История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага
Шрифт:
Колокол на соборе св. Павла отзвонил время - на полчаса позже того, к которому мистер Бангэй звал гостей, а двух приглашенных еще не хватало; но вот наконец появились и они, и Пен с радостью убедился, что это - капитан и миссис Шендон.
После того как они поздоровались с хозяевами и обменялись поклонами или кивками с большинством из гостей, Пен и Уорингтон подошли к миссис Шендон и горячо пожали ей руку, а она, верно, взволновалась, вспомнив, где они виделись всего за несколько дней до того. Шендон был принаряжен и выглядел очень прилично в красном бархатном жилете и плоеном шейном платке, который его жена заколола своей лучшей брошью. Несмотря на любезность миссис Бангэй, а может быть, именно из-за этой любезности; миссис Шендон робела ее и побаивалась; и в самом деле, сейчас, в своих
– Какая приятная женщина, - шепнул Попджой Уорингтону.
– Будьте другом, Уорингтон, познакомьте меня с капитаном Шендоном. Говорят, это на редкость умная голова, а я обожаю умных людей, ей-богу!
То была правда: собственного ума бог отпустил мистеру Попджою в обрез, но зато наделил его способностью великодушно восхищаться чужим умом, даже если он не мог его оценить.
– И еще представьте меня мисс Баньен. Она, говорят, тоже очень умная. С виду она чудновата, но это ничего. Я, черт возьми, считаю себя литератором, и я непременно должен быть знаком со всеми умными людьми.
Так, к обоюдному удовольствию, состоялось знакомство между мистером Попджоем и мистером Шендоном, и тут распахнулись двери столовой, и гости потянулись туда и расселись вокруг стола.
По одну руку от Пена оказалась мисс Баньен, по другую - мистер Уэг; вернее, Уэг не рискнул опуститься на свободный стул рядом с поэтессой, и занять его пришлось Пену.
За обедом одаренная натура почти не разговаривала, но Пен заметил, что ест она с отменным аппетитом и ни разу не отказалась от вина, когда лакей доливал бокалы. А мисс Баньен, присмотревшись к мистеру Пенденнису, который держался довольно-таки надменно, был одет по последней моде и нацепил свои лучшие цепочки, запонки и манишки, не без основания решила, что он - не более как светская болонка и, чем обращать на него внимание, лучше заняться обедом. Много позже она с присущей ей прямотой сама ему об этом рассказала:
– Я приняла вас за денди и фата. Вид у вас был чинный, как у гробовщика, а так как по другую руку от меня сидел человек, который мне глубоко противен, я и решила придержать язык и приналечь на обед.
– И то и другое вы делали превосходно, дорогая мисс Баньен, - сказал Пен, смеясь.
– Да, это я умею. Но в следующий раз я намерена как следует с вами поговорить: вы, оказывается, и не такой чинный, и не такой глупый, и не такой нахальный, как кажется с первого взгляда.
– Ах, мисс Баньен, с каким нетерпением я буду ждать "следующего раза"!
– отвечал Пен шутливо галантным тоном.
Однако возвратимся к обеду на Патерностер-роу.
Пиршество было устроено хоть куда. "В витиевато готическом стиле, так я это называю", - громким шепотом сообщил шутник Уэг своему соседу Пену. Мужчины в нитяных перчатках и в башмаках со скрипом были многочисленны и невозмутимы, и только наспех перекидывались словами за спиной у гостей, обходя их с блюдами. Дулан крикнул одному из них: "Эй, официант!" - и покраснел как рак от своей оплошности. Мальчик, состоявший в услужении у миссис Бангэй, совсем затерялся среди этих рослых, облаченных в черное слуг.
– Видите вон того, пузатого, - продолжал Уэг.
– Он держит бюро похоронных процессий на Амен-Корнер, прислуживает на погребениях и на обедах. Так сказать, и по части холодного и по части горячего. Здесь он изображает дворецкого, а я заметил, как вы сами убедитесь, дорогой мистер Пенденнис, что если на лондонском обеде дворецкий поддельный, значит, там и вино никудышнее: этот херес - первостепенная дрянь... Бангэй, мой друг, где вы достали этот восхитительный херес?
– Рад, что он вам по вкусу, мистер Уэг, - отозвался издатель. Разрешите с вами чокнуться. А вино из запасов олдермена Беннинга, и досталось мне недешево, могу вас уверить. Мистер Пенденнис, присоединяйтесь! Ваше здоровье, джентльмены.
