История одной истерии
Шрифт:
Я глянула на часы и почувствовала полный упадок сил. Надежд пробудить гений Георгия и с легкостью «раскрутить» дело оставалось все меньше. Вот уже час, как мы переливали из пустого в порожнее. Даже те зацепки, которые маячили на горизонте следствия довольно отчетливо, до сих пор не были оговорены. Такие как, скажем, подъезд, в котором скрылся парень, принесший письмо Ксении, или само содержание письма… Все мои попытки спасти положение не помогали. Мужчины неизменно возвращались к теме отстаивания собственных интересов. С момента первого резкого «обмена любезностями» за нашим столиком не прозвучало ни одной новой мысли.
– И первое, в чем я хотел бы порыться, – Георгий сделал театральную паузу, – Это в мотивах вашего, г-н Заказчик, поведения.
«О нет!» – только и смогла подумать я, – «Опять!
– Скажите, у вас есть разрешение на хранение оружия? И ответьте, пожалуйста, за что вы собирались пристрелить Катерину? Не заставляйте меня озадачивать этими вопросами моих бывших коллег из органов. Уверен, они добьются от вас признания. Правда, их методы мне не слишком-то по душе…
«М-да… Про скуку я, похоже, погорячилась», – нелепо проскочило в мыслях.
– О чем вы говорите? – Шумилов задал вопрос, мучающий и меня.
– А вы не знаете? – усмехнулся бывший опер, – Что ж, не стану копаться в запрещенных для меня темах. Предоставлю это ценное право людям из милиции. Думаю, им достаточно будет услышать, что, в течение всего разговора с Катериной, вы ни на секунду не выпускали из руки пистолета. Того, что лежит в верхнем ящике вашего стола. Одного этого достаточно, чтобы заинтересоваться. Чем же так напугал вас человек, собирающийся расследовать дело об исчезновении подруг вашей дочери?
До этой тирады я считала, что склонность к преувеличениям и больное воображение – моя прерогатива. Увы, Георгий бил все рекорды, выдумывая что-то уж совсем несусветное. И как только ему такое в голову могло прийти?
– Не старайтесь зря, – после минутного раздумья произнес Шумилов, – Ничего не добьетесь. Разрешение на хранение оружия у меня есть. А в том, что я решил повертеть его в руках, нет ничего противозаконного. Я ведь никому не причинил вреда. Катя, подтвердите. Ведь я даже не угрожал вам?
8. Глава о том, как хорошо, что мы не в Швеции.
На этот раз я потерялась окончательно. Угрожал ли мне Шумилов? Хорошенький вопрос…
– Не знаю, – честно призналась я, подразумевая, что даже если издатель мне угрожал, я этого просто не заметила.
– В каком смысле «не знаю»? – издатель расценил мой ответ по-своему, – Не станете же вы утверждать… – Шумилов запнулся, – Как ловко вы все подстроили! – выдавил, наконец, из себя он, – Секретарь была выходная. А вы притащили с собой сестру. Выходит, у меня даже нет свидетеля… Честно говоря, не рассчитывал, что вы заметите пистолет. Теперь, заявив, что я угрожал вам, вы сможете заварить такую шумиху… Верный способ шантажа. Заботясь о своей репутации, я позволю вить из себя веревки. Примите мои восхищения.
– А вы – мои соболезнования, – твердо произнес Жорик, залпом допил остатки кофе и встал. На миг мне показалось, что Георгий забыл, где находится, или – кем является, и действительно собирается обиженно пройтись по воде к выходу из ресторана. Уже стоя, Георгий решил добавить разъяснений, – Соболезнования по поводу вашей дочери. Из-за скрытности отца, Ксения лишается в моем лице надежного защитника.
«В нашем лице!» – мысленно поправила я Георгия, но, к счастью, у меня хватило совести и ума промолчать.
Шумилов тяжело вздохнул.
– Постойте, не уходите, – торопливо проговорил он, так, будто и впрямь поверил, что Георгий может уйти.
– Да? – Жорик послушно сел, понимая, что снова победил.
– Последний способ давления на меня, действительно оказался действенным. На все эти ваши угрозы о милиции мне, честно говоря, плевать. Хорошо, я все объясню вам. Если вы считаете, что это может помочь Ксюше…
– Считаю.
– Я не собирался стрелять в Катю. Я собирался запугать её.
– Я не боюсь оружия, – попыталась разрядить обстановку я, – Лучше б прятали в ящике стола змею или крысу… Тогда я бы испугалась.
Не глядя на меня, Жорик коротко дернул рукой, выставив ладонь в мою сторону. Предыдущий опыт показывал, что этот жест означал вежливую просьбу помолчать и не мешать течению разговора. Я неохотно повиновалась. Почему, если разговаривать по существу, так обязательно в обстановке крайнего напряжения?
