История Похитителя Тел

– Я знаю, вы хорошая, – сказал я. – За это я вас и люблю. Но я бы отдал вам Темную Кровь, лишь бы вы разделили со мной вечность, потому что вы очень сильная и кажетесь мне загадочной.

Меня окутал плотный слой тишины, в ушах раздавалось тупое гудение, на глаза опустилась пелена. Я не двигался и смотрел, как она поднимает шприц, как проверяет его, выпустив в воздух немножко серебристой жидкости, а потом пронзает иглой мою плоть. Слабое жжение, но очень далекое, совсем незначительное.

Когда она дала мне стакан апельсинового сока, я выпил его с жадностью. Его стоило попробовать – густой, как кровь, но очень сладкий; у меня было чувство, будто я поглощаю свет.

– Я совершенно позабыл о таких вещах, – сказал я. – Какой вкусный, правда, лучше, чем вино. Нужно было раньше попробовать. Подумать только – я мог вернуться назад, так его и не узнав.

Я упал на подушку и посмотрел вверх, на голые балки низкого покатого потолка. Приятная чистая комнатка, очень белая. Очень простая. Монашеская келья. За окошком падал мягкий снег. Всего я насчитал двенадцать окон.

Я то засыпал, то просыпался. Смутно припоминаю, что она пыталась заставить меня выпить суп, но у меня не вышло. Меня трясло, я в ужасе думал, что мне могут присниться старые сны. Я не хотел, чтобы приходила Клодия. Свет жег мне глаза. Я рассказал ей, что меня преследует призрак Клодии, рассказал о детской больнице.

– Полная детей, – вспомнила она. Она ведь уже упоминала об этом. На ее лице появилось озадаченное выражение. Она тихо заговорила о своей работе в миссиях… с детьми. В джунглях Венесуэлы и Перу. – Не надо больше разговаривать, – сказала она.

Я понимал, что пугаю ее. Я снова погружался в темноту и выплывал на свет, сознавая, что на лбу у меня лежит холодное полотенце, и опять смеялся над чувством невесомости. Я сказал ей, что в своем обычном теле я умею летать по воздуху. Я описал, как поднялся навстречу солнцу в пустыне Гоби.

Иногда я вздрагивал, открывая глаза и обнаруживая, где нахожусь. В ее белой комнатке.

В бликах света я разглядел на стене распятие с окровавленным Христом, а на маленьком книжном шкафу – статуэтку девы Марии, давно знакомый образ со склоненной головой и простертыми руками. А там кто, святая Рита с красной раной на лбу? Ах, эти старые поверья! И подумать только, они живут в сердце этой женщины.

Я прищурился, пытаясь разобрать самые крупные названия книг на полках: Фома Аквинский, Маритайн, Тейар де Шарден. Напряжение, потребовавшееся от меня, чтобы связать эти слова с именами католических философов, оставило меня без сил. Но мой мозг лихорадило, он никак не мог успокоиться, и я прочел остальные названия. Книги по тропическим заболеваниям, по детской психологии. Я разглядел на стене, рядом с распятием, фотографию в рамке – монахини в покрывалах и форме – наверное, какая-то церемония. Я не мог рассмотреть, присутствует ли среди них она, – только не этими смертными глазами, тем более что они болели. На монахинях были синие платья и синие с белым покрывала.

Она держала меня за руку. Я повторил, что мне нужно поехать в Новый Орлеан. Мне нужно выжить, чтобы добраться до моего друга Луи, который поможет вернуть мое тело. Я описал ей Луи – рассказал, как он живет, отрезанный от современного мира, в крошечном темном домике в глубине заросшего сада. Я объяснил, что он слаб, но сможет дать мне вампирскую кровь, тогда я снова стану вампиром, выслежу Похитителя Тел и верну себе прежнюю оболочку. Я сказал ей, что Луи очень человечен, что особенной вампирской силы он мне не передаст, но я не смогу найти Похитителя, пока не получу сверхъестественное тело.

– Значит, это тело умрет, – заключил я, – когда он даст мне кровь. Вы спасаете его ради смерти. – Я плакал. Я понял, что говорю по-французски, но она вроде бы понимала, потому что по-французски же она сказала, что мне надо отдохнуть, что у меня бред.

– Я с вами, – очень медленно и осторожно произнесла она по-французски. – Я вас защищу. – На моей руке лежала ее теплая мягкая рука. С необычайной заботой она отвела мои волосы со лба.

Дом погрузился во тьму.

В камине горел огонь, а Гретхен лежала рядом со мной. Она надела длинную фланелевую рубашку, белую и очень плотную; она распустила волосы и обнимала меня, когда я дрожал. Мне нравилось ощущать на руке ее волосы. Я прижимался к ней и боялся, что сделаю ей больно. Она снова и снова вытирала мое лицо прохладной тканью. Ночь сгущалась, а с ней и мой панический ужас.

– Я не дам тебе умереть, – прошептала она мне на ухо. Но я услышал страх, который она замаскировать не смогла. Я погрузился в неглубокий сон, и сквозь него видел очертания комнаты, ее цвета и свет. Я снова воззвал к остальным, умоляя Мариуса прийти мне на помощь. Мне чудились ужасные вещи – что они наблюдают за мной, словно белые статуэтки Святой Девы и святой Риты, и отказываются помочь.

Уже перед рассветом я услышал голоса. Пришел врач – усталый молодой человек с желтоватой кожей и красными кругами вокруг глаз. Мне в руку снова вонзилась игла. Я жадно пил ледяную воду, которую мне дали. Я не разбирал ни слова из тихого бормотания доктора, да оно для меня и не предназначалось. Но переходы интонации голоса были спокойными и уверенными. Я уловил слова «эпидемия», «метель» и «невозможные условия».

Когда закрылась дверь, я взмолился, чтобы она вернулась.

– Рядом с твоим бьющимся сердцем, – прошептал я ей в ухо, когда она вновь легла возле меня. Как приятно – ее нежные тяжелые руки, большая бесформенная грудь, гладкая нога. Может быть, я слишком болен, чтобы бояться.

– Спи, – сказала она. – Постарайся ни о чем не волноваться. – Наконец-то я провалился в глубокий сон, глубокий, как снег за окном, как темнота.

«Как думаешь, не пора ли тебе исповедаться? – спросила Клодия. – Знаешь, ты действительно, как говорится, висишь на волоске».

Она сидела у меня на коленях и смотрела снизу вверх, положив руки мне на плечи, а ее лицо находилось ближе чем в дюйме от моего.

У меня сжалось и взорвалось болью сердце, но нож был ни при чем – только вцепившиеся в меня ручки и аромат раздавленных роз, исходивший от ее мерцающих волос.

«Нет. Я не могу исповедаться, – ответил я дрожащим голосом. – О Господи, что тебе от меня нужно?»

«Ты не жалеешь! И никогда не жалел! Ну скажи. Скажи правду. Ты заслужил, чтобы я вонзила нож в твое сердце, сам знаешь – и всегда знал!»

«Нет!»

Я посмотрел на нее, на тонкую пряжу волос, и что-то во мне сломалось. Я поднял ее, встал, усадил ее в кресло напротив и упал на колени у ее ног.

«Клодия, послушай. Не я это начал. Не я сотворил мир! Это зло существовало всегда. Оно притаилось в тени, поймало меня, взяло меня к себе, а я делал то, что считал нужным. Не смейся надо мной, прошу тебя, не отворачивайся. Не я создал зло! Не я сам себя создал!»

Она задумчиво и пристально следила за мной, и ее пухлый ротик растянулся в красивой улыбке.