История Нового Каллена — Недосягаемая

— Никуда ей не потребуется выбираться, сестра, — едко заключила Таня. — Как только ей станет лучше, мы отправимся домой, где не будет никаких эмпатов, соулмейтов и неуравновешенных представителей мужского пола.

Карлайл вздохнул, ощущая масштабы гнева вампирессы и одновременно с этим не находя его приемлемым в данной конкретной ситуации. Ей не следует долго находиться в такой близости от крови дорогого ей человека.

— Лечение Лиззи может несколько затянуться, Таня. И прежде чем принимать решение об очередном переезде, было бы гораздо разумнее поинтересоваться, что думает на этот счет твоя дочь, — спокойно откликнулся доктор.

— Ты действительно думаешь, что она выберет кого-то кроме меня? — самозабвенно поинтересовалась Таня, сверкая гневными, потемневшими глазами.

Карлайл мог бы ей возразить, но Кейт на экране легко качнула головой, одними губами произнося: «Оставь ее». Таня даже не подозревает, что когда девушка придет в себя, то она может вовсе и не броситься к ней в объятия. В какой-то момент внутри Лиззи оборвался трос, что намертво удерживал ее в Денали. И Таня не видела тот гнев, те слезы и то отрешение, что сочилось из девушки. За время, что Тани не было, ее ребенок сумел вырасти. И ей, как матери, придется это принять.

— Давай не будем загадывать и прежде всего позаботимся о ее здоровье. Но помни, этого разговора вам не избежать и Лиззи должна иметь право голоса в вопросе, где ей теперь жить. А теперь, пускай Лиззи отдохнет в тишине, через полчаса мне нужно отвезти её на МРТ.

Таня не ответила и неосознанно укуталась в тонкую шаль, погружаясь в собственные мысли и не отводя взгляда от дочери. Карлайл и Кейт продолжили обсуждение различных методик лечения и медикаментов, которые могли бы обеспечить Лиззи спокойное восприятие реальности. Ей нужен здоровый сон, правильное питание и полезное занятие, которое бы не позволило ей зарываться в собственных мыслях. Быть может дом Калленов и посещение школы и есть идеальный вариант?

Анализы, снимки, капельницы, долгие часы ожидания, когда организм девушки начнет бороться. Медсестры регулярно проверяли пациентку и с тревогой смотрели на восхитительную девушку, что выглядела совсем уязвимо в мягком больничном кресле с тонкой шалью на плечах. Они видели её спящей, моментально приходящей в себя при любых изменениях девушки и гадали, кем же они друг другу приходятся. Никто не решался спросить. Слишком сильно эта представительница прекрасного пола была похожа на непревзойденного доктора Каллена. Быть может, она его сестра?

— Карлайл, почему она не приходит в себя? — голос Тани звучал устало, в нем чувствовалась боль. С каждым часом ей становилось все труднее ждать, все тяжелее наблюдать за полной стагнацией. Дочь выглядела страшно измотанной, болезненность не проходила, а медикаменты как будто работали только в качестве седативов.

— Я дал ей большую дозу лекарств. Сейчас сон — лучший вариант, ведь мы не знаем, с какими воспоминаниями она придет в себя.

— Ей больно?.. — шепотом спросила мать, осторожно касаясь тонкой, обесцвеченной кисти.

— Надеюсь, что нет. За вчерашний вечер она пережила слишком много, дай ей время.

Мать безмолвно кивнула.

— Сходи в кафетерий, возьми кофе и перекус. Не нужно привлекать к себе внимание, — попросил Карлайл. — Мой кабинет открыт. Я побуду с ней, пока тебя нет.

Таня с неохотой поднялась на ноги и тревожно пригладила белоснежные локоны. «С ней ничего не случится, ничего не случится…» — звучала мантра в ее голове.

***

Я чувствовала себя как человек, тщательно пропущенный сквозь блестящую стальную мясорубку. Реакция тела происходила до странного медленно, а по венам вместо крови сочилась боль. Даже думать об этом было больно. В голове вообще царил необъяснимый кавардак перевернутых воспоминаний и снов, смазанных сцен и ярких вспышек — будто встряхнули снежный шар и внутри него заплясали ровные, блестящие снежинки, которые больше никогда не лягут на землю в том самом порядке, как было прежде.

