История одного пета. Часть 2

– А если я оставлю своего спутника, – торопливо начал Монд, видя, что Торд с укоризной покачивает головой, – а потом на обратном пути заберу его и отдам все дол… – договорить он не успел, полетев на землю от мощного тычка по шее. Истрит довольно причмокнул языком и склонился над поверженным, угрожающе подняв кулак.

– Все понял, осознал и каюсь! – примиряющее поднял руки Монд. – Это лишь минутная слабость, клянусь – такого больше не повторится.

– Вот и договорились! Я возьму с собой брата, мы поедем чуть в стороне от вас и питаться будем отдельно. Кстати, ты, – обратился Торд к проходящему мимо чумазому мужчине в лохмотьях, – принеси еды на три дня мне и моему брату.

Мужчина с ничего не выражающим лицом развернулся и побрел обратно. Стражники проводили его взглядами и стали обсуждать последние новости: как один ушел в лес и не вернулся, потом двое упали в реку и не смогли выбраться, а тому ворона капнула в глаз, и он ослеп.

Вскоре запас новостей иссяк, и к этому времени вернулся посланный за едой. Баламут придирчиво осмотрел все припасы и, обнаружив среди них яблоко с червоточиной, что есть силы саданул посланца по лицу. Человек упал как тряпичная кукла, затем поднялся и побрел обратно, не обращая никакого внимания на падающие с носа капли крови. Капли, соприкасаясь с поверхностью, взмывали маленькими фонтанчиками вверх, а потом вновь припадали к булыжной мостовой, оставляя на ней алые кляксы. А Торд, уже забыв о бедолаге, приторачивал к задку нашей телеги принесенные сумки так, чтобы до них не дотянулась рука арестанта. Судя по сноровке, с которой он это проделывал, опыт у него богатый.

– Скоро вернемся, братцы, не скучайте! – Торд махнул рукой стражникам, и мы тронулись через город.

Мы пронизали Карду насквозь и вышли через другие врата. Город, как и первый увиденный нами населенный пункт, словно покрыт серой пылью, все краски казались блеклыми и выцветшими. Проходящие люди безразлично шли мимо, и не обращали на нашу процессию никакого внимания. А нас провожали уже четыре человека – поневоле наполняешься чувством собственной значимости, и чуть-чуть пониманием глубины человеческой жадности. Стражники распрощались со стоящими на северных вратах, им пожелали удачи и захлопнули ворота.

Мы двинулись дальше и вскоре снова въехали в лес. Павел о чем-то тихо шептался с Каном, Татина дремала, а меня все больше и больше донимала одна мысль – почему жители ходят какие-то зомбированные, а стражники живут, скалятся и горят желанием урвать свой кусок и потолще. И зачем стражникам нужны монеты, если и так могут получить всё что захотят? Вот эту мысль я и выложил Павлу, а его, оказывается, мучили такие же соображения. Он их озвучил перед Каном, но тот лишь пожал плечами в ответ.

– Людская жадность всегда входила в поговорки, а уж те, кто привык к золоту, вряд ли откажутся от него, даже тогда когда оно совсем не будет нужно! – меланхолично произнес Кан.

Павел посмотрел на Кана, но ничего не смог возразить. Татине опять что-то не нравилось, и она просто дулась на всех. Может быть, заранее на что-либо обижалась, в любом случае и она не противоречила высказыванию нашего многомудрого спутника.

На ночь мы остановились на небольшой полянке в лесу. Закрапал мелкий противный дождик из той породы, что сперва не замечаешь, но через пять минут уже мокрый насквозь. Добрые и жалостливые стражники, радея исключительно о том, чтобы доставить пленников под здоровой и, в первую очередь, сухой охраной, сдернули с нашей клетки покрывало и устроили из нее навес.

Татина, в ответ на эти действия, подняла такой ор, что стражники, которым она и так все нервы истрепала за день, отогнали телегу к большой и развесистой ели. Защита от дождя небольшая, но все же лучше, чем ничего. Стражники поели, мои спутники поглотали слюнки, в общем, ничего интересного. Я, пользуясь своими размерами, юркнул Павлу за пазуху. Тепло, уютно, а главное сухо, там меня разморило, и я заснул. А ведь Кан предупреждал, да и сам я оборачивался из медведя в кота, почему же сейчас об этом забыл?

Ай-ай-ай, как же нехорошо получилось. Неожиданно закончилось пребывание вашего покорного слуги в теле мыши, и это внесло переполох в наше уютное гнездышко. Тяжелые еловые лапы, обхватившие нашу телегу с трех сторон, усиливали ощущение гнезда, в котором вылупился птенчик. То есть я.

Что было бы с вами, если бы у вас под мышкой неожиданно надулся воздушный шарик? Вы без сомнения взмахнули бы рукой, это же сделал и Павел. Однако, на свою беду, на его плече прикорнула Татина. Вот тут-то вся катавасия и началась.

От мощного взмаха Пашкиной руки Татину унесло противоположной стенке клетки. В полете её слегка развернуло, и она вошла головой вперед точно между прутьями решетки. Её красивый и запоминающийся полет я увидел как раз в тот момент, когда моя голова очутилась на свободе, а просыпаемся мы, коты, на порядок быстрее людей.

От удара Татины о край клетки, тележку ощутимо качнуло, и из-за этого проснулся дремавший Кан. Он моментально оценил обстановку и внес свою лепту в веселую неразбериху. Так как добраться до рта Татины и заткнуть его уже не представлялось возможным, он дотянулся и ущипнул ту часть тела, которая была ближе к нему.

Татина, возмущенная таким надругательством над своей персоной, и убежденная, что все это затевалось ради щипка её филейной части, начала жестоко мстить.

Предусмотрительный Кан тут же слинял от изображавшей ветряную мельницу Татины в другой угол клетки. Я тоже не остался внизу, а птицей взмыл вверх и ухватился за перекрытие клетки, откуда, головой вниз, продолжал наблюдать за происходящим. Павел не успел ни смыться, ни взмыть и был награжден за свою нерасторопность мощным ударом ноги в челюсть.

Он, не менее красиво чем Татина, пролетел по воздуху и занял аналогичную ей позицию между прутьями решетки, только лицом вверх. Секунд пять я смотрел в его пустые глаза, потом в них мелькнул зачаток мысли. Еще через десять секунд мысль о свободе полностью сформировалась, и он попытался вынуть голову из западни, однако успех был столь же велик, как и у Татины. Уже две головы торчали по разные стороны телеги, оставалось присоединиться Кану, и полная композиция во славу идиотизма была готова.

– Тихо, Татина, стражников разбудишь. То-то они удивятся увиденному, да и поржут заодно на бесплатное представление, – прошипел тем временем Кан все еще машущей руками и ногами Татине. – Сейчас мы тебя освободим, не дергайся.

Татина тут же притихла. После этого Кан повернулся к Павлу.

– Воспользуйся амулетом, не для красоты же ты его носишь, – также тихо, как и в первый раз, прошипел благородный старец.

Павел тоже перестал сотрясать тележку и протянул руку к амулету. Пахнуло знакомым холодком, и Павел на глазах раздался в плечах, под затрещавшей джинсовой одеждой забугрились заметно выросшие мускулы. Он взялся руками за прутья решетки и легко, словно они были сделаны из воска, разогнул их в разные стороны. И, освободив таким же образом Татину, вновь придал прутьям первоначальное положение.