История магии

Софистика изгоняющих дьявола в Лудене была абсурдна; де Мирвилль имел смелость повторить ее сегодня: дьявол есть автор всех феноменов, которые не могут быть объяснены известными законами Природы. К этому нелогичному высказыванию они присоединили другое, ставшее пунктом веры: дьявол, который должным образом изгоняется, вынужден говорить и, следовательно, может быть использован как свидетель по судебному делу.

Несчастный Грандье был отдан в руки не просто злодеев, а хищных маньяков. Подобный скандал никогда не смущал Церковь — воющие, корчащиеся монахини с самыми непристойными жестами, богохульствуя, кидались на Грандье, как вакханки на Орфея; самое священное в религии смешалось в этом ужасном спектакле и вылилось в непристойное: среди всего этого один Грандье был спокоен; сгорбившись, он защищался с достоинством и мягкостью; бледные расстроенные судьи обильно потели, и Лобардемон в своей красной мантии парил над всем этим как стервятник, ждущий добычи; таково было преследование Урбэна Грандье.

Люди вынуждены были верить изгоняющим дьявола и судьям, потому что такой заговор для легального убийства обвиняемого невозможен. Монстры также необыкновенны, как и герои; масса состоит из посредственностей, равно не способных ни на великие доблести, ни на великие преступления. Святейшие персоны эпохи верили в происходящее в Лудене, даже св. Винсен де Поль не сомневался в этой истории и был призван высказать о ней свое мнение. Сам Ришелье, хотя он мог в любом случае найти способ освободить Грандье, поверил в его виновность. Его смерть была преступлением, возросшим из невежества и предрассудков времени. Это была скорее катастрофа, чем убийство.

Мы избавим читателей от описания деталей его мучений: он оставался твердым, терпеливым и не признал обвинений, он ни в чем не упрекнул экзорцистов, изгоняющих дьявола, но кротко молился, жалея их. Чтобы скрыть свои чувства, экзорцисты повторяли обвинения, а исполнители приговора плакали. Три монахини в минуту просветления предстали перед трибуналом, крича, что Грандье невиновен, но было решено, что их устами говорит дьявол, и их заявления лишь обострили конец. Урбэн Грандье был сожжен 18 августа 1634 года. Он стойко держался до конца. Когда его со сломанными ногами извлекли из повозки, он обратил лицо к земле, не издав ни звука. Францисканец отец Грилло пробился через толпу и обнял его, плача. "Я принес вам благословение вашей матери, она и я молим Бога за вас", — сказал он. "Благодарю вас, отец", — ответил Грандье, — "вы один пожалели меня. Поддержите мою мать и будьте для нее сыном". Начальник стражи глубоко потрясенный, сказал ему: "Простите мне участие во всем этом". Грандье ответил: "Вы не обидели меня и должны полностью выполнять то, что требуют от вас обязанности". Они обещали удушить его перед сожжением, но когда исполнитель попытался затянуть веревку, она оказалась запутанной, и несчастный кюре вошел в пламя живым.

Главные экзорцисты, отцы Транкий и Лактанс, вскоре умерли в лихорадке; отец Сюрэн, который последовал за ними, впал перед этим в слабоумие; Манури, хирург, ассистировавший при пытках Грандье, умер, преследуемый призраком своей жертвы. Лобардемон трагически потерял своего сына и вместе со своим хозяином впал в немилость; монахини стали идиотками. Это свидетельство страшного заразительного недуга — душевной болезни ложной цели и ложной набожности. Провидение наказало людей за их вину и показало им горькие последствия ошибок.

Через десять лет после смерти Грандье Луденские скандалы возобновились в Нормандии, где монахини из Лувье обвинили двух священников в том, что те околдовали их. Один из них уже умер, но монахини добились санкции на эксгумацию его тела. Детали дела были подобны тем, что имели место в Лудене и Сент-Боме. Истеричные женщины перевели на грязный язык ночные кошмары своих подруг. Обоих священников осудили на костер, причем и живой человек и труп, были привязаны к одному и тому же столбу. Наказание Мезентия, эта выдумка языческого поэта, было реализовано христианами, христиане спокойно ассистировали при богохульственном наказании, власти не понимали, что такой профанацией священнического сана и смерти они создают страшный прецедент бесчестия. Восемнадцатый век залил костры кровью священников и, как это случалось почти неизменно, добродетель расплачивалась за безнравственность. В начале этого столетия сожжения людей еще продолжались, хотя вера уже умерла, лицемеры подвергли юного Лабарра страшным мукам, потому что он отказался обнажить голову, когда церковная процессия проходила мимо. Вольтер был очевидцем этому и ощутил в своем сердце призыв, подобно Аттиле. Когда человеческие страсти профанировали религию, Бог послал этого нового разрушителя, чтобы убрать религию из мира, который более не стоит ее.

В 1731 году девушка из Тулона, по имени Екатерина Кадьер обвинила своего исповедника иезуита Жирара в совращении к магии. Она была стигматизирована в религиозном экстазе и долгое время считалась святой. Ее история — это ряд похотливых обмороков, тайного самобичевания и непристойных сенсаций. Ее словам не поверили, и отец Жирар избежал наказания; скандал по этому поводу был не менее велик, но шум; возникший из-за него, отдался эхом насмешек; мы уже говорили, что в это время жил Вольтер.