– Запугать и…?
– И всё.
Я надеялся, что в таком состоянии она расскажет мне правду. О музее одного литератора, о глухонемом, о моей дочери…– Какую правду?
– Если бы я знал какую, то, наверное, не нуждался бы в объяснениях. Да. Я понимаю. Все это выглядит очень странно. Хорошо, я постараюсь говорить понятно, – и тут Шумилов одарил меня таким подозрительным взглядом, что я невольно поежилась, – Только объясните мне прежде, почему вы скрыли от меня, что заметили пистолет?
Предупреждая мой ответ, Георгий снова махнул рукой. Я, кривляясь, пожала плечами и многозначительно кивнула Шумилову на Жорика. Дескать, обязательно объяснила бы всё, но, видите, не разрешают. На самом деле, я не могла ничего объяснить, не то, что заказчику, но и самой себе. Откуда Георгий узнал о пистолете?
Шумилов, между тем, понял, что ответа от меня не дождется, и обреченно начал излагать.
– Понимаете, с тех пор, как исчезла Лариса, – Шумилов задумчиво прищурился. Казалось, он впервые оформлял свои смутные подозрения в стройную линию, – Ксения стала вести себя очень странно. За тот год, что дочь живет со мной, я уже достаточно хорошо изучил её. Поверьте, от природы Ксюша – очень добрая, открытая девочка.
– Простите, а где Ксения жила раньше? – вмешалась я, прежде чем Георгий успел выставить свою дурацкую ладонь.
– Не знаю, – ответил издатель, – Судя по её сбивчивым рассказам, то у друзей, то у тетки. Я не слишком третирую дочь расспросами о прошлой жизни.
Я, не вполне понимая, какая такая «прошлая жизнь» может быть у двадцатидвухлетней девушки, вопросительно уставилась на издателя.
– От вас подобного гуманизма, я, конечно же, требовать не могу, – не преминул съязвить Шумилов, – Хотя ваши расспросы третируют куда больше. Ладно. Объясняю. Мы расстались с Ксюшиной мамой, когда дочери было пять лет. Расстались громко, некрасиво и навсегда. Первое время я еще пытался добиться права на общение с дочерью, но новый муж Ксюшиной матери был настроен категорически против. Незабываемые минуты унижений. Заплаканные глазенки дочери, направленный на меня ствол охотничьего ружья нового хозяина дома, хриплая ругань бывшей тещи, которая всегда считала меня недостойным членом семьи, и спокойный, отчужденный голос женщины, которая когда-то была единственным в мире близким мне человеком: «У меня семья, Эдик. Не порть нам жизнь. Ксенька в тебе не нуждается. Ты всегда был плохим, невнимательным отцом. Уходи». Я ушел. Уехал навсегда из того маленького городка, который вырастил меня и который, по сей день, я считаю своей родиной. Через шестнадцать лет Ксения приехала в наш Город и, спустя полгода, сумела отыскать меня. К этому времени она поступила в институт, увлеклась театральной студией Зинаиды, жила в общежитии, подрабатывала, торгуя косметикой. Конечно, я забрал дочь из общаги. Мы очень сблизились и подружились. Оказалось, что с матерью Ксения жила лишь до пятнадцати лет. Потом девочка уехала в районный центр поступать в училище. Где-то в семнадцать – бросила учебу и поехала в столицу. Казавшаяся такой реальной карьера актрисы и не думала складываться. На неё просто не хватало времени. Все силы уходили на борьбу за выживание. Денег, присылаемых матерью, едва хватало на оплату комнаты в коммуналке, а жить у гостеприимных друзей было неудобно. Требовать больше денег Ксюша не могла, зная, что материальное положение родителей очень неустойчивое. Воспитанная в убеждении, что наличие родного отца никак не может отражаться на её жизни, Ксенька даже не вспоминала про меня тогда, – Шумилов разговаривал, словно сам с собой. Воспоминания постепенно притупили его недовольство моим вмешательством, – Не одолев столицу, девочка переехала в наш город. Дальние родственники по материнской линии предоставили ей временное жилье, и помогли определиться с институтом. После неудачных столичных попыток попасть на факультет актерского мастерства, Ксюша решила поступать туда, куда проще. Я думаю, зря. Ну, да уже неважно. Своим политехническим Ксюша вполне довольна. Про то, что я живу здесь, она узнала совершенно случайно. Наш журнал участвовал в выставке, которую показывали по телевизору. Через шестнадцать лет разлуки, мы с Ксюшей узнали друг друга с первого взгляда (после предоставления ею соответствующих документов, разумеется).