История одного лагеря (Вятлаг)
Шрифт:
Так, один из бывших заключенных Вятлага считает, что "до 1953-1954 годов в "зонах" ни о каких развлечениях не могло быть и речи. Жили по образу тяглой скотины и спали на сырых досках под замком – вот суровые будни быта. Лишь бы выжить, лишь бы поесть, лишь бы чем-нибудь набить живот… Ни о каких кино, театрах и концертах никто из числа "контингента" и не подозревал. Все было поставлено на выживание и только на выживание. Все "развлечения" были только у "блатных" – карты, игры "под интерес" и прочее…"
В реальности кинофильмы, концерты, спектакли, конечно же, были, хотя не так уж часто (по той простой причине, что далеко не во всех "зонах" имелись элементарно необходимые условия для
Писатель Е.Федоров вспоминает, что у них в "зоне" (на рубеже 40-50-х годов) раз в месяц "крутили кино". Изредка выступала лагерная "культбригада". Значительная часть ее концертных номеров посвящалась критике тех заключенных, кто "отлынивал от работы" – "темнил", "мастырил", "филонил".
"В десять часов вечера, – иронически пишет Е.Федоров, – замирает жизнь: отбой, о чем зэки оповещаются троекратным ударом по рельсу, подвешенному на столбе около КВЧ. Одновременно в бараке вам угрожающе подмигнет лампочка. Радио после отбоя отключается, и все мы, зэки, одновременно и дружно задаем храпака. Игры, чтение, тары-бары (беседы-разговоры) после отбоя наказуются, изолятор запросто можно словить. Надзиратели зорко следят, чтобы во время, отведенное под сон, наш брат зэк не куролесил…"
Талантов и творческих личностей в "зонах" (в том числе и в Вятлаге) всегда было немало, но в первые "гулаговские" годы возможностей использовать свои дарования и профессиональные артистические навыки у заключенных актеров, музыкантов, художников практически не имелось. Перелом произошел в середине 1940-х годов: тогда по лагерям пошла "мода" на организацию при политотделах ИТЛ своеобразных "придворных" артистических трупп, а иногда – и настоящих профессиональных "крепостных театров". Не миновала это "чекистско-барское" увлечение и Вятлаг. С легкой руки и по приказу все того же "неугомонного" начальника Управления Вятского ИТЛ полковника А.Д.Кухтикова с 9 февраля 1944 года в этом лесном лагере был создан свой собственный театр. Смета его содержания на десять месяцев 1944 года в доходной части составила 232.000 рублей, а в расходной – 187.000 рублей (лагерное начальство внимательно следило, чтобы театр, как и любое иное хозяйственное подразделение, не приносил убытков). В "театре Вятлага" в разное время играли профессиональные актеры – Т.К.Окуневская, М.Г.Снегова, Н.С.Баранова, А.В.Касапов, С.В.Рацевич. Хореографами были Ф.Ф.Бруземан, М.А.Сульер, Ф.О.Келлер. Композиторы П.А.Русаков (Поль Марсель), Р.Э.Пятс писали музыку к спектаклям и постановкам. И многие-многие другие артисты, музыканты, режиссеры из числа заключенных и спецпоселенцев работали в "театре Вятлага". Причем на время репетиций, спектаклей и концертов их привозили в клуб под конвоем.
Театром были поставлены оперетты "Баядера", "Веселая вдова", "Цыганский барон", "Свадьба в Малиновке", множество драматических спектаклей, сотни концертов. В 50-е годы театр преобразовали в "центральную агитбригаду", дававшую (в том числе – непосредственно в "зонах") концерты для заключенных. Один-два раза в год "культбригада" посещала с "гастрольными представлениями" каждый ОЛП – ездили в "своем" пассажирском вагоне, со "своим" реквизитом и, разумеется, со "своей охраной".