– И не стыдно старику врать, вино-то из трактира, - сказал Уэг.
– Такой херес нужно пить вдвоем, для одного он слишком крепок. Эх, мне бы сюда винца от старого Стайна:
– Как вкусно!
– говорил между тем хозяйке добродушный Шшдзной.
– Вы, верно, держите у себя в кухне cordon bleu? {Первоклассного повара (буквально: cordon bleu - синий шнурок - (франц.).}
– О да, - отвечала миссис Бангэй, решив, что он имеет в виду цепочку от вертела.
– Я имею в виду французского повара, - пояснил вежливый гость.
– О да, ваша милость, - снова отвечала дама.
– Обед заказан у Григса, в переулке Святого Павла, - шепнул Уэг Пену. И обед Бэкона тоже. Бангэй посулил дать по полкроны с головы дороже - и Бэкон тоже. Они бы рады один другому отравить мороженое, если бы могли до него добраться; а уж эти "готовые блюда" - и без того отрава... Дорогая миссис Бангэй, этот... гм... этот бримборьон а-ля Севинье просто восхитителен, - сказал он громко, накладывая себе какого-то блюда, которое поднес ему гробовщик.
– Очень рада, что вам нравится, - отозвалась миссис Бангэй, краснея: она не знала, так ли называется блюдо, но смутно чувствовала, что над ней издеваются. И она ненавидела Уэга с чисто женским пылом и уж заставила бы мистера Бангэя отстранить его от руководства журналом, если бы только имя его не было так известно и не ценилось так высоко в издательском мире.
Соседкой Уорингтона за столом была миссис Шендон: в простом черном платье с поблекшим кружевом она сидела между ним и здоровяком-издателем. Ее печальная улыбка тронула не слишком-то чувствительное сердце Уорингтона. Никто ею не интересовался: она сидела и смотрела на мужа, а тот и сам, казалось, робел кое-кого из гостей. И Уэгу и Уэнхему его обстоятельства были известны. С первым из них он работал и неизмеримо превосходил его умом, талантом и знаниями; но звезда Уэга ярко сияла в свете, а бедного Шендона никто не знал. Сейчас, когда грубый, удачливый Уэг шумел и смеялся, Шендон молчал и только пил вино - столько, сколько давали. Он был под надзором: Бангэй предупредил гробовщика, чтобы тот подливал капитану понемногу и не слишком часто. Печальная предосторожность, тем печальнее потому, что она была необходима. И миссис Шендон с тревогой поглядывала на мужа через стол, опасаясь, как бы он не выпил лишнего.
Уэг, смущенный неудачей своих первых шуток, - как всякий наглец, он легко терял почву под ногами, - до конца обеда разговаривал почти исключительно с Пеном и, конечно, все больше язвил на счет присутствующих.
– У Бангэя сегодня смотр всем частям, - говорил он.
– Мы все здесь бангэйцы... Вы роман Попджоя читали?.. Ведь это была повесть для журнала, ее написал бедняга Баззард, еще давно, потом о ней забыли, а потом мистер Троттер (Троттер - это вон тот, в высоких воротничках) извлек ее на свет божий и решил, что ее можно приспособить к недавнему светскому скандалу; Боб дописал несколько глав, а Попджой разрешил поставить свое имя, может быть, даже сам сочинил десяток страниц, и так родился роман "С горя, или Герцогиня-беглянка". Обожаю беседовать с Попджоем о его книге - потеха, да и только, ведь он ее даже не читал... Эй, Попджой, до чего же хороша у вас та сцена в третьем томе, где переодетый кардинал, когда епископ Лондонский обратил его в протестантство, делает предложение дочери герцогини...
– Очень рад, что вам нравится, - отвечал Попджой.
– Я и сам люблю это место.
– А его во всей книге не найти, - шепнул Уэг Пену.
– Я это только что выдумал. А, ей-ей, недурной сюжет для романа о Высокой церкви...
– Помню, однажды мы с беднягой Байроном, Хобхаусом и Трелони обедали у кардинала Меццокальдо в Риме, - начал капитан Самф, - и к обеду подавали орвьетское вино, которое Байрон очень любил. И кардинал все жалел, что он не женат. А через два дня мы приехали в Чивита-Веккия, где стояла яхта Байрона... а через три недели кардинал умер, честное слово, и Байрон очень грустил, потому что кардинал ему нравился.