История Османской империи. Видение Османа
Шрифт:
Преследуемые правительственными силами, войска Календероглы бежали на северо-восток. Возле Шебинкарахисара, расположенного северо-восточнее Сиваса, появилась возможность полностью уничтожить мятежников, но им удалось уйти и в следующий раз они столкнулись со своими преследователями восточнее Байбурта, где и состоялось очередное сражение. Поздней осенью 1608 года остатки армии Календероглы численностью приблизительно 10 000 «мушкетеров и полностью вооруженной кавалерии», а также их слуги и конюхи проникли на территорию Ирана, где оказались в безопасности. Все опасения, которые первоначально вызвали у принимающей стороны эти сорвиголовы, оказались безосновательными. Искандер Монши, который был одним из главных секретарей двора Сафавидов, стал свидетелем того, как их принимал посланник шаха, и был очевидцем того, как пятьсот человек из этой группы прибыли в столицу Сафавидов Исфахан. По его словам, повсюду, где они появлялись, в их честь устраивали пиры и торжества. Все это делалось с целью унизить османского султана.
Иран и Османское государство
Так, Куйюку Мурад-паша добился победы, которая долгие годы ускользала от империи и, вернувшись в Стамбул, был встречен как герой. Многим беженцам, покинувшим сельскую местность и перебравшимся в столицу, а также тем, кто бежал еще дальше, во Фракию, были предоставлены три месяца на то, чтобы вернуться домой. Чтобы успокоить своих подданных-христиан, султан распорядился отремонтировать разрушенные мятежниками церкви и монастыри, а налогообложение было приостановлено на три года. Григор из Кемаха, который был одним из тех, кого затронуло это распоряжение, описывает опасное возвращение перемещенных в свои дома, в северной части центральной Малой Азии, где их ожидало весьма неопределенное будущее:
…мы вышли на дорогу, как стадо овец без пастуха… Нас было более 7000 человек (армян и турок), и по пути мы не смогли найти достаточно еды и корма для скота… Мы добрались до Тосьи без происшествий, но там нам пришлось ночевать под открытым небом по причине опасений, вызванных деятельностью джелали. [Один из главарей джелали] со множеством солдат стоял лагерем на равнине Хаки-Хамза, и все ворота города и цитадели были закрыты. Позднее все мы разом двинулись в путь: женщины, дети и немощные люди пошли по верхней дороге, а остальные, вооруженные луками и стрелами, двинулись по главной дороге. Мятежники джелали испугались, когда увидели, как нас много, и попрятались в своих шатрах. Некоторые стояли у входов в шатры и приветствовали нас. Так мы продолжили свой путь и без происшествий добрались до Мерзифона, а потом и до Никсара.
Возобновленная в 1603 году война с Ираном оказала опустошительное воздействие на государство, ресурсы которого истощились до минимума. Более всего туркам не хватало живой силы, необходимой для обороны своих недавно завоеванных на востоке территорий. Шах Аббас сумел использовать в своих целях перенапряжение, которое испытывало Османское государство, и начиная с 1590 года он приступил к преобразованиям в своей армии, сформировав элитный корпус, состоявший из людей, подчинявшихся только ему самому. По сути, это была каста военных рабов, аналогичная той, которая была в Османской империи. Шах поставил себе целью уменьшить свою зависимость от такого изменчивого фактора, как преданность призванных из различных племен новобранцев, которые за столетие до этого способствовали усилению династии Сафавидов, но также были главными виновниками тех беспорядков, которыми сопровождалось вступление на престол самого шаха Аббаса. Подобно тому как в мирные годы своего правления это делал его предшественник шах Исмаил, Аббас предпринимал энергичные, но безуспешные попытки получить дипломатическую и финансовую поддержку Запада. Ряд пограничных инцидентов спровоцировал возобновление военных действий, и в сентябре 1603 года шах Аббас, который встал во главе своей армии, за двенадцать дней совершил переход из Исфахана в Тебриз. Он обнаружил, что из города ушел его османский гарнизон. Вернув Тебриз, иранские армии отвоевали Нахичевань и после шестимесячной осады взяли Ереван.
Несмотря на тяжелое положение, сложившееся в то время на западных границах империи, османское правительство понимало, что невозможно оказывать сопротивление шаху Аббасу только с помощью вооруженных сил своих восточных провинций, и в 1604 году визирь Кигалазаде Синан-паша был назначен командующим армией, которая была отправлена на восток. Он обнаружил, что пограничная зона обезлюдела и лишена каких-либо запасов продовольствия, что было результатом той самой тактики выженной земли, которая в прошлом затрудняла продвижение османских войск. Следуя примеру своих предков, шах Аббас на один шаг опережал своих преследователей. Кигалазаде Синан и его войска, на зиму остановившиеся в Диярбакыре и Ване, подверглись нападению Сафавидов и были вынуждены отсупить в Эрзурум. В мае 1605 года две армии сошлись возле Тебриза. В несвойственной ей манере, османская армия покинула поле битвы, оставив большую часть своего снаряжения и запасов продовольствия.