Известная киноактриса Т.Окуневская в мемуарах "Татьянин день" так вспоминает свою лагерную "артистическую работу" в 1950 году:
"Культбригада готовит программу, и это ее рай: мужчин привозят в женскую зону на репетицию, и у кого-то появляется хоть какая-то личная жизнь. А когда программа готова, их возят по всем лагпунктам – и это их ад. Они ночуют на вахтах, в столовых, на полу, где попало, таская на себе весь скарб – костюмы, инструменты… От культбригады впечатление тягостное: замученные, несчастные люди, держится более
или менее молодежь. Даже под страхом смерти интеллигенция в лагере не может не сплетничать, не завидовать, не устраиваться получше за счет других. Контакты с начальством – это заискивание, подхалимство – все то же, что обязаны проделывать "придурки" за благополучие в зоне…"Конечно же, элемент творчества при рабском "зековском" состоянии артиста очень слаб. Татьяна Окуневская, сильная личность и внимательный аналитик, вспоминает, что за всю свою лагерную "артистическую деятельность" творческий порыв лишь однажды выплеснулся у нее – на концерте в дальнем лагпункте:
"Здесь город, огромный, разбросанный город каторжников, трудящихся с утра до ночи, раздетых, голодных, холодных, и ничего, кроме надежды на свободу, у них нет. Рабы. Как же здесь уцелеть психически?! Как не превратиться в животное?! В лагере добро и зло сконцентрированы, сплющены…
Лагерь самый-самый дальний, огромный, пурга метет уже три дня, мы еле добрались… Зрители тихо, спокойно входят в зал, выбриты, приодеты. При моем появлении встали и начали аплодировать, и так же мгновенно упала тишина, за окнами воет вьюга.
Запела, и вдруг две тысячи сердец забились вместе с моим… дышат вместе со мной… у нас одна душа… Это и есть вдохновение. Впервые. Может никогда не повториться. Не прийти. Земного такого счастья не бывает. "Землянка". У мужчин текут по щекам слезы, тишина жгучая, пурга ревет… Передо мной фронтовики, смотревшие в глаза смерти. Сильные, молодые, цвет нации. Если открыть ворота, то строем выйдет полк от рядовых до командиров, до полковников. Они потребовали, чтобы быть вместе без уголовников, без блатных, и за это валят по две нормы леса…"
Здесь точно подмечено, что находившиеся в лагере фронтовики уже не являлись "бессловесным тяглом": их сложнее морально раздавить, превратить в рабов. Личностное начало – инициатива, чувство собственного достоинства – в этих людях, прошедших через огонь и кровь Великой Войны, обострено до предела. И все же – есть в этом рассказе популярной актрисы явственный элемент лагерной легенды, мифа. Ведь лагерь в сущности – это большое ухо: здесь живут слухами и любят сочинять романтически приподнятые мелодрамы, которые увлекательно рассказывают вечерами ("тискают `романы") специалисты этого дела.
Кстати, важное место в жизни заключенных занимало и "печатное слово" – книги и периодика (особенно – во времена "оттепели"). По данным политотдела Вятлага, в 1951 году на 32-х подразделениях лагеря имелись 42 библиотеки для "сидельцев". Общий книжный фонд составлял около 40.000 экземпляров (правда, почти половина из них – политическая и техническая литература). Каждый второй заключенный значился библиотечным читателем. Кроме того, тогда выписывалось для лагерников 1.637 комплектов газет и 326 журнальных экземпляров. Согласимся, это немало, даже на 20.000 человек "контингента"…
Вторая половина 50-х годов – это краткий "расцвет" художественной самодеятельности в лагерях. Так, на упоминавшемся уже 22-м ОЛПе Вятлага в это время в ней участвовало около 30 человек. Музыкальным руководителем был заключенный Пищальников, окончивший Бакинскую консерваторию по классу фортепьяно ("сидел" он по 58-й статье – будучи в плену у немцев, поставил для них концерт). В лагерной самодеятельности Пильщиков играл на аккордеоне. Солист-вокалист – заключенный Немарцев (осужден по Указу "четыре шестых" – от 4 июня 1947 года) – в "зоне" работал портным. Были неплохие исполнители на струнных инструментах, певцы, чтецы, хор, модная в то время клоунада. В репертуаре, утверждаемом КВЧ, обязательное и значительное место отводилось "материалам на местные темы" – отражающим "жизнь ОЛПа"…