Суеверные люди тогда еще объясняли экстраординарные феномены, вмешательством дьявола и духов; равно абсурдная школа Вольтера со своей стороны, перед лицом всех очевидностей отрицала сами феномены. Одна сторона говорила, что все, что мы не можем объяснить" идет от дьявола, другая отвечала, что вещи, которые мы не можем объяснить, не существуют. Воспроизводя при аналогичных обстоятельствах такие же серии эксцентричных и чудесных фактов, Природа протестует в одном случае против самонадеянного невежества, а в другом против несовершенной науки.

Физические нарушения во все времена сопровождались нервными недугами; слабоумные, эпилептики, каталептики, жертвы истерии имеют необычные способности, являются субъектами заразительных галлюцинаций и вызывают иногда в атмосфере или в окружающих объектах определенные перемещения и беспорядки. Тот, кто галлюцинирует, экстериоризует свои грезы и изводится своей тенью; тело окружается его собственными отражениями, искаженными из-за страданий мозга; субъект видит свое изображение в Астральном Свете; могучие потоки этого света, действуя подобно магниту, смещают и переворачивают мебель; все это происходит как во сне.

Эти феномены, так часто повторяющиеся в наши дни, что стали общераспространенными, нашими отцами приписывались призракам и демонам. Вольтеровская философия сочла более простым отрицать их, третируя очевидцев самых несомненных фактов как слабоумных и идиотов.

Что, например, более убедительно, чем необычные конвульсии на могиле парижского дьякона, или на собраниях экстатиков Сен-Медара? Как объяснить странные побои, требуемые конвульсионариями? Удары, которые тысячами обрушиваются на голову, давление, способное раздавить гиппопотама, раздирания груди железными клещами, даже распинание с помощью гвоздей, вбиваемых в руки и ноги. А сверхчеловеческие искривления и левитации? Последователи Вольтера отказываются видеть здесь что-либо иное, кроме забавы и шалостей; янсениты кричат о чуде, истинные католики вздыхают; наука, которая должна была бы вмешаться, чтобы объяснить фантастическую болезнь, держится в стороне. Тем не менее, именно ее касается то, что было свойственно урсулинкам Лудена, монахиням Лувье, конвульсионариям и американским медиумам. Феномены магнетизма ведут науку к новым открытиям и грядущий химический синтез приведет наших врачей к познанию Астрального Света. Когда универсальная сила уже изучена, что помешает определить силу, число и направление его магнитов? В науке грядет революция и возврат к Трансцендентальной Магии Халдеи.

Много говорилось о пресвитере Сидевии; де Мирвилль, Гужено де Муссо и другие некритично уверовали, что в странных событиях налицо современное откровение дьявола. Но то же самое произошло в 1706 году в Сен-Море, куда ринулся весь Париж. Там слышались стуки в стенах, кровати качались, остальная мебель перемещалась. События достигли апогея, когда хозяин дома, молодой человек двадцати четырех — двадцати пяти лет, особа слабой конституции, впал в глубокий обморок и сообщил, что он слышал духов, говоривших с ним, хотя он никогда не мог повторить единственное слово, которое ему было сказано.

[рисунок отсутствует]

Оккультные печати и первоначальные символы египетского Таро

Здесь может последовать история о привидении восемнадцатого века. Простота сообщения доказывает его аутентичность; имеются некоторые характеристики, которые не могут быть подделаны.

Набожный священник из Валонье по имени Безель 7 января 1708 года был приглашен на обед, где по просьбе присутствующих рассказал о появлении одного из его больных друзей двенадцать лет назад. В 1695 году, когда он был юным пятнадцатилетним школьником, он познакомился с двумя мальчиками, сыновьями стряпчего Абакена, тоже школьниками.

"Старший был моего возраста, а другой, Дефонтене, на восемнадцать месяцев моложе; мы вместе прогуливались. Дефонтене был мне большим другом, но более живым, способным и умным был его брат и я знал, что он нравится мне больше. Мы совершали паломничество в монастырь капуцинов в 1696 году, когда он рассказал мне, что прочитал историю о двух друзьях, которые обещали друг другу, что тот из них, кто умрет первым, даст об этом знать тому, кто останется в живых; тот, кто ушел, выполнил свое обещание и рассказал живому удивительные вещи. Дефонтене сказал, что такое обещание надо дать и нам. Однако я не согласился и отклонил его предложение. Прошло несколько месяцев, он настаивал на своем, я сопротивлялся. В августе 1696 года, когда он собирался отправиться продолжить свои занятия в Кайене, он со слезами на глазах так надавил на меня, что я согласился. Он взял два клочка бумаги, с заранее написанным текстом, один из них был подписан его кровью. Там говорилось, что он обещает мне в случае своей смерти сообщить мне об этом. На другой была такая же запись. Я надрезал палец и кровью подписал свое имя. Он был в восторге от того, что его предложение принято, и рассыпался тысячью благодарностей. Через некоторое время братья уехали, расставание для нас было очень печальным. Некоторое время мы переписывались, потом наступило молчание на шесть недель, после чего произошло то, о чем я хотел рассказать. 31 июля 1697 года я буду помнить всегда. Покойный де Сортовий, с которым я жил вместе, и который был всегда исключительно добр ко мне, попросил меня пойти на луг у францисканского монастыря и помочь его людям косить сено. Я не пробыл там и четверти часа, как около половины третьего я внезапно почувствовал головокружение и слабость. Мне пришлось лечь на сено. Примерно через час ощущение слабости прошло; ранее со мной такого не бывало и я решил, что это начало болезни. Не помню, что было далее в тот день, но следующую ночь я спал меньше обычного.