История моего безумия

Помню, как, придя сюда впервые, я стоял, задрав голову, смотрел на окна последнего этажа и чувствовал себя всемогущим. Я тогда устыдился и одернул себя: «Не заносись раньше времени!»

Я поднялся на лифте в приемную, такую большую, что здесь можно было бы устроить штук двадцать кабинетов или две комфортабельные квартиры. Обставлена она была строго и со вкусом: с потолка свисали роскошные люстры, картины современных художников украшали стены. Казалось, что над этим помещением поработали талантливые, но слегка анемичные дизайнеры.

Две стены были отданы под «Зал славы»: на полках красовались книги, обогатившие издательство. Мои романы были расставлены вокруг портрета, на котором я выглядел лет на десять моложе: фотограф был мастером своего дела.

Хрупкая хорошенькая блондинка за стойкой, одетая в строгий костюм, одарила меня приятнейшей из улыбок.

– Здравствуйте, господин Сандерсон, какое удовольствие снова видеть вас в издательстве, – промяукала она, выставив грудь вперед.

Я ухватился за возможность сыграть роль соблазнителя, подошел к стойке и наклонился к девушке.

– Настоящее удовольствие? – игривым голосом прошептал я.

– О… да… конечно… – пролепетала сбитая с толку блондинка.

– Знаете, есть две фразы, которые люди произносят не думая, из вежливости, согласны?

– Да… В общем… это правда… – В голосе секретарши прозвучала тревога.

– Печальная правда, за которую мы в ответе.

– Что, простите?

– Да, мы извращаем слова, лишаем их смысла, предаем наш язык.

Девушка оглянулась, как будто ища поддержки, но рядом никого не оказалось.

– Сказав, что видеть меня удовольствие, вы были искренни?

– Я… не… я не понимаю.

– Вы действительно испытали удовольствие, увидев меня в приемной?

– Да, конечно.

– Очень хорошо. Тогда объясните, какого рода удовольствие?

– Я… не… знаю.

– Не пугайтесь, я просто пытаюсь дать определение вашему чувству. Можно ли сравнить его с радостью, которую мы чувствуем весной, когда солнце наконец выглядывает из-за туч? Или с удовлетворением человека, получившего после часа ожидания заказанное в ресторане блюдо? А может, оно близко к желанию, вспыхивающему в нас при виде сексуальных особ?

– Ну… пожалуй.

Она запаниковала, не зная, что отвечать, нахмурилась и спросила слегка осипшим голосом:

– Вы со мной флиртуете или?..

Я услышал смех у себя за спиной, обернулся и увидел Джерри Снукера. Я разыграл этот маленький номер с соблазнением специально для него.

Он обнял меня и расцеловал.

– Как поживает мой любимый автор?

– Ну вот, еще одна затасканная формулировка, – сказал я, обращаясь к девушке за стойкой. – Он всех писателей называет любимыми.

– Неправда, и ты это знаешь! – запротестовал он.

Невысокий, всегда безукоризненно одетый, с аккуратной бородкой, в которой поблескивала седина, пятидесятилетний Снукер был одним из самых влиятельных издателей страны. Он увлек меня за собой.

– Хорошо выглядишь и, как всегда, флиртуешь! Тебе мало читательниц?

– Ситуация тяжелая, – тоном кающегося грешника произнес я. – Твой любимый автор стал сексуальным маньяком. При виде хорошенькой девушки в голову немедленно приходят греховные мысли.

– Это признак большой жизненной силы, – захохотал Джерри.

Мы вошли в кабинет, я сразу направился к бару и налил себе порцию «Саузерн Комфорт» [20] .

– Рад тебя видеть, – сказал он, жестом отказываясь от предложения выпить.

Я мог бы задать моему издателю те же вопросы, что секретарше, и выяснить, насколько он искренен, но не видел в этом смысла. Джерри рад встрече не потому, что ценит мои человеческие качества: все дело в той прибыли, которую я ему приношу. Игра, которую этот человек вынужден вести в жестоком мире издательского бизнеса, заставила его забыть о ценностях культуры. Их заменили соображения коммерческой выгоды, разрушительные законы бизнеса и медиа. Каждого игрока оценивают по тому, сколько денег он заработал. Эпоха издателей, которых вдохновляли книги, язык и творчество, миновала. Все ключевые посты заняли менеджеры, окончившие лучшие университеты, а интеллектуалы остались на вторых ролях – им позволяют редактировать тексты и читать корректуру.

20

«Саузерн Комфорт» – ликер, созданный в 1874 г. в Новом Орлеане Мартином Вилкисом. Потребители определяют его как виски-ликер, «фруктовый бурбон».

Я сделал глоток сладкого хмельного напитка, ощутил ароматы фруктов, карамели, бурбона, специй и наконец расслабился.

– Итак, на какой ты стадии?

– Готовлюсь к рекламному марафону, который вы замыслили с моим агентом.

– Да, встречи будут интересные. В том числе – с Джеком Лерманом.

– Жду с нетерпением.

– Но я спрашивал не о турне, а о твоем будущем романе.

– Я работаю.

– Поделишься основной идеей?

– Нет. Не сейчас.

Джерри нахмурился:

– У тебя нет идей?

– Их слишком много, – не моргнув глазом соврал я.

Он улыбнулся в бороду.

– Как обычно.

Все прошлые разы я подавал ему более чем пространные либретто.

– Может, скажешь хоть пару слов? – снова попытался он.

– Нет, еще не время. Я разрабатываю сразу несколько направлений, когда выберу одно, ты узнаешь первым.

– Ты невероятный тип, Сэмюэль! Мне каждый день звонят авторы и жалуются на отсутствие вдохновения, а твое бьет через край.

Меня так и подмывало сказать, что они и есть настоящие литераторы, а не жалкие писаки вроде меня, которые на разные лады повторяют одно и то же, но сдержался.

– Я восхищаюсь твоими творческими способностями, но синопсис хочу получить как можно скорее. Нэйтан выдвинул зверские требования – чтобы убедить инвесторов, нужны веские аргументы.

– Не морочь мне голову, Джерри. Я не какой-то там новичок, им будет довольно твоего слова, они все подпишут.

Он расхохотался:

– Ты прав, конечно, прав, но пощади мои нервы: если я узнаю сюжет, увижу, что идея блестящая, мы подпишем договор. Можно будет спать спокойно.

– Обещаю поторопиться.

Джерри сощурил хитрые голубые глаза.

– У тебя усталый вид, Сэмюэль.

– Слегка перебрал вчера.

Я долил себе виски.

– Не сочти меня бесцеремонным, но тебе нужно слегка притормозить с выпивкой.

– Считаешь, я злоупотребляю?

– Не мне судить… – Джерри пытался подыскать слова. – О тебе в последнее время слишком много говорят.

– Правда? И что именно?

– Что ты практически каждый вечер проводишь в клубе и часто напиваешься.