзали себе грудь и лицо, чтобы избежать грубого обхождения победителей; все вожди христианские погибли от меча или обратились в бегство; оставался в живых только патриарх Иерусалимский, который в продолжение всей осады разделял опасности с осаждаемыми и теперь продолжал возносить мольбы за свое рассеявшееся стадо. Когда его насильно уводили к гавани, чтобы скрыть от преследования мусульман, этот великодушный старец жаловался, что его разлучают с народом, с которым он хотел умереть; его принудили наконец взойти на корабль, но так как он принял с собою на корабль всех, кто искал на нем спасения, то корабль затонул, и верный пастырь погиб жертвою своего милосердия.

Разорив завоеванный город, мусульмане продолжали битву в замке храмовников, выстроенном близ моря; храмовники защищались в продолжение нескольких дней. Наконец главная башня была подрыта в своем основании; женщины, дети, воины христианские, все, кто укрылся в храме, погребены были под его развалинами. Все городские церкви были осквернены, ограблены и сожжены; султан приказал разрушить все главные здания, башни и укрепления. Раскинув свой лагерь на развалинах Птолемаиды, сын Келауна отправил часть своей армии для завоевания Тира. Пораженный страхом, город этот открыл свои ворота без всякого сопротивления. На стенах Сидона, Бейрута и всех прибрежных христианских городов вскоре стали развеваться победоносные знамена мусульман; население этих городов было или умерщвлено, или отведено в рабство в Египет. От фанатизма победителей не устояли самые камни, перерыта была даже земля, которую попирали христиане.

Весть об этом плачевном конце владычества франков в Азии повергла в глубокую скорбь весь Запад; никто не подумал вооружиться для оказания помощи Святой земле, но все оплакивали ее погибель. Верующие, в отчаянии своем, обратили свои жалобы на папу; они вознегодовали и на могущественных монархов христианских, обвиняя их в том, что они «покинули Птолемаиду, как овцу среди волков». Народ, подавленный унынием, говорил о чудесных знамениях, которыми Бог христианский предвозвещал определение Своего гнева. Многие были убеждены, что ангелы и святые отступились от священных обителей иерусалимских, что они покинули святилища Вифлеема, Назарета и Галилеи; всякий день высаживались на берегах Италии несчастные жители Палестины, которые ходили теперь по городам и селам, прося милостыню, и рассказывали со слезами о последних бедствиях, постигших христиан на Востоке.

Этим кончились крестовые походы за море; один арабский историк, описав это разрушение христианских городов, делает такое замечательное предсказание: «И положение такое, волею Божиею, пребудет до дня последнего Суда». Прошло уже с тех пор пять столетий, и мусульманское предсказание продолжает осуществляться. Можно сказать, что со времени окончательного уничтожения владычества христиан в Сирии последовало разделение мира на две половины: Восток, как бы осужденный на коснение в варварстве, и Запад, одиноко подвигающийся на пути к просвещению. Средиземное море со своими берегами и островами, бывшее матерью просвещения древнего мира, осталось в этот раз на стороне неверных.