Когда в последующие годы империя сосредоточила внимание на решении внутренних проблем в Малой Азии, Сафавиды изгоняли османские гарнизоны из опорных пунктов, которые еще оставались у нее на Кавказе и в Азербайджане. Военные действия фактически закончились, а турки так и не
сумели организовать хоть какую-то оборону. В 1610 году великий визирь Куйюку Мурад-паша выступил в поход против шаха Аббаса, но не смог вовлечь его в сражение, а в августе 1611 года скончался в Диярбакыре. В следующем году было заключено перемирие, по условиям которого граница между двумя государствами должна была снова проходить там, где она проходила после того, как в 1555 году был заключен мир в Амасье. Турки теряли все территории, приобретенные в ходе войн 1578–1590 годов.Однако прежде, чем договор был ратифицирован, два грузинских князя попросили у султана защиты, что спровоцировало шаха Аббаса нанести удар, который турки истолковали как нарушение перемирия. Более того, шах взял под стражу османского посланника при своем дворе. В 1614 году был казнен Насух-паша, который являлся сторонником мира с Ираном, и вместо него на должность великого визиря назначили более агрессивного Ёкюз («Бык») Мехмед-пашу, который был обручен с дочерью султана Ахмеда. Его назначение ознаменовало наступление перемен в политике. В августе 1616 года он во главе большой армии подошел к стенам крепости Ереван. Впрочем, предпринятая им осада закончилась неудачей, и его сместили с должности. После постоянных стычек с противником, османские силы 10 сентября 1618 года попали в засаду возле Тебриза и, по словам одного из осведомителей секретаря шаха Аббаса Искандера Монши, потеряли пятнадцать тысяч бойцов. Война закончилась (по крайней мере, на время) и мир, заключения которого долгие годы добивался Насух-паша, наконец стал реальностью.
Для Османской империи эти годы (как и последующие) несомненно были «временем потрясений». Работы литераторов той эпохи отражают их беспокойство, вызванное теми проявлениями кризиса, которые они наблюдали и которые, похоже, не поддавались решению. В своих работах они предсказывали неминуемое крушение всего, что было создано за минувшие три столетия. Мустафа Али из Гелиболу был одним из тех, кто представил свой анализ перемен, которые произошли в политике Османской империи на рубеже исламского тысячелетия. Назвав четыре главных исламских государства, которые тогда существовали (региональные империи Осман, Сафавидов, Моголов и Узбеков, каждая из которых начинала формироваться во время монгольских нашествий XIII века, а их общими предками были тюркские степные кочевники), он отметил, что в отличие от моголов, претендовавших на то, что они ведут происхождение от Тимуридов и узбеков, считавших себя потомками Чингиз-хана, османы не могли претендовать на то, что в основе их правомочности лежит высокое происхождение или религиозная идеология, которая восходит к Пророку, как это утверждали Сафавиды. На самом деле, продолжал он, в основе их первых претензий на легитимность своего государства лежали совершенно неуместные убеждения, что их предками были члены жившего в Центральной Азии рода Огуз, или что они являются преемниками Сельджуков, или что они единственные истинные воины ислама. По его мнению, бесспорную правомочность османскому государству прежде всего придавали более чем явные признаки династического порядка, приверженного идее всеобщей справедливости, которая осуществляется посредством сильной центральной власти. Однако эта идея была опорочена в годы правления Селима II или даже еще раньше, когда Сулейман позволил своим фаворитам вмешиваться в государственные дела.
Помимо пессимистических оценок, исламское тысячелетие породило острую тоску по идеальному государству, которое, согласно представлениям османских интеллектуалов, существовало в прошлом: попытка султана Сулеймана создать иллюзию справедливого государства провалилась по причине успехов этого государства. Завоевывать новые территории стало сложнее, и султан отстранился от активного участия в государственных делах: порочная практика борьбы за свою долю наград и почестей, получаемых теми, кто был у власти, должно быть, стала глубоким потрясением для людей, получивших воспитание при старом порядке. Впрочем, Османская империя не являлась исключением: правление фаворитов стало объектом критики как в Испании, после смерти Филипа II в 1598 году, так и во Франции, после кончины Генриха IV в 1610 году. Упрекая Филипа III, ставшего преемником своего отца, Филипа II, один автор того времени указывал в своем трактате, что настоящему королю «не следует довольствоваться лишь тем, что он получил верховную власть… а потом просто спать и развлекаться. Ему следует быть первым в правительстве, в совете и во всех государственных ведомствах».
Становилось все труднее поддерживать образ султана-воителя, который держит в руках бразды правления постоянно расширяющей свои границы империи. Мехмед III стал последним султаном, который, будучи принцем, выполнял обязанности губернатора провинции, что было его подготовкой к управлению империей. Театры военных действий, в которых теперь принимали участие османские войска, находились так далеко от Стамбула, что лично возглавивший свою армию султан мог месяцами, если не годами, отсутствовать в столице. Когда вместо стремительных сражений на открытой местности типичным методом ведения войны стали длительные осады, победы оказались еще менее предсказуемыми, чем прежде, а в случае поражения от удара по престижу династии стало проще уклониться, поскольку всю вину можно было возложить на вполне заменимого государственного чиновника, а не на султана. В то же самое время некоторые великие визири стремились уклониться от назначения на вызывающий зависть пост командующего, находясь на котором приходилось держать ответ за поражение.