История одного вампира: Покаяние

Я только пожал плечами.

— Ах, да, — Ник сделал вид будто что-то неожиданно вспомнил.

Общение с Давидом научило меня видеть меж привычной схемы жестов. Ник ничего не забыл. Эта была тактика ведения разговора. Сейчас вампир играет со мной роль простака, который, что-то забывает, на что-то отвлекается, но на самом деле в это время изучает каждый твой жест, каждую твою реакцию. Давид во время разговора почти всегда смотрел мне в глаза, потому, что успевал фиксировать изменения зрачков. Это не слепые летучие мыши, это стервятники! Коршуны! Акулы! Проглотят живьём и не подавятся.

— Кофе? — достаточно любезно спросил Ник.

— Нет, — натянуто улыбнулся я. — Пиво в этом заведении мне нравится больше.

— Значит пива?

— Нет, спасибо, — тем же тоном произнёс я. — Его на сегодня пожалуй хватит.

— О чём хотел поговорить?

Вот, это уже больше походит на правду. Холодный тон, мёртвый взгляд, только вот в отличие от Давида, глаза Ника наполняла безжизненная пустыня.

— О погоде, — это правило я выучил ещё в детстве: «Если не знаешь ответа, шути!»

Мой идиотизм явно не развеселил Ника.

— Ладно, — поспешно ретировался я под его суровым осуждающим взглядом. — На самом деле ни о чём конкретном, просто интерес… праздное любопытство и всё в этом духе. Знаете ли молод я и горяч.

— Ты искал встречи чтобы рассказать мне о том каков ты?

— Нет. Я искал встречи, чтобы Вы рассказали мне каков Вы.

— Тогда спрашивай, — развёл руками вампир.

— Ну уж нет. — засмеялся я, — Это мы проходили. Вы же не ответите ни на один мой вопрос.

Он коротко кивнул.

— Тогда зачем всё это?

— Это поможет мне понять тебя, — честно ответил Ник.

— А что мне от этого?

Во всём надо искать выгоду, даже в тех делах где казалось бы, её нет и быть не может.

— Возможно, я помогу тебе.

— Чем?

— Кто ты такой? — неожиданно резко задал вопрос Ник.

— Вампир, — пожал плечами я.

— А кто такие вампиры? — тем же тоном спросил Ник.

Тогда мне показалось, что он надо мной издевается. Ведь именно это я и пытался у него выяснить.

— Не знаю, — почесав затылок, ответил я.

— Значит ли это то, что ты не знаешь себя?

— Да, — коротко кивнул я. — Только это вопрос скорее из разряда риторических и если бы меня спросили полгода назад кто я, ответ был бы таким же, только «вампир» заменялось словом «человек».

— Разумно, — согласился Ник. — Но ведь верующий всегда знает ответ на свой вопрос.

— Но он зависит от веры.

— Всё зависит от веры, — продолжал Ник. — Приоритеты, стремления, надежды, даже само наше существование.

— Хотите сказать, что если я перестану верить в себя, то перестану существовать? — удивился я.

— И это тоже, — кивнул Ник. — Но для начала поговорим о чём-то более приземлённом.

Я снова поймал себя на мысли, что постоянно оцениваю Ника, сравнивая его с Давидом. Отличия разительны. Если Давид ассоциировался со льдом, Ник был пламенем.

— Разве в вопросах веры ответы могут быть приземлёнными?

— Конечно, — ровно произнёс Ник. — Если размышлять сконцентрировано над чем-нибудь достаточно времени, то получив ответ, понимаешь, что он всё время лежал на поверхности. В облаках ответов нет.

Я смотрел на вампира с восхищением. Для меня он был богоподобен. Ник был настоящим учителем, мудрым, рассудительным, с другой стороны меня терзали сомнения относительно его поведения.

— Теперь о существовании, — продолжал вампир. — Мы существуем потому что в нас не верят, иначе мир бы захлестнула волна инквизиции XXI века и уж поверь людям от такого поворота стало бы только хуже.

— Хочешь сказать, что нас достаточно для того чтобы оказать достойное сопротивление?

— Конечно нет, — рассмеялся Ник. — Но мы размножаемся гораздо быстрее. Для того чтобы создать полноценную особь твоей матери понадобилось около шестнадцати лет, Давиду же хватило месяца.

— Ты считаешь, что таким образом вампирам удастся создать армию? — удивился я.

Этот вопрос рассмешил Ника:

— Это глупость, — сквозь смех произнёс он. — Нам незачем вредить людям. С этой задачей они справятся самостоятельно.

Я пристально смотрел на вампира. Говорил он довольно туманно и мне никак не удавалось поймать ход его мыслей. Заметив моё смятение Ник поторопился всё разжевать:

— На нас начнут охотиться. Начнётся тотальный геноцид под который попадут не только вампиры. Священники утопят мир в страхе перед «Порождениями Дьявола». В каждом худощавом бледном человеке, они будут видеть врага. У нас не будет прав. Нас будут забивать и жечь прямо на улице. Но вот в чём вопрос, какого будет соотношение невинно убиенных нами в сравнении с инквизицией мирового масштаба?

Ник говорил это в таком запале. Я видел в его глазах средневековые костры, на которых «очищали» от скверны. Он рисовал страшную картину верить в которую не хотелось.

— Но мы ведь живём в третьем тысячелетии, — попытался было возразить я. — Народ просвещается и…

— Религия по сути является рассадником обскурантизма. Миллионы верят в надвигающийся Конец Света и пришествие Миссии. Если конфессии объединятся против борьбы с нами, последствия сложно вообразить. Если в бородатом арабе видят террориста и сотни молодых людей носятся по улицам с криком прославляющим Гитлера.

— Они дебилы и…

— Представь, что таких дебилов станет в разы больше, а у их врагов исчезнет расовый и религиозный признак. Начнётся бойня, — Ник выдержал короткую паузу после продолжил. — Это будет продолжаться пока какое-нибудь государство не признает наши права.

— Считаешь такое возможно? — изумился я.

— Разумеется, — кивнул Ник. — Твои родные ведь наверное не подозревают кто ты теперь?

Вопрос был риторическим. Ник прекрасно знал, что ни кто в здравом уме не придёт к родителям и не скажет: «Мама, папа, я… не гей, ничего не украл и никого не убил (пока не убил) … мам, пап, я сделал нечто… не, не разбил машину… Ленка не беременна… нечто гораздо хуже…". Как это должно выглядеть? Глупо? Страшно?

— Как ты думаешь, что станет с нашими родными? — зло улыбаясь спросил Ник, посмотрел мне в глаза и одобрительно кивнул, — Вот. Начнутся репрессии. На их долю выпадут не сладкие испытания. Все, родители, дети, братья, сёстры, супруги, а после доберутся и до дядей с тётями. Для правителей мы дар свыше, идеальный повод надеть на свой народ тугой хомут, которому они будут рады, за который они будут благодарны.

Он глубоко и как мне показалось, печально вздохнув, подвёл итог короткой фразой: