История Мадлен

– Не надо, Машенька, прошло уже всё, и травок не надо, и мазать не надо. Я сейчас оденусь и мы все вместе в окошко посмотрим.

Мария собралась было поспорить, но в этот момент в дверь дормеза постучали.

Мы вразнобой закричали, как в известном только мне, среди присутствующих, фильме – “Нельзя-нельзя! Можно-можно, войдите!!”

В итоге всё-таки сошлись на том, что нам нужно несколько минут. Софи с Машей помогли мне быстро одеться и причесаться. Ну а Маша урвала-таки минутку, чтобы намазать мне ногу мазью, прежде чем натянуть на неё чулок.

Дверь приотворилась и внутрь аккуратно проникла голова Архипа.

– Барышни, что за крик у вас стоит, ото как будто котеек душат. За мной ужо послали, чтобы присмотрел.

– Это мы радуемся, Архип! С приездом! – мой голос был ликующим и звенящим. Конечно, для них всех моя ничем не прикрытая радость выглядела странноватой. Ну и пусть. Всё равно они все радовались вместе со мной.

И я прильнула к окошку, впитывая глазами и всеми фибрами эти, казалось бы, обычные, пейзажи.

Однако, Архип не уходил. Наоборот, присев на краешке сиденья, чуть отодвинув Машу, он сказал полушепотом:

– Сватать едем вас, барышня!

Сказать, что я онемела – значило не сказать ничего. Я только прокаркала судорожно:

– Куда?

Архип полюбовался произведённым впечатлением и начал рассказывать:

– Если сделать небольшой крюк, мы как раз окажемся в имении Михайловском, где, стало быть проживают маменька и сестричка нашего графа. Обоз наш по прямой дальше потянется, а мы на день-два задержимся. Ну а после в Питерград, да.

Я подпрыгнула, чуть не ударившись о балку. Как, так сразу, это невозможно!

– А-а-а-архип, но ведь я не просто так еду! Ведь я по вызову самой императрицы, как можно задерживаться? Нет, это невозможно! Да и у графа будут неприятности!

Архип, тем не менее, посмеивался, утирая белые усы. По всей видимости он не тревожился ничуть.

– Барышня, мы последнюю неделю гнали почём зря – наш Михаил Владимирович эээх какой дока в дороге – у нас дней трёх в запасу точмо есть, ну и остановки нам положены, там тоже скоротали чуток. Не переживайте, барышня!

И он, ободряюще потрепав меня по плечу, покинул наш дормез.

Я сидела, ошалелая, не зная, что я чувствую.

– Софи…- беспомощно произнесла я. Потом перевела взгляд на Машу, которая сидела тихо, как мышь, прикрывая рот концами платка.

– Это я вот так, сразу к нему в дом? Софи, что ты молчишь?

Софи немного помолчала, глядя на меня. Взгляд её был от чего-то не столь весел и игрив, как обычно.

– Мадлен, милая моя. Вы простите, что я вот так запросто. – Она еще немного помолчала. Затем продолжила. – Вы радуйтесь и благодарите Бога, что вот так сразу и сразу к нему в дом. У меня, например, было по-другому…Вы, я вижу, любите Михаила. Он готов пойти на уступки, только ради того, чтобы вы стали его женой. Радуйтесь, милая, что всё именно так.

Я взглянула на Машу – та отчаянно закивала головой и снова уткнулась глазами в свой платок, который измочалила окончательно.

Глубоко вздохнув, я приняла решение. Хотя, это было смешно – всё и так решили за меня. Ладно, я пойду навстречу. Слово “встреча” меня снова встряхнула. Мне хотелось заснуть до неё, чтобы не мучиться и не думать.

Промелькнули пара дней и пара десятков деревень. Я попросила Михаила не посещать нас лишний раз, чтобы он не видел моего тягостного состояния.

Софи не понимала меня.

– Мадлен, ну что в этом такого? Это обычный визит, представьте себе это так.

Я закутывалась в плед и отвечала ей:

– Софи, вы не понимаете. Ведь я как бы со своей будущей матерью встречаюсь. Как я им понравлюсь? Или совсем нет?

А про себя думала: “Какая-то француженка, баронетка” – так слышались мне перешептывания дворовых имения Михайловского.

Когда мы, наконец, въехали на порог усадьбы, у меня был вид от волнения “краше кого-то в гроб положили”

Я подала дрожащую холодную руку Михаилу и на слабых ногах двинулась к крыльцу, где стояли по-моему все проживающие в этом имении. Там было человек двести.

– Маменька, – голос Михаила был преисполнен тревогой, волнением и радостью. – Позвольте представить вам мою невесту – баронессу Мадлен де Вивьер.

Я робко подняла глаза и встретила взгляд, преисполненный любовью, нежностью и поистине материнской заботой.

– Мишенька, сыночек! Мадемуазель Мадлен! Добро пожаловать!

Дальше я смутно помнила, что нам сунули каравай, я отломила его хрустящую корочку, макнула её соль и сморгнула слёзы. А потом меня обняла мама Миши, и я смогла спрятать своё заплаканное лицо у неё на плече.

Глава 62

Я пришла в себя, только в комнате, которую мне выделила матушка Михаила – Наталья Александровна. От волнения у меня даже затряслись руки, и я сцепила их в замок, стараясь унять дрожь. Софи поселили рядом со мной, за что я была благодарна хозяйке этого прекрасного дома. Мне нужно хорошенько рассмотреть его, как только представится возможность.

На душе стало тепло и уютно, как только я увидела иконы в серебряных окладах, висевшие в углу спальни – истинно русская особенность, радовавшая взор и сердце. Некоторые из них были украшены шитым бисером и речным жемчугом, что говорило о том, что к их украшению приложила руку хозяйка дома. Глаза Божьей матери смотрели на меня немного строго, с легкой грустью и повинуясь какому-то порыву, я перекрестилась и поклонилась образам.

Вся обстановка просто кричала о достатке хозяев, я бы даже сказала о богатстве, но ничего вычурного или аляповатого в ней не наблюдалось и оставалось лишь отдать дань вкусу Натальи Александровны, ведь по словам Михаила, весь дом был в её подчинении.

Драпировка спальни была выполнена из *штофа лавандового цвета – от пышных занавесей на окнах, до надкроватного балдахина. Даже сидения на стульях были обиты этой же тканью. В комнате находились большая кровать, два изящных кресла, ночной столик, на котором лежало Евангелия и красивый шкаф темного дерева. Кроме этого, в будуарной части стоял чайник столик с мраморной столешницей, и я с восхищением взяла в руки одну из кружек сервиза «тет-а-тет» – предназначенного для двух персон. Нежный, почти прозрачный фарфор…

В дверь постучали и, поставив кружку на место, я отозвалась:

– Да! Войдите!

Это была Наталья Александровна собственной персоной, а за ней маячил слуга, держащий в руках таз с кувшином.

– Знаю, что хотите умыться с дороги, мадмуазель Вивьер, – сказала женщина и протянула мне белоснежное полотенце и кусок душистого мыла. – Освежиться перед ужином.

– Благодарю вас, мадам, – ответила я, и она с улыбкой сказала:

– Мне Миша сказал, что вы хорошо изъясняетесь по-русски, но вижу, что ваша речь, мадмуазель, совершенно не отличается от нашей. Это удивительно!