Пугало то, что я была не в своей комнате. Однако по смешанному аромату лекарств с ионизированным воздухом, я быстро нашла объяснение своему местонахождению. Чертовски сухо и наэлектризовано, жарко и тошно. Я оказалась в той же самой палате, где и неделю или… сколько времени прошло с тех пор? Десяток дней или целая жизнь? В вене обнаружилась новая толстая иголка, удерживаемая ярко-розовым пластырем, а вокруг едва слышно шуршали аппараты. Хорошо, что мне стало хоть чуточку легче.

Наслаждаясь тишиной и одиночеством в окружении стерильно-белых стен, я пыталась расставить по полочкам события вчерашнего дня, который помнила странно неправдоподобными урывками. Вроде Эмметта, что кормил меня супом или голоса брата, что просил научить его играть на рояле. Однако что-то подсказывало, что все это правда. И это нравилось мне все меньше.

День благодарения, после которого я слегла с простудой, гриппом, чем там еще можно заболеть? Полдня агонии, огненные галлюцинации со взбешенным Алексом, приездом Тани и охренеть какими реальными Вольтури… Мать честная, хорошо, что это был всего лишь…

Дверь приоткрылась практически беззвучно, и я сомкнула глаза, надеясь, что посетитель посчитает меня спящей и уйдет. Даст мне время закончить, отделить правду от сна, восстановить утраченные данные…

— Сейчас она отдыхает, и я не могу сказать, когда она придет в себя, — раздался тихий голос доктора Каллена, ответом на который было молчание. Я подглядывала из-под ресниц за тем, как внутрь протискивается светловолосая шевелюра. Моему взгляду предстало осунувшееся лицо с темными кругами под уставшими небесными глазами. Теми самыми, которые блестели ледяным стеклом, когда крупные ладони вдавливали мое тонкое горло в мягкую перину.

Я бы хотела отвлечься на восхитительный букет ярких гербер в его руках, но вместо этого неосознанно потянулась к горлу, которое ощутимо сильно першило. Из него вырвался не то хрип, не то всхлип, когда воспоминания лавинообразно наложились одно на другое и водоворот вчерашних событий привнес в мою жизнь правду. Правду, от которой хотелось выть, крошить стены, рвать на голове волосы и больше никогда не быть прежней.

Я видела его глаза, но одновременно с этим не видела ничего и все сразу. Обсидиановые мантии, голодные, багровые взгляды, бескровные улыбки и певучие увещевания; боль от удара, звон в ушах и тепло маленького тельца совсем рядом. Его страх, мой страх, его смерть, конец моей прежней жизни… Внутреннее опустошение заглатывало меня целиком, будто форель свежую наживку.

Было бы гораздо легче, если бы я могла утонуть в боли, обиде, страхе или хоть чем-нибудь. Но мой внутренний эмоциональный фитиль как будто погас. Хотелось раствориться, чтобы стать невесомой и исчезнуть раз и навсегда. Моя душа была пуста. Арчи на небесах, где ему и полагается быть. Мама и папа там вместе с ним, пока я шкварчу на застоялом масле бессмысленной жизни, где у меня больше никого не осталось. Мой малыш угодил в лапы смерти по моей вине… Потому что искал защиты, а получил…

Реальность содрогнулась, и на мою щеку легла теплая ладонь. Он бережно утирал мои слезы, что-то шептал, и внезапно я осознала, что мир вокруг сосредоточился на его бледном лице с широкими скулами и усталыми глазами. «Лиззи», — он постоянно повторял мое имя, как будто пытался загипнотизировать, и я чувствовала, как дрожу, как цепляюсь за эту иллюзию жизни, что он собою нёс.

Он знал о моей странной семье, погибших родственниках и необъяснимом клане итальянцев, что едва не лишили его жизни, но все же пришел. Он был первым, кого я увидела после бесконечного сна и именно он утешал меня сейчас: продолжал вытирать слезы и стискивал ладони. На меня давила тяжесть от рыданий, и как только я сумела немного успокоиться, мне вдруг стало ощутимо легче. Боль постепенно отступала, на ее место приходила долгожданная пустота. Благодаря ему я хотя бы не чувствовала себя одинокой…