История нашей жизни том-6

Теперь надо жирный манекен подлатать, прежде чем выставить за стеклянную витрину на показ зрителям. Толстяк терпит оттого, что его зашивают, как манекен.

Мне от этого вида дурно, аж голова вовсю кружится. Толстяк не чувствовал боли, наверно, по той причине, что был под кайфом от наркотиков или ему всё-таки сделали обезболивающий укол?

Просто этого не заметил в стрессовом состоянии. Ведь вокруг меня происходили такие события, которые не вписывались в мой быт.

– Так ты совсем не пострадал! – удивлённо, воскликнул доктор, рассматривая меня со всех сторон. – У тебя лишь царапина на голове. Ты можешь помыться под душем и отправляться домой. Тебе тут моя помощь совсем не нужна.

Послушался совету доктора и отправился мыться под душ, который располагался в этом же здании сельской больницы.

После приёма хорошего душа меня, почему-то, не отправили домой или хотя бы в республиканское отделение милиции, куда отправили участников драки?

В палату к больным тоже не положили. Поместили в коридоре между палатами, которые на половину были пустыми. В палатах было достаточно места, чтобы разместить с десяток больных или раненых.

Однако меня, почему-то, поселили в коридор в пространстве между палатами с больными? Сразу смекнул, что так со мной поступили неспроста. Никто только не знает, кто из нас больше всех пострадал во время драки, ингуш-толстяк или.

Утром найдут мой труп на этой кровати. Затем составят акт моей смерти, где запишут, что скончался от ран, полученных во время массовой драки в пионерском лагере.

Виновных нет и свидетелей нет о фактическом убийстве в отделении сельской больницы. Зачинщиком драки посчитают меня и дело закроют.

Даже ни стал ложиться спать в кровать. Меня одолело такое ужасное беспокойство за свою жизнь, что мой сон совсем пропал.

Сижу на кровати и смотрю, как из разных палат то и дело выходят мужики далеко ни с больным видом.

Мужики в полумраке проходят возле моей кровати и в темноте с презрением вглядываются в моё лицо.

Таким взглядом, слабонервного можно прикончить. Но не из слабонервных. Постарался преодолеть свой страх.

Как пантера готовая прыжку, весь сгруппировался в ожидании нападения со стороны мужиков, проходящих мимо меня.

– Ты чего не спишь? – процедил сквозь зубы с ингушским акцентом здоровенный мужик. – Больным надо спать. Утром тебя осмотрит дежурный врач.

– Вполне здоровый человек. – ответил, мужику, так громко, чтобы все слышали. – Хочу таким остаться до утра. Так что за моё здоровье не беспокойся.

После моего ответа больные ходить возле меня перестали. Видимо, поняли, что меня голыми руками не прикончить?

Однако прошло около часа времени, когда ко мне подошли санитары, которые сказали, что за мной из Грозного прибыл наряд милиции. Мне нужно быстро собираться в дорогу.

Теперь меня ждёт тюрьма, где ингуши меня всё равно достанут и после этого сам точно не жилец. Так что мне уже нужно готовиться к своей предстоящей смерти.

10. Право на защиту.

На меня угрозы никак не действовали. Сам прекрасно понимал, что у меня была чистая самозащита. Все пострадавшие во время массовой драки остались живы.

При многочисленных свидетелях меня могут лишь поругать за то, что во время самозащиты применил против нападающих режущие и колкие предметы.

Во всем остальном был прав. Когда один, фактически, против двадцати ингушей, постоял за себя. Ни дал ингушам убить себя во время драки.

Мне часто приходилось на Семерном Кавказе, также за его пределами, проводить самозащиту против нескольких противников.

В такой неравной драке не может быть каких-то правил со стороны защищающегося. Когда против лома нет приёма, тогда пригоден любой приём.

Так что сам в ход пускал всё, что мне попадалось под руки, лишь бы защитить своё право на жизнь.

Как меня с детства учили терские казаки, что не нужно ждать, когда тебя ударят. Если тебе угрожают, то бей первым противника.

Лучше после доказывать, что был ты прав, чем будут оплакивать родственники твою утрату. За себя всегда надо уметь постоять в любой драке с врагом. В противном случае не выживешь.

Из больничной палаты санитары привели меня обратно в приёмный покой, где меня ждал наряд милиции из Грозного.

Санитары напялили на меня мою одежду, забрызганную кровью, вареньем и йодом. Затем составили на меня заключительный акт от врача о моем здоровье.

В акте было записано, что на мне не было обнаружено никаких колотых и режущих ран. На голове небольшая царапина, от которой пострадавшему не грозит смерть.

Ушибов и синяков на моем теле нет. Выписан пострадавший в указанное время из сельской больницы здоровым человеком.

Во дворе сельской больницы стоял милицейский автомобиль ГАЗ-69, с решётками на стёклах, переоборудованный для перевозки преступников.

Меня посадили на заднее сидение милицейского автомобиля. С обеих сторон и впереди меня сели милиционеры в сержантской форме.

Всю дорогу до Грозного ехали молча. Милиционеры с ужасом в глазах и с презрением разглядывали меня со всех сторон.

Наверно, милиционеры удивлялись тому, что на пострадавшего с таким ужасным видом составлен акт, в котором указано, что пострадавший вполне здоровый человек?

Мне лично всё равно было, что думают обо мне милиционеры. Мои мысли были заполнены разными планами, как теперь вытащить себя из этой проблемы, в которую засунули меня ингуши из строительной бригады.

Привезли меня на специально оборудованной машине милиции в республиканское отделение милиции в Грозный перед рассветом. В дежурной части республиканского отделения милиции на меня составили акт приёма и сразу отвели в камеру предварительного заключения в этом же здании.

Дальше мной должны были заниматься следователи, которые должны были определить меру моей вины в драке происшедшей в пионерском лагере «Горный воздух».

Затем меня передадут под надзор прокуратуры, которая определит на суде меру моей вины и наказание.

В камере предварительного заключения на нарах лежал какой-то парень. Годами загаженная мухами, тускло горящая лампочка на потолке камеры, ни дала мне возможности хорошо разглядеть лежащего на нарах парня.

Мне было как-то ни до него. Хотелось спать и кушать. С самого вечера не сомкнул глаз и за сутки ничего ни ел.

Надо хотя бы выспаться. Возможно, что утром милиционеры принесут мне что-нибудь покушать? Ведь не в концентрационном лагере пленных времён войны с фашистами, когда фашисты голодом морили людей и проводили над ними опыты.